Наша маленькая книга мертвых
Разумеется, в СССР 30-х годов не было человеческой публицистики, а была тенденциозная пропаганда. Тем не менее, если владеть искусством чтения между строк, в статьях и очерках тех лет можно почерпнуть множество прелюбопытных деталей, почувствовать дух эпохи, узнать множество замечательных жизненных историй. В конце концов, это было не только время партийных чисток, создания системы ГУЛАГа и преследования неблагонадежных, но и пора научного прогресса, фантастических проектов и грандиозных строек. Да и учились писать люди в ту пору, равняясь на классиков русской литературы, и именно в 30-е началось системное освоение Охотско-Колымского края. Примерно так я и думал, когда собрался перечитать книгу Исаака Гехтмана «Золотая Колыма». Не так важно, что когда Гехтман пишет об ударном труде большевиков-дальстроевцев, он умалчивает, что основная часть самого тяжелого ручного труда выполнялась заключенными, а вовсе не идейными большевиками, которые чаще были спецами или начальниками. Да и путает он многие вещи, а в некоторых вопросах откровенно «плавает», все-таки уроженцу Брянской области непросто сходу разобраться в колымских реалиях. Зато он общался лично с Эдуардом Берзиным, Игнатием Варреном, геологом Раковским, товарищем первооткрывателя колымского золота Бориски Сафеем Гайфуллиным, многими другими легендарными личностями. Да и вообще «Золотая Колыма» Гехтмана, вышедшая в 1937 г. одна из немногих довоенных книг по истории нашего края. Сам Исаак Ефимович работал заместителем главного редактора газеты «Советская Колыма», его вызвала сюда после смерти жены в июле 1935 года сестра Белла Гехтман, первый начальник магаданского радиоузла.
Исаак Гехтман
В книге Гехтмана несуразно переплетены наполеоновские планы первых советских пятилеток и самые обыкновенные житейские истории. Именно этим любопытна эпоха. Грандиозность проектов поражает - были даже планы изменения климата. Так, некий дальневосточный профессор предложил отвести Амур в новое русло севернее, чтобы его холодные воды не мешали теплому японскому течению Куросио течь в Охотское море. «И тогда сразу изменится весь климат охотского побережья, пропадут туманы, станет теплее, появится другого типа растительность», - писали тогда без тени сомнения в осуществимости таких замыслов.
Книга пронизана романтикой первооткрывателей и авантюризмом, ведь вопреки стереотипам, далеко не все отправлялись на Колыму по этапу. Случались с людьми и совсем смешные трагикомические истории.
Две женщины подружились во время плавания на пароходе по Охотскому морю. Одна из них ехала по вызову к мужу в Магадан, а другая решила сделать сюрприз своему любимому человеку, который работал на Колыме, и втайне от него подписала договор с «Дальстроем». Когда большая часть пути была пройдена, выяснилось, что обе ехали к одному и тому же мужчине. Друг о друге, естественно, не знали.
Нельзя сказать, что Гехтман совсем не пишет о заключенных на Колыме, но все преподносится в розовых тонах - как неплохо зарабатывают вчерашние правонарушители за рулем автомобилей, как удается заинтересовать работой идейного рецидивиста «отказника». Разумеется, больше всего в книге пишется о достижениях - например, о поисках золота, строительстве аткинской автобазы или развитии сельского хозяйства, там, где ничего не растет из-за сурового климата.
Так Гехтман пишет, что в 1932 году директор Дальстроя Эдуард Берзин пригласил к себе Веньямина Мовсесяна и дал ему такое задание:
- Дело, Веньямин, в следующем. Надо в этом крае развивать земледелие. Надо, чтобы была своя капуста, картошка, огурцы и все прочее. Назначаю я тебя начальником Тауйского сельскохозяйственного района. Поезжай и действуй.
Мовсесян, который до этого никогда сельским хозяйством не занимался, сам отобрал сельскохозяйственные орудия, семена, агрономов, рабочих и отбыл на запад, разыскивая возможности доставить все это в место назначения. Арманской автодороги тогда не было, доставка всех грузов шла по морю. Гехтман пишет, что суда разгружали на кромке льда у острова Недоразумения, а уже оттуда по ледовому припаю везли сельскохозяйственные орудия, технику и специалистов.
