Здеся
Даешься диву иногда, какие защитные механизмы нарабатывает себе человек, дабы его не донимали.
Людей, которых при рождении записали Василиями, на ВЦ было двое.
Был еще Василий Третий или попросту Васька - кот, приглашенный по случаю засилья мышей, но дела кошачьи меньше всего касались двоих других тезок. Одного из которых всегда так и называли - Василий,- а другого - _Васечка_. Васечка - история особая, а сегодня речь пойдет о Василии.
Выше среднего роста, великолепно сложенный (заметим - дело было задолго до повальной - и подвальной - моды на тренажерные залы), всегда безукоризненно аккуратный, безупречно выглядящий и в трениках, и в костюме... он производил
впечатление. Со спины. А также - и в бассейне, куда хаживали многие с ВЦ,- особенно когда он буквально летел над дорожкой - мощными саженками, почти без всплесков. Когда же Василий оборачивался - словно нарочно, медленно, будто крупный ящер,- эффект исчезал безвозвратно. Лицо его было невероятно обыкновенно. Светлые короткие волосы вокруг ранней большой, от лба до затылка, лысины. Прямой островатый нос. Небольшие узкие губы. Острый подбородок. Хрящеватые чуть заостренные кверху уши... Голубые неяркие глаза - соразмерные, холодноватые... Все черты в отдельности были вполне правильны, но вместе никак не укладывались в памяти.
Между тем сам Василий был редкий умница и настоящий селф-мейд-мен. Родился он где-то на целине, в одном из тех некогда больших совхозов, где в годы героического освоения Нечерноземья смешались люди и говоры со всего СССР. Василий еще в институте, как говорится, "вычитался" и основательно поправил речь. Высказывался он медленно, твердо отграничивая слова, подбирая очень точные, часто неожиданные обороты.
А ту родную, "нечерноземную" речь использовал, когда надо было от кого-то отделаться или уйти от неприятной темы. Попытка "вынуть" из него что-нибудь на одном из частых в те поры собраниий (шла "эпоха перестройки") выливалась в мертвый цикл: "Я... значица... этово... шотоделать... значица..." и медленным позеленением председательствующего лица.
Особенно Василий не жаловал _начальство_ и молодняк. А поскольку был он "центровиком" (специалистом по ЦП,- центральному процессору, значица) и старшим сменным инженером (в основном - на ЕС-1045, но помогал и на 22-й, поскольку работал в вычислительном центре с самого начала и все машины вынянчил от самой сборки),- избежать общения с ним не могли ни те, ни другие. Многочисленные начальники (их был двойной комплект - от КБ и от Завода, у которых был на ВЦ этакий кондоминиум) выучились просто сообщать Василию, чего надобно,- а он молча выслушивал, разворачивался и делал все так, как считал нужным. Хуже от этого не было ни разу.
Молодняк от него шарахался. Поскольку всем своим видом Василий показывал, что вот эта мелюзга, вечно выкипающая из штанов, его раздражает. К этой категории относились операторы - кроме многоопытной Светки, пара юных инженеров и я - сменный системный программист (в дежурном режиме на тогдашних ВЦ это соответствовало современному сисадмину) без году неделя. Операторы старались обращаться к Василию через других инженеров (днем), а в вечернюю и ночную смены предпочитали скорее дать лишний рестарт, нежели потревожить Василия, обыкновенно сидевшего в дежурке с очередным фолиантом.
Было это вредно и обидно, и вот почему: OS MVT время от времени зависала - либо по аппаратным причинам, либо - по сугубо внутренним, системным. Потому что и архитектура, и сама ось были "made in... не наши" (с), скверно передранные с 360-й айбиэмовской, но реализованные на нашей элементной базе. Рестарт означал повторный запуск множества расчетных пакетов, подчистку временных наборов данных на дисках, перемотку лент, останов печати с потерей выводимых данных. Но даже это казалось терпимей, чем уничтожающий взор Василия.
На ЕС состояние системы отражалось на большой индикаторной панели. Центровики и системщики читали состояние регистров, отклики от периферийных каналов и прочее на лету; порой мы выводили на панель состояние фрагментов памяти.
