(no subject)
Рассказец писан прошлым летом, но я решил подтянуть в этот журнал, что делалось ранее. Ввиду того, что на подходе следующие штуки :)
Круги
В прихожей стоял густой мужской дух. Пахло кожей планшетки и перевязи, потом, гуталином форменных сапог и, почему-то, сиренью. Наверно, Андрюха опять того… В смысле, барышню провожал. Свет я включать не стал - тренировал умение двигаться в темноте. Постоял немного, держась левой рукой за холодящий рифленый бок стиральной машины, пытаясь по запахам определить - кто ещё в квартире. Получалось, что никого. Даже неистребимый колорит бабушкиных лекарств отступил куда-то вглубь коридора, оттесненный братниной молодецкой сбруей. Этот бабушкин запах я представлял себе в виде синеватых узорчатых разводов в темноте, похожих на крылья огромной прозрачной бабочки, залетевшей почему-то в квартиру и вставшей, как человек, на задние лапы. Стр-р-рах. И жутко похоже на Бабая, которым бабушка любила меня пугать, чтобы не бродил в темноте. Я думал, Бабай - это что-то вроде бабушкиного подручного привидения, специализировавшегося на воспитании непослушных внуков. Недаром, они и зовутся так похоже: «Бабааай», «Бааабушка».
Ну да с Андрюхой не страшно, и пугать Бабаем он точно не будет.
(Я сильно подозревал, что он и сам ещё не избавился от этого постыдного страха). Наверное, бабушка с дедом опять остались в гостях у тетки на той стороне железной дороги. Об этом я жалеть не собирался, несмотря на то, что ужин теперь предстояло разогревать самому. Только бы они не стали названивать и объяснять, где что лежит, как маленькому. Презрительно фыркнув, я с треском повернул пластмассовую ручку обратного отсчета времени на корпусе стиральной машины, и машина гулко затикала, как часовая бомба. (Обычно я проверял, сколько всего успеют сделать домашние до взрыва, но сегодня проверять было неинтересно - Андрюха наверняка дрыхнет, как тюфяк). Затем нащупал на косяке и накинул цепочку, стараясь не брякнуть звеньями. Приоткрыл напоследок дверь - проверял, надежно ли сидит цепь в пазу, да и не шел ли кто следом. Потянул носом. Из подъезда несло сыростью, приятным холодком и собачьим духом, к которому примешивался крепкий запах дядь-Мишиного табака. Дядь-Миша был нашим соседом по лестничной клетке. Он всегда ходил в тренировочных штанах, отвисающих на коленках и огромной майке с вырезом до самого живота. Он был тощий, длинный и нескладный, и очень походил на Кису Воробьянинова из «Двенадцати Стульев», только пенсне не хватало. Впрочем, у него были большущие очки в роговой оправе. Вместо дужек - белая резинка - очки вечно болтались где-то под мышкой. Непонятно даже, нужны ли они дядь-Мише для зрения, или он их носит, чтобы до конца быть похожим на полюбившегося киногероя.
В общем, кроме дядь-Мишиного запаха на площадке никого не было. Я бесшумно затворил дверь и, касаясь руками клеенчатых стен коридора, медленно пошел по направлению к комнате. По дороге я думал о двух вещах. Во-первых, о том, что если у собак действительно плохое зрение, как говорит дед, то как они определяют в темноте подъезда - есть дядь-Миша, или нету? Ведь запах-то на месте. А человека может и не быть. Ну, допустим, у дядь-Миши в углу рта всегда светит огонек папиросы. Но есть же и другие соседи со своим запахом. Я, например. Бабушка. Все же пахнут на свой манер.
Во-вторых, я пытался понять, научился я видеть руками, или еще нет. С одной стороны получалось, что вроде бы научился. Вот иду я в полной темноте по коридору, касаюсь ладошками стен - и как бы вижу рисунок обоев, где на них пятнышко налипло, где ручкой нацарапано… Как будто в каждой руке у меня по фонарику. С другой стороны, вижу я это не так, как глазами видят. А, скорее, как вспоминают. Может, я просто хорошо запомнил, как стены выглядят? Тем более, что ручкой я на них сам карябал, когда маленький был. Да и когда не очень маленький.
