Недайджест
Давно не... ну, вот и...
Легенда: кликабельные строки указывают на отдельные стихотворения (циклы) в журналах разных авторов.
Так бы мог ворожить напоследок сверчок ковчега,-
старые боги ушли, а новые боги уснули,
то ли глотая досыта буквы к ужину, то ли седея долыса в позе лотоса.
Улитка по склону наши миры тащит наверняка.
Посмотри - у края ямы два ростка переплелись одинокими стеблями.
Всякая любовь имеет право: пошло выжить, умереть красиво.
Убери скальпель, жизнь.
Одиночке дорога плотней, чем дом.
Вечер закатом выявит -
не то беда, что они думают, будто нас не бывает.
Всё - фальшь и нежить, кроме грима...
Платаны в ящеричной коже,
и легче душе, что болела...
Обрывки, обломки наитий давно
переписаны намертво. Набело. Нагусто.
А камень, который не помнит,-
осыпается, больше не сбудется.
Бражник, притулившись к знаку Шивы, кается в безволье и гульбе.
Давай же испытывать жажду на прочность,
выпьем за семена - чтоб пережили зиму!
Юг. Грог. Вокруг серо - говор кую и грею:
в маленьком крымском поселке есть ресторанчик "Остров".
Каштаны падают на асфальт.
Качнулся воздух, удар, падение, грохот. Тишина.
Всё как-то чересчур на злобу дня, душа не в счет, всё как-то мимо, мимо,-
как ищет вдруг ничья скотина какой ни есть, а все загон...
Большая Земля пила и пела на всех диапазонах частот:
спой царице Клеопатре, колыбельная вода.
Твоя мать никогда не была хиппи.
Семь раз умри, умерев - режь. Что не отрезал, того не трожь.
И не нужно искать поражений, и не нужно бояться побед.
И, налившись желаньями, звёздные зёрна сиганут, как с обрыва, с орбиты.
И кажется - идешь сквозь мелкий текст, а над тобой огромный заголовок.
Я сижу у кровати, смотрю, как спит любимая женщина.
Почти сестра, почти что милосердья.
Как кошка в пододеяльнике, скребётся взлохмаченная душа,-
измени уже июню, приласкайся к сентябрю.
Я видел и смотрел на мостовую, как школьник.
Тот, кого я бросил у закопченных глыб, долго глядел мне вслед с нехорошим прищуром:
ты поди топчи по чужому полю,- что там рожь, да мало о чем поешь.
В библиотеке при монастыре засесть и перечитывать:
Ищущий не надеется, что обрящет. Связанный не врубается, что отпущен.
Нас неустанно преследует рок -
И не усталость, а стало позже.
Лето, осень - всё равно на дворе черным-черно,
ржавая магнитола играет на дне реки,
пока висит дамоклов скальпель над тихой пропастью во ржи.
То ли мы ссылки в гугле, то ли насечки в тигле.
Старые стихи химию свою помнят.
Приходят деревья в лохмотьях коры, как сонные души из царства теней,-
а мы-то нет, мы уйдем за смыслом дорогой желтого кирпича.
Только колкая ветка метко к лицу наклонится, и к асфальту платановая заплатка прилепится.
Пастушка, прошу как пастух: ты Назона прости.
Господь поймал нас еще мальками и каждый миг разделил на два.
Все уже разошлись - кто на запад, кто на восток,
где встретится моей беде твоя беда (потом)...
...А если я вернусь оттуда,
от ямбов загнивших с хореями кислыми,-
лихорадка - почти таблетка, как заплатка на дырку в коже.
Так глядит шизофреник:
по результатам его исследований,
дышится легче при ветре, который дует с воды. Тяжелее - при полном штиле.
Ещё несут к губам последний тост,
и возвратиться мы должны туда, где ангел перекрёстка
пританцовывает на месте, поклонами дарит публику.
Нет, они не гордятся своим призванием. Гордящийся - это не шут.
Мы это знаем - со школьной скамьи хотя бы.
Да какое там к черту сердце -
здесь у нас застолья с тостами, огнестрельная вода,
непонимание причин с необратимостью последствий.
...Сколько взлётов нам отмерит и простит небесный цуп...