Проблемы, вызванные самой ОС, можно было иногда решить вводом нужных команд опять-таки с пульта; затыки устройств управления периферией - ручным "сбросом" с панелей соответствующих стоек. После этого можно было попытаться дать "горячий" пуск - и задачки почти без ущерба катились с ближайшей контрольной точки. А вот когда сбоила память или процессор - опаньки, вызывай инженера. Одна из основных моих задач на смене как раз и состояла в постановке "первичного диагноза" и, если возможно,- неотложной помощи. Этакий парамедик.
Естественное убеждение любого дежурного инженера состояло в том, что системщики "всегда валят на "железо". И Василий демонстрировал это виртуозно.
- Василий, там "фонари" - процессорные.
- Игде фонари?
- На пульте.
- И шо?
- Пойдемте, покажу.
- Зачем?
- Разбираться.
- Пошто разбираться? - и так до бесконечности.
При этом, в конце концов дойдя до пульта, Василий молча озирал расцвеченное красным безобразие и лез таки в железное нутро, передергивать сборки (самая распространенная проблема - вибрационный неконтакт), нащупывать "больное место" у нашей машинки и т.п. Но упаси боже вызвать его без полного обоснования! "Взгляд Василиска" запоминался надолго.
Однажды в ночную смену память опять "поплыла". Дело было к лету, и даже вечером, при всей системе нагнетания/вытяжки воздуха, температура в машзале подбиралась к 26 градусам - для тех машин отметка подкритическая. Собственно, потому и работали ночью: чуток прохладней вроде бы... ЕС-1045 дала три останова подряд: через два я пропихнула ее ручками, третий был махровым, с индикацией сбоя памяти и мерзким звуковым сигналом.
- Василий, аварийный останов по памяти.
- Игде? - завел обычную волынку Василий.
- Тама! - разозлилась я.
Василий - странное дело - встал и невторопях пошел в зал. На месте он вторично вопросил :
- Игде? - но уже без обычного напора.
- Здеся! - я уже ухмылялась, показывая на пульт, сияющий как новогодняя елка.
...В разгаданную игру играть неинтересно: вполне нормальными словами Василий объяснил, что перегрелось и где особенно. Мы погасили махину, открыли и развернули пошире некоторые стойки - для пущего освежения, довернули вентиляцию до максимума и пошли пить чай. Собеседником он оказался интересным, повидал немало, рассказывал кратко и вкусно.
А диалог "Игде? - Здеся!" остался: как ритуал.
Людей, которых при рождении записали Василиями, на ВЦ было двое.
Был еще Василий Третий или попросту Васька - кот, приглашенный по случаю засилья мышей, но дела кошачьи меньше всего касались двоих других тезок. Одного из которых всегда так и называли - Василий,- а другого - _Васечка_. Васечка - история особая, а сегодня речь пойдет о Василии.
Выше среднего роста, великолепно сложенный (заметим - дело было задолго до повальной - и подвальной - моды на тренажерные залы), всегда безукоризненно аккуратный, безупречно выглядящий и в трениках, и в костюме... он производил
впечатление. Со спины. А также - и в бассейне, куда хаживали многие с ВЦ,- особенно когда он буквально летел над дорожкой - мощными саженками, почти без всплесков. Когда же Василий оборачивался - словно нарочно, медленно, будто крупный ящер,- эффект исчезал безвозвратно. Лицо его было невероятно обыкновенно. Светлые короткие волосы вокруг ранней большой, от лба до затылка, лысины. Прямой островатый нос. Небольшие узкие губы. Острый подбородок. Хрящеватые чуть заостренные кверху уши... Голубые неяркие глаза - соразмерные, холодноватые... Все черты в отдельности были вполне правильны, но вместе никак не укладывались в памяти.
Между тем сам Василий был редкий умница и настоящий селф-мейд-мен. Родился он где-то на целине, в одном из тех некогда больших совхозов, где в годы героического освоения Нечерноземья смешались люди и говоры со всего СССР. Василий еще в институте, как говорится, "вычитался" и основательно поправил речь. Высказывался он медленно, твердо отграничивая слова, подбирая очень точные, часто неожиданные обороты.
А ту родную, "нечерноземную" речь использовал, когда надо было от кого-то отделаться или уйти от неприятной темы. Попытка "вынуть" из него что-нибудь на одном из частых в те поры собраниий (шла "эпоха перестройки") выливалась в мертвый цикл: "Я... значица... этово... шотоделать... значица..." и медленным позеленением председательствующего лица.