Тут поток размышлений был прерван - я повернул за угол и увидел, что из-под двери нашей с Андрюхой комнаты выбивается крохотный лучик света. Та-а-ак! - с удовольствием подумал я. Наверняка Андрюха опять прямо в одежде на кровать завалился и храпит, а свет забыл выключить! Вот бы бабушка ругалась, вернись она сейчас! (Почему лучик крохотный, я уже понял, - это наш котяро Тимофей-толстофей привалился спиной к прохладной щели под дверью). Я даже представил себе, как с громким бабушкиным кряхтеньем вхожу в комнату, и Андрюха растерянно моргает, делая вид, что забыл, как здесь оказался. Даром, что взрослый уже и самостоятельный, в погонах ходит, а бабушки все ёще побаивается. Со сна особенно. Почему-то эта мысль доставляла мне большое удовольствие, и я уже вознамерился исполнить не раз испытанный на практике план, как замер с открытым ртом на пороге, наполовину отодвинув сонно муркнувшего тянучего Тимофея.
Андрюха мирно похрапывал на кровати, в полутьме белели полосы тельняшки и свешивавшаяся с кровати толстая рука, а на столе.… На столе, в желтом круге света, падавшего из-под абажура, напротив радиоприемника и барометра, на постеленной вчера газете лежал пистолет. Самый настоящий, черный, как сажа, в кожаной лаковой кобуре.
Нет, я конечно знал, что Андрюха ходит на дежурства с пистолетом. Но он никогда не приносил его домой. Вроде бы даже запрещено это? Я не помнил точно, но пистолета дома никогда не было. А теперь был. Не веря своей удаче, я медленно, не дыша, на цыпочках пошел к столу. Как всегда, за несколько шагов успел передумать кучу всякого. Что могло случиться? Поимка особо опасного преступника? Большая облава? Но почему тогда Андрюха отдыхает дома, а не в отделении? Ну, может быть, преступника ловили по соседству, и Андрюху отпустили сразу домой - отделение-то на другом конце города? А может… Может его повысили в чине? И, наверное, ему теперь можно всегда носить пистолет с собой? Одновременно с этим другой голос будто бы жужжал на ухо: «Только бы не позвонила бабушка, только бы не позвонила бабушка.… Только бы Тимофей не замяукал, только бы…».
Две коричневые от загара руки как бы отдельно от меня плавно легли на газету по сторонам матово поблескивающего сокровища. По цвету они уже почти не отличались от кобуры, хотя лето только начиналось - и разомкнуть этот коричневый круг теперь не мог бы даже самый главный Андрюхин генерал.
Сперва я подышал на кобуру. Гладкая кожа на миг затуманилась, будто облаками. Затем прочитал все, что написано на газете вокруг. Потом внимательно изучил показания барометра на табло и вписал последнее в таблицу, прикнопленную к стене. Посмотрел на радиоприемник: бегунок застыл на волне Вильнюса. И только потом, цепкими, как у хирурга, пальцами расстегнул латунную пряжку ремешка под предохранителем.
Вместе с пряжкой будто открылся некий клапан в середине груди: меня затрясло. Все внимание схлопнулось на черную, страшно тяжелую, ребристую штуку в ладони. Внешний мир поплыл и растворился в дымке от дыхания, что мимолетно пробежала по кобуре. Прошиб холодный пот и, одновременно, внутри будто заработал источник фантастической, нереальной энергии. Термоядерной, наверное. Стало жутко страшно и весело.