Уже через пять лет на Колыме работал большой совхоз Талон, с тысячами гектаров распаханной земли. Талонская картошка на сегодняшних магаданских рынках - пожалуй, то немногое, что осталось от достижений Берзина и Мовсесяна. Правда, сами они недолго смогли наслаждаться плодами своих трудов. Эдуард Петрович Берзин создатель системы принудительного труда заключенных на Колыме и основатель Магадана был расстрелян в 1938 году, через год после издания книги «Золотая Колыма». Берзина обвинили в измене Родине, работе на японскую разведку подрыве промышленности и совершении террористических актов. Среди вещей, найденных у него во время обыска, были письма и деньги, которые он собирался отправить сестре автора «Золотой Колымы» Белле Гехтман.
Уроженец Карабаха Веньямин, а точнее Бениамин Исаевич Мовсесян свою карьеру на Севере закончил в должности начальника Колымского речного управления треста «Дальстрой». Его в том же 1938-м расстреляли за участие в контрреволюционной террористической организации.
А следующий герой очерков Гехтману особенно по-землячески симпатичен.
«Трудно представить себе человека более городского облика и склада, чем старший инженер северного горного управления Дальстроя Марк Абрамович Эйдлин. Большой выпуклый лоб, роговые очки, пальто московского образца, повязанное сверху воротника пуховым шарфом, шапка польского бобра и галоши. Типичный облик приват-доцента столичного вуза, выходящего после окончания очередной лекции к трамваю. Марк Абрамович - один из немногих людей на Колыме, отправляющихся в тайгу в галстуке и галошах»
Так Гехтман живописует горного инженера на прииске Хатыннах в 550 км от Магадана. Ему он посвящает достаточно много места в своих очерках, сразу видно, что человек ему близок по духу. Инженер Эйдлин один из тех, что придумал зимнюю вскрышу торфов на колымских месторождениях золота. Чтобы добраться до золотоносных песков, горнякам приходится раскапывать тысячи тонн пустой породы. Эйдлин придумал, как вскрывать и вывозить ее зимой, чтобы не терять драгоценное время летом, когда идет промывка песков. Он первым стал вести на колымских приисках взрывные работы. Гехтман влюбленно пишет об утонченном интеллигенте Эйдлине, при этом умалчивает, или не знает, что его уже арестовывали на рубеже 20-30-х годов по делу «промпартии». Это было на Урале. Марк Эйдлин тогда сидел в тюрьме, и лишь случай помог ему избежать казни.
«Этот видавший виды пятидесятилетний человек, умеющий одинаково тонко и умно оценивать и перспективы золотой добычи в Австралии и Трансваале, и эстетическую значимость редчайших картин, сейчас, как юноша, увлечен своей работой в тайге и огромным будущим золотой Колымы», - пишет Гехтман.
К сожалению, до этого огромного будущего главный инженер Северного управления «Дальстроя» Марк Эйдлин не дожил. В 1938 году он был арестован, а в 1941-м - осужден военным судом по 58-й статье и расстрелян.
Гехтману повезло встретиться и с известным ольским просветителем Игнатием Варреном, в честь которого сейчас в поселке названа библиотека. Игнатий Варрен родился на Камчатке в 1891 году. Его предками со стороны отца были англосаксы и индейцы Аляски - родной дед Игнатия Афанасьевича Дэвид Варрен (точнее Уоррен) с товарищем Уильямом Флетчером в 1836 году обратился к камчатским властям с просьбой о переходе в православие и принятии российского подданства. По материнской линии в роду Варрена были оймяконские эвены и русские казаки из Ямска. В 1913 году он стал учительствовать в Оле, это был первый нецерковный учитель в селе. Белые не тронули его, когда разогнали Ольский ревком, хотя Варрен и был его секретарем.
Игнатий Варрен
«В комнате учителя, похожей на блокгауз, вырубленный из больших лиственничных бревен, было тепло и светло. Маленькая «буржуйка», установленная на ящике с песком, потрескивала, сверкая вишневыми боками. На ней стоял большой жестяной чайник… Учитель Варрен уже хлопочет возле печки. Он заваривает в чайник сразу осьмушку чая, по тунгусскому обычаю, и сыплет в котелок с кипятком замороженные пельмени», - описывает эту встречу Гехтман.