Особенно Василий не жаловал _начальство_ и молодняк. А поскольку был он "центровиком" (специалистом по ЦП,- центральному процессору, значица) и старшим сменным инженером (в основном - на ЕС-1045, но помогал и на 22-й, поскольку работал в вычислительном центре с самого начала и все машины вынянчил от самой сборки),- избежать общения с ним не могли ни те, ни другие. Многочисленные начальники (их был двойной комплект - от КБ и от Завода, у которых был на ВЦ этакий кондоминиум) выучились просто сообщать Василию, чего надобно,- а он молча выслушивал, разворачивался и делал все так, как считал нужным. Хуже от этого не было ни разу.
Молодняк от него шарахался. Поскольку всем своим видом Василий показывал, что вот эта мелюзга, вечно выкипающая из штанов, его раздражает. К этой категории относились операторы - кроме многоопытной Светки, пара юных инженеров и я - сменный системный программист (в дежурном режиме на тогдашних ВЦ это соответствовало современному сисадмину) без году неделя. Операторы старались обращаться к Василию через других инженеров (днем), а в вечернюю и ночную смены предпочитали скорее дать лишний рестарт, нежели потревожить Василия, обыкновенно сидевшего в дежурке с очередным фолиантом.
Было это вредно и обидно, и вот почему: OS MVT время от времени зависала - либо по аппаратным причинам, либо - по сугубо внутренним, системным. Потому что и архитектура, и сама ось были "made in... не наши" (с), скверно передранные с 360-й айбиэмовской, но реализованные на нашей элементной базе. Рестарт означал повторный запуск множества расчетных пакетов, подчистку временных наборов данных на дисках, перемотку лент, останов печати с потерей выводимых данных. Но даже это казалось терпимей, чем уничтожающий взор Василия.
На ЕС состояние системы отражалось на большой индикаторной панели. Центровики и системщики читали состояние регистров, отклики от периферийных каналов и прочее на лету; порой мы выводили на панель состояние фрагментов памяти.
Проблемы, вызванные самой ОС, можно было иногда решить вводом нужных команд опять-таки с пульта; затыки устройств управления периферией - ручным "сбросом" с панелей соответствующих стоек. После этого можно было попытаться дать "горячий" пуск - и задачки почти без ущерба катились с ближайшей контрольной точки. А вот когда сбоила память или процессор - опаньки, вызывай инженера. Одна из основных моих задач на смене как раз и состояла в постановке "первичного диагноза" и, если возможно,- неотложной помощи. Этакий парамедик.
Естественное убеждение любого дежурного инженера состояло в том, что системщики "всегда валят на "железо". И Василий демонстрировал это виртуозно.
- Василий, там "фонари" - процессорные.
- Игде фонари?
- На пульте.
- И шо?
- Пойдемте, покажу.
- Зачем?
- Разбираться.
- Пошто разбираться? - и так до бесконечности.
При этом, в конце концов дойдя до пульта, Василий молча озирал расцвеченное красным безобразие и лез таки в железное нутро, передергивать сборки (самая распространенная проблема - вибрационный неконтакт), нащупывать "больное место" у нашей машинки и т.п. Но упаси боже вызвать его без полного обоснования! "Взгляд Василиска" запоминался надолго.
Однажды в ночную смену память опять "поплыла". Дело было к лету, и даже вечером, при всей системе нагнетания/вытяжки воздуха, температура в машзале подбиралась к 26 градусам - для тех машин отметка подкритическая. Собственно, потому и работали ночью: чуток прохладней вроде бы... ЕС-1045 дала три останова подряд: через два я пропихнула ее ручками, третий был махровым, с индикацией сбоя памяти и мерзким звуковым сигналом.
- Василий, аварийный останов по памяти.
- Игде? - завел обычную волынку Василий.
- Тама! - разозлилась я.
Василий - странное дело - встал и невторопях пошел в зал. На месте он вторично вопросил :
- Игде? - но уже без обычного напора.
- Здеся! - я уже ухмылялась, показывая на пульт, сияющий как новогодняя елка.
...В разгаданную игру играть неинтересно: вполне нормальными словами Василий объяснил, что перегрелось и где особенно. Мы погасили махину, открыли и развернули пошире некоторые стойки - для пущего освежения, довернули вентиляцию до максимума и пошли пить чай. Собеседником он оказался интересным, повидал немало, рассказывал кратко и вкусно.
А диалог "Игде? - Здеся!" остался: как ритуал.