Не помню, как я оказался на улице, босиком, даже запахов не помню, что странно. Представлял себе, кажется, что из Алжира вернулась мама в отпуск, и я её провожаю с пистолетом из гостей - с той стороны железной дороги. Вдруг что случится. А у меня пистолет. Или не мама, а Андрюха-растяпа забыл пистолет дома и ушел на дежурство, а теперь я должен его срочно доставить в отделение, да так, чтобы никто не заметил. А по дороге - воры грабят прохожего. А я - тут как тут.
И еще одна мысль зудела неотступно, как ночной комар, весело зудела, звонко и тревожно одновременно - не выстрелить бы случайно! …выстрелить бы случайно… выстрелить бы случайно…
Хотел проверить, стоит ли предохранитель, но зачем-то с него снял - …не выстрелить бы случайно! …выстрелить бы случайно… выстрелить бы случайно.…
За гаражом шевельнулась какая-то тень - аж все тело передернулось! - …не выстрелить бы случайно! …выстрелить бы случайно… выстрелить бы случайно…
Самого выстрела я не заметил. Почувствовал только всеобъемлющее спокойствие и удовлетворение, как после сытного ужина. Под босыми подошвами проступили мелкие полированные камушки из нагретого за день асфальта, ветерок вздул майку на спине, зашелестел метелками ивы на той стороне дороги. Я стоял посередине огромного нашего двора на асфальтовой площадке для сушки белья. В девятиэтажке напротив зажглось окно, за ним еще. Вдруг захотелось спать. Ну всё, подумал я, добраться бы только до кровати.
С балконов уже бубнили возбужденные голоса, на листву пирамидальных тополей вдоль домов падали желто-зеленые полосы света из окон. В подъезд удалось проскользнуть незаметно, но на площадке маячил дядь-Миша с неизменным огоньком папиросы в углу рта и розовой в этом свете оттянутой майкой.
- Ты чего это? Что там? - Встревожено засипел он.
- Да стрелял кто-то, дядь-Миш, - сказал я взрослым таким, деловым тоном (Вот де, палят тут почем зря, спать не дают честным людям, беспокоют по ночам).
- А, ну иди, спи, спи. - И он взъерошил мне волосы на макушке. Пистолета под майкой он в такой темноте не заметил, да и очки, поди, как всегда не одел.
Я проскользнул в незапертую дверь и накинул за собой цепочку. Андрюха-балбес так и не проснулся, только замычал чего-то вкусное, когда я перелезал через него к стенке. Уже зарывшись носом в уютные, отдающие пылью ворсинки стенного ковра, я подумал, что с него, толстяка, теперь, наверное, голову снимут в отделении. Ведь патроны то считают при сдаче оружия? Или нет? Но в полусне мысль эта не показалась мне серьезной, и, уже проваливаясь в блаженную темноту летней ночи, я видел обложенную новогодней ватой Андрюхину голову, смешно и недовольно хмурящую брови из дедушкиного пустого аквариума, и бабушку, которая принесла непоседливому внучеку поесть, а внучек-то за стеклом…
Просыпался медленно, с неохотой. Кажется, было уже заполдень. Оконное стекло слегка зудело в след проносящимся по трассе автомобилям. Прислушался - в квартире прохладная плотная тишина, которая бывает только когда ты один, и просыпаешься вот так, не торопясь, а все соседи уже ушли на работу и утренний телевизионный бубнёж уже стих. Пока жарил яичницу, думал, - обнаружил ли Андрюха отсутствие пули? Вообще, как с этим делом в милиции - надо ли отчитываться, и как часто? Самое интересное, что я и пистолета-то в руках никогда не держал. А, поди ж ты, теперь даже знаю где у него предохранитель. Но вот город - город мне знаком. Это Астрахань из моего детства. И квартира дедушкина с бабушкой - теперь там ремонт, все по-другому. Дедушки давно уже нет. И двор этот, казавшийся гигантским, квадратный, с асфальтовой площадкой для белья и гулкими гаражами в центре. И нагретые камни под босыми подошвами. Ива, тополя. Лето. Во сне уже было лето. А вот брата, тем более милиционера, нет у меня. И мама в Алжир никогда не ездила.
