Итак, Волнухин
О Волнухине известно не так уж много. Педагог, воспитавший таких прекрасных скульпторов как Коненков, Андреев Домогацкий, о которых написаны книги, сам ни разу до сего времени не удостоился персональной выставки и биографии в серии ЖЗЛ.
Он занял должность преподавателя скульптуры в Московском Училище живописи, ваяния и зодчества после своего учителя С.В.Иванова - прекрасного преподавателя, о котором все вспоминают с любовью. С.В.Иванов ушел с этой должности после студенческих волнений. Он встал на сторону студентов, повздорил с ректором. Тогда ушли многие преподаватели. Ушли Репин, Куинджи, уехали в Петербург. Иванов ушел, порекомендовав Волнухина, который там же собственно и работал. Волнухин любил Москву, Волнухин остался.
Те крупицы из его биографии, которые удалось найти, разбросаны по биографиям его знаменитых учеников. Иногда они поражают высокомерием и каким-то не к месту употребленным марксизмом-ленинизмом. Автор этих биографий (Андреева и Домогацкого) А.Бакушинский. Совершенно непонятно, что он имел в виду, когда писал: «Долгая полоса руководства Волнухина скульптурным отделом была временем беспризорности обучаемой молодежи и полного забвения всяких систем обучения скульптурному ремеслу».
Все это не так. Вам придется мне поверить, потому что моя интуиция говорит об обратном. Не могли в этой скульптурной мастерской, которую обожал Коненков, творится такие беспризорность и анархизм, о которых пишет Бакушинский.
Коненков вспоминал другое: «Первое впечатление, когда я туда попал, это обилие света. Мастерская была заставлена великолепными гипсами с античных статуй. Зевс, Гера, Аполлон, Венеры - Милосская и Капитолийская, Бельведерский торс… Это был храм искусства».
Мастерская скульпторов тех лет была огромным деревянным сараем с застекленной частью крыши, выходившей на север.
Не поверите, но это и есть та самая мастерская. Еще С.В.Иванов говорил своим ученикам, что когда они будут выбирать себе мастерские то, они должны быть похожи на эту. И Волнухин очень расстроился, когда ее сломали и сделали новую.
Воон те окна, которые на север выходили
И не скажешь, что Храм искусств, а вот поди ж ты.
Коненков, окончив свой курс, не ушел из Училища, а продолжал там работать, чем, надо сказать, здорово злил ректора.
Волнухин «увидел» Голубкину. Именно после его слов о ее работе, Иванов обратил внимание на молоденькую талантливую девочку. И хоть она тут же ушла из Училища, как только ушел Иванов и плюнула бы вам в глаза, если вы еще раз напишите, что она была ученицей Волнухина, но у Волнухина был глаз, был талант на студентов, был дар преподавателя.
Не был бы Андреев Андреевым, Домогацкий Домогацким, а Коненков Коненковым. Может быть, Волнухин не был для них авторитетом, но был другом, наставником, хорошим советчиком, а ведь это не мало. Не зря Коненков потом сказал: «Если можно говорить о московской школе в русской скульптуре, то именно в связи с именем Волнухина».
Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Будущий ВХУТЕМАС.
«При Волнухине каждый из учеников скульптурной мастерской работал как хотел и как мог. В каждом из нас он старался открыть и развить природное дарование, бережно относился к росткам таланта и самобытности. А главное, учил не быть белоручками. Сергей Михайлович относился к нам как к товарищам… Это был на редкость чистый и честный человек» - это слова С.Т.Коненкова.
Бакушинский (вы уж простите, но за неимением лучшего…) писал по-другому: «Грузный, ленивый, не очень грамотный, но несомненно талантливый учитель, добродушно, как деревенская наседка, собирал вокруг себя молодежь, посильно помогал ей советами, которые и им и учениками понимались, как нечто совсем не обязательное к исполнению, любил Москву и старый московский быт, таскал с собой по московским базарам молодежь есть гречневики и блины, наблюдать уличные типы».
