Каждый молод молод молод
Отредактированная и литературно обработанная, а главное - существенно дополненная редакция первой версии рассказа, которую можно считать просто дополнением к ней или ее продолжением.
Мы стоим на углу Тверской и Настасьинского переулка. Мимо нас спешат по Москве граждане, "срезая уголок" по маленькому пустырю, который можно считать просто расширением тротуара. Мы смотрим на старый, проваливающийся местами асфальт, поднимаем глаза и вглядываемся в изогнутую перспективу переулка: Ссудная касса за зеленью деревьев, розово-лиловый домик, если по его фасаду провести красную линию переулка, то понимаешь, что на пустыре, на месте вздымающегося рябью волн асфальта не хватает еще одного дома.
Фото с сайта "Московские улицы"
Интересно, сохранился ли подвал этого дома под толщею тротуара, использовали ли его своды для нужд городской канализации (на мысли о канализации наводят две крышки колодцев). Ведь на этом самом месте, на углу Тверской и Настасьинского был нашумевший в свое время приют поэтов, артистов и художников, открывшийся в Москве сразу после Октябрьской революции - "Кафе поэтов".
Вот он этот дом, которого не достает Тверской. Булочная Севастьянова - в ее подвале, находилась прачечная, которую и приспособили под первое послереволюционное кафе поэтов. Денег на эту затею дал сын знаменитого Филиппова Н.Д.Филиппов - богатей и поэт. Сергей Спасский, который зимой 1918 участвовал в поэтических вечерах писал: "Кафе поначалу субсидировалось московским булочником Филипповым. Этого булочника приручал Бурлюк, воспитывая из него мецената. Булочник оказался податлив. Он производил на досуге стихи. В стихах чувствовалось влияние Каменского. Булочник издал на плотнейшей бумаге внушительный сборник "Мой дар". Дар был анонимным".
Рассказ "Москва" Сергея Спасского начинается словами: "Незадолго до Октябрьских дней в Москву приехал Василий Каменский". Этими же словами можно начать историю об открытии футуристического феерического Кафе поэтов.
При том, что футуристы постоянно спорили с "классиками", имажинисты нападали на футуристов, символисты на имажинистов и так далее - все сходились в одном - все любили Каменского. "Милый Вася, - писал в своих "Воспоминаниях великолепного очевидца" Шершеневич. - "изобретатель секрета молодости и бодрости. У тебя было много горя в жизни, но жизнь от тебя не видела огорчений. Тот, кто тебя не любит, не может быть хорошим человеком." Василий Каменский родился за Уралом, сын управляющего золотыми приисками графа Шувалова. Дальше феерверк - бухгалтерия железной дороги, стихи, агитбригады, редакции журналов, учитель рисования - Бурлюк, обучение летному делу в Париже, революция, Кафе поэтов.
Д.Бурлюк Портрет песнеборца В.Каменского
"Трудно один раз поговорить с Василием Васильевичем, чтобы не почувствовать всего его обаяния, Все, начиная от молочных глаз, пушистых волос и мягкости фраз и канчая талантом стиха и слова и даже звука голоса, сразу привлекает к нему." (Шершеневич)
И вот Василий Каменский с Давидом Бурлюком загораются идеей поэтического кафе. Привлекают Маяковского. Помещение найдено, меценат готов - дело за оформлением.
За оформление взялись сразу несколько человек: сам Каменский, Бурлюк, Якулов и Валентина Ходасевич, которую уговорил Маяковский: "Мы с Васей Каменским были уверены, что вы вполне надежный товарищ и не подведете". Дальше все изощрялись как могли: Каменский стоял "на стремянке под сводом, на который он крепил яркие, вырезанные из бумаги буквы, бусы и куски цветных тряпок; композиция завершалась на стене внизу распластанными старыми брюками".
В.Каменский. Юбка девочки
Таится зов
Я у источника журчального.
Стою и немогу уйти -
Ищу томленья безпечального
Ищу венчального пути.
В ветвино-стройно-гибких линиях
В узорности подножных трав
Таится зов в цветах долиниях
Ветрится смысл в ветрах.
