Большая белая
Для Дня Теплых Щенков в Заповеднике Сказок. Посвящается Yuriyk и Yana.
Они держат меня за забором. Забор высокий, из переплетенного железа. Гулять не водят, а вкусное дают, когда надо сделать какую-нибудь гадость: нацепить строгий ошейник или поволочь показывать кому-то еще. Они говорят, что я плохая. Они говорят, что я - не то, чего они хотели. Белая, пушистая, но не такая, как их мелкие терьеры. Они говорят, что уже купили для меня веревку. Они говорят, что если никто меня не заберет - меня скоро не будет. Я не понимаю, как это - не будет. Я же есть!
Я помню маму и других пушистых. Мы сосали теплое, тыкались в маму, а иногда приходил большой белый в серой жилетке и нюхал всех нас. Их забрали существа, ходящие на задних лапах, но мама не плакала, а просто внимательно смотрела - хороши ли эти существа. Тех, кто забрал меня, мама проводила нехорошим взглядом. Думаю, потом она плакала.
Этот большой... у него двое своих белых и память о большом белом в сердце, и болит. Его белые - большая и маленький, и тот, кто за радугой, и ему не нужна еще одна сука (я - сука? это - новое), но ему не наплевать на меня и на веревку, которую купили эти. Он сказал, что повезет меня туда, где я нужна, но я вижу - он недоволен. Нужна, да не очень... Но он сказал - надо потерпеть укол и дорогу. Укол я знаю - немножко больно, долго скучно. Дорогу тоже - долго и скучно, и клетка, и все вокруг гудит. Но этому я верю, он говорит: хуже не будет, и веревки не будет, и ты будешь. Я верю.
Он пришел веселый и сказал, что есть другой, которому я вправду нужна. И что меня повезут не туда, где не очень, а к тому, кому нужна. Я не все понимаю, но он такой довольный, и его белые спокойны - значит, происходит хорошее.
Как оно все гудит... Уколы, и клетка, и он сказал - все хорошо, ты едешь домой. Но как же оно все гудит, и земля неизвестно где, и под лапами пол, а не земля. Он сказал - полетим. Если эта пустота в животе и глупость в лапах - полетим,- то я бы и не летала. Но тот, у которого счастливые белые, сказал - будет хорошо, и я ему верю. Он сказал - домой - я не знаю, что такое домой, но помню, что это хорошо.
Пустота кончилась, и я хочу писать. Этот, у которого другие белые, поднимает стенку клетки. Рядом с ним - другой, он еще больше этого, он громко говорит и еще громче думает. Он думает - девочка, пойдем узнаем, где тут можно пописать (я - девочка? это - новое). Небольшая в чем-то небелом говорит ему - а вот, отойдите в сторонку, и - можно. Он говорит - пойдем. Уффф... перед пустотой не давали воды, но во мне она откуда-то есть, и... уффф...
Другой прощается с тем, у которого двое белых и третий на сердце. У другого на сердце черно-белый, и я ему не замена. Черно-белый за радугой, а его след говорит: этот другой - лучший. У него не будет веревки и клетки. У него есть большое железное, оно пахнет кисло и горько, но другой садится туда и зовет меня к себе. Я сажусь рядом с ним, и железное начинает гудеть и двигаться, почти как то, которое полетим, но по земле. Он говорит - Сигал (*), ты в порядке? Я не знаю, что значит - в порядке,- но его голос и взгляд спрашивают, не плохо ли мне. Мне не плохо, мне почему-то очень спокойно, и я кладу голову ему на колени. Он трогает меня между ушами, и я начинаю хотеть спать. Он говорит - домой, девочка,- и убирает руку. Домой.
- Тихо, Си. Что ж ты стартуешь на каждого, кто думает плохое?
Если бы он только знал, что именно думает тот, которого я ударила взглядом. Про бомжа в штормовке и ужасную белую собаку (у меня столько новых слов, что каждое новое уже невозможно отмечать). Тот вонял страхом и злостью, он всегда хотел страшную собаку (я - собака, он - человек, и тот - вроде человек, а на самом деле - дрянь какая-то), а собаку ему не положено. Не будет с ним собака. Даже страшная, то есть - больная. Вот он и злится.
- Си, оно тебя не стоит.
Хм, я чего-то стою, а что-то не стоит меня. Я - важная? Может, я важнее него, может, я главная, а он - для меня? Он для меня... Он хромает и сопит, ему плохо, он гуляет со мной потому, что мне это надо, а не потому, что это надо ему. Дома он дает мне еды и ложится, и отворачивается. Ему плохо. Он для меня... он для меня - все. Мама нас грела, и давай - я согрею тебя? Лучше будет?
- Си, какая же ты тяжелая и теплая. Задавишь меня совсем, щенуля...