Налил воды в чайник, дождался, пока щёлкнет первый «рыбий глаз» на дне, заварил пу-эр. Интересно, про что это - пистолет, выстрел в ночном дворе? Ну, отбрасывая банальные версии. Откуда это всплыло и почему именно сейчас? Детство… Давно я не чувствовал так ярко, чуть ли не с тех самых пор, - когда лето и тополя. И жизнь такой наполненной и отчаянно-безмозглой не была давно. К сожалению.
Может, просыпается что-то во мне? Ух! Тимур и его команда. Крапивин. Аж жуть. Я бы с радостью.
И все эти ощущения, запахи, мысли - ведь так оно и было! Удивительно, как подробно и ярко всплыло. Ярче, чем реальность…
Подцепив чашку с пу-эром, задумчиво двинулся в комнату, ведя ладонью свободной руки по прохладной коридорной стене. И как бы вижу рисунок обоев, где на них пятнышко налипло, где ручкой нацарапано… Как будто в руке у меня фонарик… Неожиданно поймал себя на мысли, что на полном серьёзе размышляю - научился я видеть руками, или ещё нет? Усмехнувшись, ткнул пальцем в системный блок и тот басовито загудел, на черном фоне замелькали цифры и коды. Удивительно, как сильно отличается ТО время от ЭТОГО. Все телом чувствуется. Как запах, как температура… Пискнул модем, на панели загорелся значок подключения. И куда я попал там, во сне? В смысле, из пистолета. Что-то не припомню удара пули. Вроде, в сторону гаражей палил. Если б они загрохотали - ойойой - на весь двор! И от асфальта искры не летели. А должны? Не знаю. Куда попал-то?
Кажется, сюда. Такой выстрел из прошлого. Или - прошлым. Круги по настоящему… Ну, это уже все заумь. Ага, вот и почта загрузилась. Мозг привычно всосался в раструб монитора, но где-то на заднем плане тихая такая мысль - шурх-шурх - а если оттуда сюда выстрел, то метко ли я стрелял? Хорошо бы метко. Чтобы наповал.
Круги
В прихожей стоял густой мужской дух. Пахло кожей планшетки и перевязи, потом, гуталином форменных сапог и, почему-то, сиренью. Наверно, Андрюха опять того… В смысле, барышню провожал. Свет я включать не стал - тренировал умение двигаться в темноте. Постоял немного, держась левой рукой за холодящий рифленый бок стиральной машины, пытаясь по запахам определить - кто ещё в квартире. Получалось, что никого. Даже неистребимый колорит бабушкиных лекарств отступил куда-то вглубь коридора, оттесненный братниной молодецкой сбруей. Этот бабушкин запах я представлял себе в виде синеватых узорчатых разводов в темноте, похожих на крылья огромной прозрачной бабочки, залетевшей почему-то в квартиру и вставшей, как человек, на задние лапы. Стр-р-рах. И жутко похоже на Бабая, которым бабушка любила меня пугать, чтобы не бродил в темноте. Я думал, Бабай - это что-то вроде бабушкиного подручного привидения, специализировавшегося на воспитании непослушных внуков. Недаром, они и зовутся так похоже: «Бабааай», «Бааабушка».
Ну да с Андрюхой не страшно, и пугать Бабаем он точно не будет.