В 1937 году Игнатия Варрена выдвинули на получение звания заслуженный учитель CCCР - первым среди колымских педагогов. А в январе 1938 года арестовали. 7 марта тройка при УНКВД по Дальстрою приговорила его к расстрелу за контрреволюционную троцкистскую агитацию, участие в партии эсеров, и самое абсурдное - стремлении отторгнуть Камчатку от России под протекторат Японии. Через 10 дней учителя Варрена расстреляли. Основания для обвинительного приговора стали показания самого Игнатия Афанасьевича. Они сохранились, поэтому стоит прочитать отрывки, чтобы прочувствовать весь абсурд «эпохи культа личности».
«Национальной молодежи пытался привить ненависть к советской власти, оклеветать память вождя народов В. И. Ленина. В 1936 г., получив учебник на орочельском языке, я заметил контрреволюционное опошление акта смерти В.И. Ленина в извращенном понятии слова «умер», отлично понимая контрреволюционность этого выражения, умышленно никому не говорил в течение года, по этим учебникам проводил занятия».
«В 1918 г. я участвовал на двух эсеровских съездах, где наряду с вопросами о методах борьбы с советской властью, стоял вопрос об отторжении Камчатки под протекторат Японии, под лозунгом «Камчатка для камчадал», откуда берет начало контрреволюционная организация «Автономная Камчатка», ликвидированная органами ОГПУ в 1933 г. Возвратясь со съездов, я активно проводил в жизнь решения эсеровских съездов, поставив конкретные задачи борьбы с советской властью, пред населением популяризировал задачи эсеровской партии, распространял клевету на большевиков».
И далее несколько страниц подобного бредового самооговора.
Разумеется, из сотен людей, с которыми Исаак Гехтман общался на Колыме, далеко не все были репрессированы. Среди них якут-долгожитель Килиннах, что своими ногами обходил весь Северо-Восток от Якутска до Гижиги и от Охотска до Северного Ледовитого океана, а последние годы жизни провел в селе Гадля, перевалив далеко за сто лет. Это именно Килиннах рекомендовал проводников для первых экспедиций геологов Билибина и Цареградского. Сам он их отказался вести из-за возраста. Среди собеседников Гехтмана был старатель-одиночка Сафи «Сафей» Гайфуллин, он впустую потратил годы жизни на поиски золота, но так и не разбогател. Сафи доживал свой век в Оле одиноким стариком, работая сторожем на почте.
Геологи Цареградский, Вронский, Раковский и многие другие герои Гехтмана окончили свои дни в почете и уважении, дожив до старости, избежав несчастливого вмешательства в свою судьбу бдительных товарищей из НКВД. Правда, некоторым из них пришлось свидетельствовать или выступить против своих же вчерашних друзей и коллег, которым повезло меньше. Иначе - легко бы оказались на их месте, и сами пошли бы в лагерь или под расстрел.
Книга «Золотая Колыма» написана ярко и образно, и видно, что у автора есть несомненный талант, колымский край ему очень интересен, и пишет он увлеченно. Остается непонятным отношение Гехтмана к тому, что было на Колыме в то время, но не попало на страницы книги. Как и положено советскому писателю, Гехтман не жалеет черных красок, изображая кулаков, попов и белогвардейцев. Забавно читать у него о драке местных священников из-за пушнины, или о свирепых бойцах отряда есаула Бочкарева. Их Гехтман рисует сильно пьющими, злобными, склонными к неоправданной жестокости, но крайне недалекими людьми. Однако все это не выходит за рамки тогдашнего советского идеологического стандарта. Неясно, сознательно или вынужденно Исаак Гехтман умалчивает о принудительном труде заключенных, за рамками очерков «Золотая Колыма» остается положение осужденных по политическим статьям, нет ни слова о коллективизации, которая среди коренных народов Севера тоже проходила весьма драматично.
Впрочем, личное отношение автора «Золотой Колымы» к этим реалиям не более, чем риторические вопросы. Исаак Ефимович Гехтман был арестован 19 апреля 1938 г. по обвинению в шпионаже и расстрелян на полигоне спецобъекта «Коммунарка» Московской области 20 июня 1938 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.