(*) Seagull - Чайка; порода - ЮРО :-)
Они держат меня за забором. Забор высокий, из переплетенного железа. Гулять не водят, а вкусное дают, когда надо сделать какую-нибудь гадость: нацепить строгий ошейник или поволочь показывать кому-то еще. Они говорят, что я плохая. Они говорят, что я - не то, чего они хотели. Белая, пушистая, но не такая, как их мелкие терьеры. Они говорят, что уже купили для меня веревку. Они говорят, что если никто меня не заберет - меня скоро не будет. Я не понимаю, как это - не будет. Я же есть!
Я помню маму и других пушистых. Мы сосали теплое, тыкались в маму, а иногда приходил большой белый в серой жилетке и нюхал всех нас. Их забрали существа, ходящие на задних лапах, но мама не плакала, а просто внимательно смотрела - хороши ли эти существа. Тех, кто забрал меня, мама проводила нехорошим взглядом. Думаю, потом она плакала.
Этот большой... у него двое своих белых и память о большом белом в сердце, и болит. Его белые - большая и маленький, и тот, кто за радугой, и ему не нужна еще одна сука (я - сука? это - новое), но ему не наплевать на меня и на веревку, которую купили эти. Он сказал, что повезет меня туда, где я нужна, но я вижу - он недоволен. Нужна, да не очень... Но он сказал - надо потерпеть укол и дорогу. Укол я знаю - немножко больно, долго скучно. Дорогу тоже - долго и скучно, и клетка, и все вокруг гудит. Но этому я верю, он говорит: хуже не будет, и веревки не будет, и ты будешь. Я верю.
Он пришел веселый и сказал, что есть другой, которому я вправду нужна. И что меня повезут не туда, где не очень, а к тому, кому нужна. Я не все понимаю, но он такой довольный, и его белые спокойны - значит, происходит хорошее.
Как оно все гудит... Уколы, и клетка, и он сказал - все хорошо, ты едешь домой. Но как же оно все гудит, и земля неизвестно где, и под лапами пол, а не земля. Он сказал - полетим. Если эта пустота в животе и глупость в лапах - полетим,- то я бы и не летала. Но тот, у которого счастливые белые, сказал - будет хорошо, и я ему верю. Он сказал - домой - я не знаю, что такое домой, но помню, что это хорошо.
Пустота кончилась, и я хочу писать. Этот, у которого другие белые, поднимает стенку клетки. Рядом с ним - другой, он еще больше этого, он громко говорит и еще громче думает. Он думает - девочка, пойдем узнаем, где тут можно пописать (я - девочка? это - новое). Небольшая в чем-то небелом говорит ему - а вот, отойдите в сторонку, и - можно. Он говорит - пойдем. Уффф... перед пустотой не давали воды, но во мне она откуда-то есть, и... уффф...
Другой прощается с тем, у которого двое белых и третий на сердце. У другого на сердце черно-белый, и я ему не замена. Черно-белый за радугой, а его след говорит: этот другой - лучший. У него не будет веревки и клетки. У него есть большое железное, оно пахнет кисло и горько, но другой садится туда и зовет меня к себе. Я сажусь рядом с ним, и железное начинает гудеть и двигаться, почти как то, которое полетим, но по земле. Он говорит - Сигал (*), ты в порядке? Я не знаю, что значит - в порядке,- но его голос и взгляд спрашивают, не плохо ли мне. Мне не плохо, мне почему-то очень спокойно, и я кладу голову ему на колени. Он трогает меня между ушами, и я начинаю хотеть спать. Он говорит - домой, девочка,- и убирает руку. Домой.
- Тихо, Си. Что ж ты стартуешь на каждого, кто думает плохое?
Если бы он только знал, что именно думает тот, которого я ударила взглядом. Про бомжа в штормовке и ужасную белую собаку (у меня столько новых слов, что каждое новое уже невозможно отмечать). Тот вонял страхом и злостью, он всегда хотел страшную собаку (я - собака, он - человек, и тот - вроде человек, а на самом деле - дрянь какая-то), а собаку ему не положено. Не будет с ним собака. Даже страшная, то есть - больная. Вот он и злится.
- Си, оно тебя не стоит.
Хм, я чего-то стою, а что-то не стоит меня. Я - важная? Может, я важнее него, может, я главная, а он - для меня? Он для меня... Он хромает и сопит, ему плохо, он гуляет со мной потому, что мне это надо, а не потому, что это надо ему. Дома он дает мне еды и ложится, и отворачивается. Ему плохо. Он для меня... он для меня - все. Мама нас грела, и давай - я согрею тебя? Лучше будет?
- Си, какая же ты тяжелая и теплая. Задавишь меня совсем, щенуля...
(*) Seagull - Чайка; порода - ЮРО :-)