(Я сильно подозревал, что он и сам ещё не избавился от этого постыдного страха). Наверное, бабушка с дедом опять остались в гостях у тетки на той стороне железной дороги. Об этом я жалеть не собирался, несмотря на то, что ужин теперь предстояло разогревать самому. Только бы они не стали названивать и объяснять, где что лежит, как маленькому. Презрительно фыркнув, я с треском повернул пластмассовую ручку обратного отсчета времени на корпусе стиральной машины, и машина гулко затикала, как часовая бомба. (Обычно я проверял, сколько всего успеют сделать домашние до взрыва, но сегодня проверять было неинтересно - Андрюха наверняка дрыхнет, как тюфяк). Затем нащупал на косяке и накинул цепочку, стараясь не брякнуть звеньями. Приоткрыл напоследок дверь - проверял, надежно ли сидит цепь в пазу, да и не шел ли кто следом. Потянул носом. Из подъезда несло сыростью, приятным холодком и собачьим духом, к которому примешивался крепкий запах дядь-Мишиного табака. Дядь-Миша был нашим соседом по лестничной клетке. Он всегда ходил в тренировочных штанах, отвисающих на коленках и огромной майке с вырезом до самого живота. Он был тощий, длинный и нескладный, и очень походил на Кису Воробьянинова из «Двенадцати Стульев», только пенсне не хватало. Впрочем, у него были большущие очки в роговой оправе. Вместо дужек - белая резинка - очки вечно болтались где-то под мышкой. Непонятно даже, нужны ли они дядь-Мише для зрения, или он их носит, чтобы до конца быть похожим на полюбившегося киногероя.
В общем, кроме дядь-Мишиного запаха на площадке никого не было. Я бесшумно затворил дверь и, касаясь руками клеенчатых стен коридора, медленно пошел по направлению к комнате. По дороге я думал о двух вещах. Во-первых, о том, что если у собак действительно плохое зрение, как говорит дед, то как они определяют в темноте подъезда - есть дядь-Миша, или нету? Ведь запах-то на месте. А человека может и не быть. Ну, допустим, у дядь-Миши в углу рта всегда светит огонек папиросы. Но есть же и другие соседи со своим запахом. Я, например. Бабушка. Все же пахнут на свой манер.
Во-вторых, я пытался понять, научился я видеть руками, или еще нет. С одной стороны получалось, что вроде бы научился. Вот иду я в полной темноте по коридору, касаюсь ладошками стен - и как бы вижу рисунок обоев, где на них пятнышко налипло, где ручкой нацарапано… Как будто в каждой руке у меня по фонарику. С другой стороны, вижу я это не так, как глазами видят. А, скорее, как вспоминают. Может, я просто хорошо запомнил, как стены выглядят? Тем более, что ручкой я на них сам карябал, когда маленький был. Да и когда не очень маленький.
Тут поток размышлений был прерван - я повернул за угол и увидел, что из-под двери нашей с Андрюхой комнаты выбивается крохотный лучик света. Та-а-ак! - с удовольствием подумал я. Наверняка Андрюха опять прямо в одежде на кровать завалился и храпит, а свет забыл выключить! Вот бы бабушка ругалась, вернись она сейчас! (Почему лучик крохотный, я уже понял, - это наш котяро Тимофей-толстофей привалился спиной к прохладной щели под дверью). Я даже представил себе, как с громким бабушкиным кряхтеньем вхожу в комнату, и Андрюха растерянно моргает, делая вид, что забыл, как здесь оказался. Даром, что взрослый уже и самостоятельный, в погонах ходит, а бабушки все ёще побаивается. Со сна особенно. Почему-то эта мысль доставляла мне большое удовольствие, и я уже вознамерился исполнить не раз испытанный на практике план, как замер с открытым ртом на пороге, наполовину отодвинув сонно муркнувшего тянучего Тимофея.
Андрюха мирно похрапывал на кровати, в полутьме белели полосы тельняшки и свешивавшаяся с кровати толстая рука, а на столе.… На столе, в желтом круге света, падавшего из-под абажура, напротив радиоприемника и барометра, на постеленной вчера газете лежал пистолет. Самый настоящий, черный, как сажа, в кожаной лаковой кобуре.