И так легко хрустальность звончато
Душой крылатой отразить
И мыслью взрывной перепончато
Футуристически пронзить.
1918 год
Валентина Ходасевич «молниеносно придумала композицию из трех ковбоев в гигантских сомбреро, трех лошадей, невероятных пальм и кактусов на песчаных холмах. Это располагалось на трех стенах и сводах»; среди работ коллег в ее памяти отложились «яркие, вырезанные из бумаги буквы, бумы и куски цветных тряпок; композиция завершалась на стене внизу распластанными старыми брюками» (Ходасевич Валентина. Портреты словами.) Сергей Спасский запомнил: «Земляной пол усыпан опилками. Посреди деревянный стол. Такие же кухонные столы у стен. Столы покрыты серыми кустарными скатертями. Вместо стульев низкорослые табуретки. Стены вымазаны черной краской. Бесцеремонная кисть Бурлюка развела на них беспощадную живопись. Распухшие женские торсы, глаза, не принадлежащие никому. Многоногие лошадиные крупы. Зеленые, желтые, красные полосы. Изгибались бессмысленные надписи, осыпаясь с потолка вокруг заделанных ставнями окон. Строчки, выломанные из стихов, превращенные в грозные лозунги: "Доите изнуренных жаб", "К черту вас, комолые и утюги"».
Головы. Д.Бурлюк
Заглянувший в кафе А. Н.Толстой увидел: "За тремя столами, протянутыми во всю ширину кафе, узкой и длинной комнаты, выкрашенной сажей, с красными зигзагами и буквами, с кристаллами из жести и картона, с какими-то оторванными руками, ногами, головами, раскиданными по потолку, сидят паразитические элементы вперемешку с большевиками." По некоторым сведениям, в оформлении принимала участие А. Экстер: «Достойна внимания была «супрематистская» роспись стен - клеевой краской. Известная в те времена «левая» художница Александра Экстер заполнила пространство кубами, цилиндрами и гирляндами» (Арго А. М. Звучит слово… Очерки и воспоминания.)
А.Экстер
В своих воспоминаниях В.Каменский упоминает еще Татлина, Лентулова и Гончарову. Однако Лентулов и Гончарова участия в росписи не принимали, да и Татлин отказался, да и А.Родченко отговорил. А. М. Родченко: «Как-то с Татлиным мы зашли в «Кафе поэтов» в Настасьинском переулке. Оно еще отделывалось и расписывалось, каждому художнику предоставлялась стена, и он что хотел, то и писал на ней. При нас расписывал Д. Д. Бурлюк и говорил, что стена Татлина ждет… Но Татлин отказался расписывать. Мне тоже предложили, но Татлин шепнул мне: «Не нужно» и я тоже отказался, а почему «не нужно», я до сих пор не знаю» (Родченко А. М. Работа с Маяковским)
Но и без них получилось все, как и задумывал Каменский: "изумительно, восхитительно, песниянно и весниянно!"
Оказавшийся неподалеку начинающий актер Игорь Ильинский вспоминал впоследствии: «Однажды, идя на занятия в студию Комиссаржевской по Настасьинскому переулку, я заметил, что в одном из маленьких низких домов, где помещалась раньше прачечная или какая-то мастерская, копошатся люди. В помещении шел ремонт. Проходя на следующий день, я обратил внимание, что ремонт шел какой-то необычный. Странно одетые люди, не похожие на рабочих, ходили с кистями по помещению и мазали или рисовали на стенах. Я подошел поближе и приплюснул нос к оконному стеклу. Были ли стены расписаны мазней или только грунтовались зигзагами и полосами, трудно было разобрать» (Ильинский Игорь. Сам о себе. М. 1973. С. 72).
Вход в кафе почти не освещался, место было трущобное, страшное.
- Выбрали же место. Здесь черт ногу сломит.
- Не забывай, что здесь кафе футуристов.
- Ну, знаешь, есть предел всякому чудачеству.
(Из разговора Р.Ивнева и М.Ройзмана, пришедших на вечер в кафе. "Богема" Р.Ивнев)
Входом в кафе служила "низкая деревянная дверь, прочно закрашенная в черное. Красные растекающиеся буквы названия. И змеевидная стрелка. Дощатая загородка передней. Груботканый занавес - вход".
