Итак, сегодня есть прекрасный повод для... праздника - день рождения Бродского. В прошлом году мы были в этот день в Питере, и отмечали его в гостинице на Невском. Сегодня будем отмечать дома в Москве. Начнем сейчас. Мой любимый романс на стихи Бродского.
Click to view
Недавно посмотрели документальный фильм о Сьюзан Зонтаг. Просмотр был обязателен под чутким Лешкиным присмотром. Так вот там нет ничего про Бродского. Как так?
Между тем сын Зонтаг - Дэвид Рифф, который так же редактор ее дневников, в предисловии к 60-70 годам писал, что отношения Зонтаг и Бродского были «единственные за всю ее жизнь сентиментальные отношения с равным». В 1977 году они вместе были на Биеналле в Венеции. Есть их фотка на балконе, есть Венецианские строфы Бродского, посвященные Зонтаг, есть цитата из дневника Зонтаг:
"Иосиф: «Цензура полезна для писателей. По трем причинам. Во-первых, она объединяет всю нацию в сообщество читателей. Во-вторых, она выстраивает перед писателем стену, барьер, который нужно преодолеть. В-третьих, она усиливает метафорические свойства языка (чем жестче цензура, тем более эзоповым должен становиться язык)».
И еще:
"Иосиф: «Затем я осознал, что я есть. Я - человек, воспринявший понятие индивидуальности буквально». Вновь эта онегинская черта в нем."
"Всякий политический язык ведет к отчуждению. Политический язык, как таковой, - враг. (позиция Иосифа)"
У.Оден был для Бродского всем - учителем, другом, вторым Я. Бродский жил у него, когда только выехал из России. Оден "взял его под свое крыло". Понимали они друг друга плохо, Оден не знал русского, а Бродский плохо знал английский. Оден, однако, был автором предисловия первой книги стихов Бродского, и ценил молодого поэта. Разница в возрасте тоже была большая, да еще Оден был гей, что для Бродского было шокирующе. Несмотря на это Бродский воспринимал себя как второго Одена, был им, жил им, следовал ему. Что Бродскому не удалось, это проживать дни так же как Оден. О распорядке для великого англичанина Бродский писал своему другу в письме:
Первый martini dry [сухой мартини - коктейль из джина и вермута] W.Н. Auden выпивает в 7.30 утра, после чего разбирает почту и читает газету, заливая это дело смесью sherry [хереса] и scotch'a [шотландского виски]. Потом имеет место breakfast [завтрак], неважно из чего состоящий, но обрамленный местным - pink and white [розовым и белым] (не помню очередности) сухим. Потом он приступает к работе, и - наверно потому, что пишет шариковой ручкой - на столе вместо чернильницы красуется убывающая по мере творческого процесса bottle [бутылка] или can (банка) Guinnes'a, т. е. черного Irish [ирландского] пива. Потом наступает ланч ≈ 1 часа дня. В зависимости от меню, он декорируется тем или иным петушиным хвостом (I mean cocktail [я имею в виду коктейль]). После ланча - творческий сон, и это, по-моему, единственное сухое время суток. Проснувшись, он меняет вкус во рту с помощью 2-го martini dry и приступает к работе (introductions, essays, verses, letters and so on [предисловия, эссе, стихотворения, письма и т. д.]), прихлебывая все время scotch со льдом из запотевшего фужера. Или бренди. К обеду, который здесь происходит в 7-8 вечера, он уже совершенно хорош, и тут уж идет, как правило, какое-нибудь пожилое chateau d'… [«шато де…», то есть хорошее французское вино]. Спать он отправляется - железно в 9 вечера.