Нет, я конечно знал, что Андрюха ходит на дежурства с пистолетом. Но он никогда не приносил его домой. Вроде бы даже запрещено это? Я не помнил точно, но пистолета дома никогда не было. А теперь был. Не веря своей удаче, я медленно, не дыша, на цыпочках пошел к столу. Как всегда, за несколько шагов успел передумать кучу всякого. Что могло случиться? Поимка особо опасного преступника? Большая облава? Но почему тогда Андрюха отдыхает дома, а не в отделении? Ну, может быть, преступника ловили по соседству, и Андрюху отпустили сразу домой - отделение-то на другом конце города? А может… Может его повысили в чине? И, наверное, ему теперь можно всегда носить пистолет с собой? Одновременно с этим другой голос будто бы жужжал на ухо: «Только бы не позвонила бабушка, только бы не позвонила бабушка.… Только бы Тимофей не замяукал, только бы…».
Две коричневые от загара руки как бы отдельно от меня плавно легли на газету по сторонам матово поблескивающего сокровища. По цвету они уже почти не отличались от кобуры, хотя лето только начиналось - и разомкнуть этот коричневый круг теперь не мог бы даже самый главный Андрюхин генерал.
Сперва я подышал на кобуру. Гладкая кожа на миг затуманилась, будто облаками. Затем прочитал все, что написано на газете вокруг. Потом внимательно изучил показания барометра на табло и вписал последнее в таблицу, прикнопленную к стене. Посмотрел на радиоприемник: бегунок застыл на волне Вильнюса. И только потом, цепкими, как у хирурга, пальцами расстегнул латунную пряжку ремешка под предохранителем.
Вместе с пряжкой будто открылся некий клапан в середине груди: меня затрясло. Все внимание схлопнулось на черную, страшно тяжелую, ребристую штуку в ладони. Внешний мир поплыл и растворился в дымке от дыхания, что мимолетно пробежала по кобуре. Прошиб холодный пот и, одновременно, внутри будто заработал источник фантастической, нереальной энергии. Термоядерной, наверное. Стало жутко страшно и весело.
Не помню, как я оказался на улице, босиком, даже запахов не помню, что странно. Представлял себе, кажется, что из Алжира вернулась мама в отпуск, и я её провожаю с пистолетом из гостей - с той стороны железной дороги. Вдруг что случится. А у меня пистолет. Или не мама, а Андрюха-растяпа забыл пистолет дома и ушел на дежурство, а теперь я должен его срочно доставить в отделение, да так, чтобы никто не заметил. А по дороге - воры грабят прохожего. А я - тут как тут.
И еще одна мысль зудела неотступно, как ночной комар, весело зудела, звонко и тревожно одновременно - не выстрелить бы случайно! …выстрелить бы случайно… выстрелить бы случайно…
Хотел проверить, стоит ли предохранитель, но зачем-то с него снял - …не выстрелить бы случайно! …выстрелить бы случайно… выстрелить бы случайно.…
За гаражом шевельнулась какая-то тень - аж все тело передернулось! - …не выстрелить бы случайно! …выстрелить бы случайно… выстрелить бы случайно…
Самого выстрела я не заметил. Почувствовал только всеобъемлющее спокойствие и удовлетворение, как после сытного ужина. Под босыми подошвами проступили мелкие полированные камушки из нагретого за день асфальта, ветерок вздул майку на спине, зашелестел метелками ивы на той стороне дороги. Я стоял посередине огромного нашего двора на асфальтовой площадке для сушки белья. В девятиэтажке напротив зажглось окно, за ним еще. Вдруг захотелось спать. Ну всё, подумал я, добраться бы только до кровати.
С балконов уже бубнили возбужденные голоса, на листву пирамидальных тополей вдоль домов падали желто-зеленые полосы света из окон. В подъезд удалось проскользнуть незаметно, но на площадке маячил дядь-Миша с неизменным огоньком папиросы в углу рта и розовой в этом свете оттянутой майкой.
- Ты чего это? Что там? - Встревожено засипел он.
- Да стрелял кто-то, дядь-Миш, - сказал я взрослым таким, деловым тоном (Вот де, палят тут почем зря, спать не дают честным людям, беспокоют по ночам).
- А, ну иди, спи, спи. - И он взъерошил мне волосы на макушке. Пистолета под майкой он в такой темноте не заметил, да и очки, поди, как всегда не одел.