Легенда: кликабельные строки указывают на отдельные стихотворения (циклы) в журналах разных авторов.
Так бы мог ворожить напоследок сверчок ковчега,-
старые боги ушли, а новые боги уснули,
то ли глотая досыта буквы к ужину, то ли седея долыса в позе лотоса.
Улитка по склону наши миры тащит наверняка.
Посмотри - у края ямы два ростка переплелись одинокими стеблями.
Всякая любовь имеет право: пошло выжить, умереть красиво.
Убери скальпель, жизнь.
Одиночке дорога плотней, чем дом.
Вечер закатом выявит -
не то беда, что они думают, будто нас не бывает.
Всё - фальшь и нежить, кроме грима...
Платаны в ящеричной коже,
и легче душе, что болела...
Обрывки, обломки наитий давно
переписаны намертво. Набело. Нагусто.
А камень, который не помнит,-
осыпается, больше не сбудется.
Бражник, притулившись к знаку Шивы, кается в безволье и гульбе.
Давай же испытывать жажду на прочность,
выпьем за семена - чтоб пережили зиму!
Юг. Грог. Вокруг серо - говор кую и грею:
в маленьком крымском поселке есть ресторанчик "Остров".
Каштаны падают на асфальт.
Качнулся воздух, удар, падение, грохот. Тишина.
Всё как-то чересчур на злобу дня, душа не в счет, всё как-то мимо, мимо,-
как ищет вдруг ничья скотина какой ни есть, а все загон...
Большая Земля пила и пела на всех диапазонах частот:
спой царице Клеопатре, колыбельная вода.
Твоя мать никогда не была хиппи.
Семь раз умри, умерев - режь. Что не отрезал, того не трожь.
И не нужно искать поражений, и не нужно бояться побед.
И, налившись желаньями, звёздные зёрна сиганут, как с обрыва, с орбиты.
И кажется - идешь сквозь мелкий текст, а над тобой огромный заголовок.
Я сижу у кровати, смотрю, как спит любимая женщина.
Почти сестра, почти что милосердья.
Как кошка в пододеяльнике, скребётся взлохмаченная душа,-
измени уже июню, приласкайся к сентябрю.
Я видел и смотрел на мостовую, как школьник.
Тот, кого я бросил у закопченных глыб, долго глядел мне вслед с нехорошим прищуром:
ты поди топчи по чужому полю,- что там рожь, да мало о чем поешь.
В библиотеке при монастыре засесть и перечитывать:
Ищущий не надеется, что обрящет. Связанный не врубается, что отпущен.
Нас неустанно преследует рок -
И не усталость, а стало позже.
Лето, осень - всё равно на дворе черным-черно,
ржавая магнитола играет на дне реки,
пока висит дамоклов скальпель над тихой пропастью во ржи.
То ли мы ссылки в гугле, то ли насечки в тигле.
Старые стихи химию свою помнят.
Приходят деревья в лохмотьях коры, как сонные души из царства теней,-
а мы-то нет, мы уйдем за смыслом дорогой желтого кирпича.
Только колкая ветка метко к лицу наклонится, и к асфальту платановая заплатка прилепится.
Пастушка, прошу как пастух: ты Назона прости.
Господь поймал нас еще мальками и каждый миг разделил на два.
Все уже разошлись - кто на запад, кто на восток,
где встретится моей беде твоя беда (потом)...
...А если я вернусь оттуда,
от ямбов загнивших с хореями кислыми,-
лихорадка - почти таблетка, как заплатка на дырку в коже.
Так глядит шизофреник:
по результатам его исследований,
дышится легче при ветре, который дует с воды. Тяжелее - при полном штиле.
Ещё несут к губам последний тост,
и возвратиться мы должны туда, где ангел перекрёстка
пританцовывает на месте, поклонами дарит публику.
Нет, они не гордятся своим призванием. Гордящийся - это не шут.
Мы это знаем - со школьной скамьи хотя бы.
Да какое там к черту сердце -
здесь у нас застолья с тостами, огнестрельная вода,
непонимание причин с необратимостью последствий.
...Сколько взлётов нам отмерит и простит небесный цуп...