Получается, Волнухин был прямой противоположностью Ивана Федорова. Ленивый, добродушный. Он всю жизнь просидел на одном месте. Он жил в любимом городе, любил бродить по московским базарам, любил их шум, толчею, а летом уезжал в Плес. Сложно найти еще одно такое же спокойное место.
Волнухин, всю жизнь прожил на Сретенке, недалеко от слободы печатников, любил Сухаревку с его толчеей и блинами, любил сеть переулков, ломаными ветками отходивших от Сретенки в Драчи, и вниз к Цветному.
Я не удивляюсь, что именно он, Волнухин, подарил городу образ первого книгопечатника. Наблюдая на базарах за торговцами, ища эти самые «типы», он знал московских мастеровых, чувствовал их. Сам был таким.
Его Иван Федоров в первую очередь типографщик, печатник без пафоса, но и без принижения.
Это не работяга Антокольского, которого он с высоты своих академических, римским высот, увидел в далекой России. Это не монах не от мира сего. Когда Волнухина спросили, кого именно он изобразил в Иване Федорове, он ответил «никого конкретного, это целый синтез». Синтез Сретенки, Сухаревки и старой Синодальной типографии, в которую пришел скульптор в поисках печатного станка - это и есть Иван Федоров.
Станка Волнухин не нашел - потому табурет. Нашел мацу - подушечку на ручке, которой набивали краску, она есть у памятника.
Волнухин чувствовал «нутром», и этом самым «нутром» просил чувствовать учеников. Весь творческий процесс развертывался самотеком. Наверное, не всем это нравилось. А Андреева где-то и подвело. Его «из нутра» прочувствованный Гоголь испугал сливки общества, но лучшего Гоголя я не знаю.
Так вот, Волнухин победил, и взялся за работу. Для начала скульптуру попросили сделать из гипса, чтобы примерить к местности. Об этом я еще напишу. Здесь уже простых мазков было недостаточно. Будь добр сделай и ферязь, и сапоги и мелочи всякие. Дело шло медленно, Волнухин «искал». Ему помогали Забелин и Сергей Васильич Иванов - художник, историк, собиратель всякой исторической всячины.
Тут надо добавить, что обстановка в мастерской была простецкая, ученики звали Волнухина «Тятькой», а он всех величал по отчеству. Домогацкий вспоминал:
«Помню, вхожу однажды в мастерскую незадолго до окончания, - Сергей Михайлович, на лестнице, ковыряет перочинным ножом гипсовое плечо.
маленький такой. Я потом отсканирую из книжки.
- Ну, что скажешь, Николаич?
- Да ничего, Тятька. Ножка только коротка, поприбавить бы следовало.
- Ну и ты туда же. Надоел мне Василич с этой ногой, и так уж вершка полтора прибавил.
- А вы бы еще вершочек.
-Ну, пошел к дьяволу!»
«Василичем» был как раз Сергей Васильевич Иванов. Он часто заходил в мастерскую, помогал, советовал, чаще ругался.
«Он, кажется, не менее двух раз в неделю заходил к «Тятьке» и основательно поносил его за всякие недочеты в грамоте, - писал потом Домогацкий. - Кстати, костюм «Первопечатника» тоже из его собрания. Если вспомнить упрямство «Тятьки», то Сергею Васильевичу стоило много труда его переупрямить. «Тятька немного сердился, но уступал, в конце концов, так как очень любил и уважал «Васильича» и единственно, кого слушался».
Так вот общими усилиями и получился Иван Федоров.
И как Апостол и предисловие к нему являются единственным памятником Ивану Федорову, где он раскрыл свой талант философа, мыслителя, труженика, так и памятник Волнухина - это один из немногих ощутимых его работ.
Волнухин умер в 1921 году, от голода. Он уехал от голода в Геленджик и там умер. Происхождение у него было самое подходящее, но он не был флагманом, рупором, новатором и пионером, и из него никак не получалось сделать Красного Скульптора. Поэтому про него ничего не писали, а зря.