Я проскользнул в незапертую дверь и накинул за собой цепочку. Андрюха-балбес так и не проснулся, только замычал чего-то вкусное, когда я перелезал через него к стенке. Уже зарывшись носом в уютные, отдающие пылью ворсинки стенного ковра, я подумал, что с него, толстяка, теперь, наверное, голову снимут в отделении. Ведь патроны то считают при сдаче оружия? Или нет? Но в полусне мысль эта не показалась мне серьезной, и, уже проваливаясь в блаженную темноту летней ночи, я видел обложенную новогодней ватой Андрюхину голову, смешно и недовольно хмурящую брови из дедушкиного пустого аквариума, и бабушку, которая принесла непоседливому внучеку поесть, а внучек-то за стеклом…
Просыпался медленно, с неохотой. Кажется, было уже заполдень. Оконное стекло слегка зудело в след проносящимся по трассе автомобилям. Прислушался - в квартире прохладная плотная тишина, которая бывает только когда ты один, и просыпаешься вот так, не торопясь, а все соседи уже ушли на работу и утренний телевизионный бубнёж уже стих. Пока жарил яичницу, думал, - обнаружил ли Андрюха отсутствие пули? Вообще, как с этим делом в милиции - надо ли отчитываться, и как часто? Самое интересное, что я и пистолета-то в руках никогда не держал. А, поди ж ты, теперь даже знаю где у него предохранитель. Но вот город - город мне знаком. Это Астрахань из моего детства. И квартира дедушкина с бабушкой - теперь там ремонт, все по-другому. Дедушки давно уже нет. И двор этот, казавшийся гигантским, квадратный, с асфальтовой площадкой для белья и гулкими гаражами в центре. И нагретые камни под босыми подошвами. Ива, тополя. Лето. Во сне уже было лето. А вот брата, тем более милиционера, нет у меня. И мама в Алжир никогда не ездила.
Налил воды в чайник, дождался, пока щёлкнет первый «рыбий глаз» на дне, заварил пу-эр. Интересно, про что это - пистолет, выстрел в ночном дворе? Ну, отбрасывая банальные версии. Откуда это всплыло и почему именно сейчас? Детство… Давно я не чувствовал так ярко, чуть ли не с тех самых пор, - когда лето и тополя. И жизнь такой наполненной и отчаянно-безмозглой не была давно. К сожалению.
Может, просыпается что-то во мне? Ух! Тимур и его команда. Крапивин. Аж жуть. Я бы с радостью.
И все эти ощущения, запахи, мысли - ведь так оно и было! Удивительно, как подробно и ярко всплыло. Ярче, чем реальность…
Подцепив чашку с пу-эром, задумчиво двинулся в комнату, ведя ладонью свободной руки по прохладной коридорной стене. И как бы вижу рисунок обоев, где на них пятнышко налипло, где ручкой нацарапано… Как будто в руке у меня фонарик… Неожиданно поймал себя на мысли, что на полном серьёзе размышляю - научился я видеть руками, или ещё нет? Усмехнувшись, ткнул пальцем в системный блок и тот басовито загудел, на черном фоне замелькали цифры и коды. Удивительно, как сильно отличается ТО время от ЭТОГО. Все телом чувствуется. Как запах, как температура… Пискнул модем, на панели загорелся значок подключения. И куда я попал там, во сне? В смысле, из пистолета. Что-то не припомню удара пули. Вроде, в сторону гаражей палил. Если б они загрохотали - ойойой - на весь двор! И от асфальта искры не летели. А должны? Не знаю. Куда попал-то?
Кажется, сюда. Такой выстрел из прошлого. Или - прошлым. Круги по настоящему… Ну, это уже все заумь. Ага, вот и почта загрузилась. Мозг привычно всосался в раструб монитора, но где-то на заднем плане тихая такая мысль - шурх-шурх - а если оттуда сюда выстрел, то метко ли я стрелял? Хорошо бы метко. Чтобы наповал.