В воспоминаниях В.Ф.Федорова говорится про красную дверь, но красная дверь вела в туалет, она была "простая, окрашенная красной масляной краской с изображением на ней примитивных «птичек» - V V V" "и написано: «Голуби, оправляйте ваши перышки» - а на дверце противоположного помещения было написано: «Голубицы, оправляйте ваши перышки!»
Кафе открылось в декабре 1917 года, а в января в ее работу включился Сергей Дмитриевич Спасский, молодой тогда поэт, приятель Маяковского, в советское время он стал хорошим переводчиком с грузинского, а пока...
Я уселся за длинным столом. Комната упиралась в эстраду. Грубо сколоченные дощатые подмостки. В потолок ввинчена лампочка. Сбоку маленькое пианино. Сзади - фон оранжевой стены.
Уже столики окружились людьми, когда резко вошел Маяковский. Перекинулся словами с кассиршей и быстро направился внутрь. Белая рубашка, серый пиджак, на затылок оттянута кепка. Короткими кивками он здоровался с присутствующими. Двигался решительно и упруго. Едва успел я окликнуть его, как он подхватил меня на руки. Донес меня до эстрады и швырнул на некрашеный пол. И тотчас объявил фамилию и что я прочитаю стихи.
Так я начал работать в кафе.
А.Шемшурин, "шестипудовый ребенок" Д.Бурлюк и В.Маяковский.
Собственно программа так и строилась. Были постоянные "артисты": Бурлюк, Маяковский, Каменский, Елена Бучинская - актриса и чтица и "поэт-певец" Аристарх Климов. Остальных участников программы "выхватывали" из зала Маяковский или Бурлюк, никто не отказывался, все сопровождалось шутками, перебранками. Иногда устраивались тематические вечера, на одном из них присутствовал Луначарский.
На таком вечере присутствовали и Рюрик Ивнев с Матвеем Ройзманом.
- Пришел посмотреть, как вы здесь развлекаетесь.
- Прошу в зал, - пригласил Каменский. - Будет диспут о новом искусстве.
- А Луначарский приедет? - спросил Матвей.
- Да, - сухо ответил Каменский и, обняв меня за талию, повел за кулисы.
"Богема" Р.Ивнев
Рюрик Ивнев, А.Чернявский, С.Есенин, 1915 год
Анатолий Васильевич стоял, окруженный поэтами и женщинами, и оживленно спорил с Маяковским. Высокий мужественный Владимир с нарочитой грубостью нападал на него. Бурлюк стоял в стороне, перебирая листочки с тезисами своего доклада, но искоса с довольной улыбкой наблюдал за выражением лица наркома. Чувствовалось, что он предвкушает удовольствие от публичного диспута, на котором надеялся разгромить Луначарского.
Луначарский работы Ю.Арцыбушева
Теперь о Гольцшмидте, который в некоторых источниках называется владельцем кафе, наряду с В.Каменским. Впрочем так оно и было. Владимир Гольцшмидт, "величавший себя "футуристом жизни"", каким-то странным образом за спиной Каменского, Маяковского и Бурлюка перекупил кафе у Филиппова (Филиппов тогда занялся кафе "Красный петух" на Кузнецком) и "поставил всех перед совершившимся фактом, одним ударом заняв главные позиции. Помимо старшей сестры его, оперной певицы, еще раньше подрабатывавшей в кафе, за буфетной стойкой появилась его мамаша, за кассу села младшая сестра". (С.Спасский) Маяковский был взбешен и в тот вечер, когда все открылось "был мрачен. Обрушился на спекулянтов в искусстве. Г<ольцшмидт> пробовал защищаться, жаловался, что никто его не понимает. Публика недоумевала, не зная, из-за чего заварился спор. Бурлюк умиротворял Маяковского, убеждая не срывать сезон".
Но Гольцшмидту не повезло. Неспокойное племя поэтов сдружилось с анархистами, жившими по соседству. "В марте 1918 года, в период, когда анархисты ежедневно захватывали жилые дома в Москве, Маяковский, Каменский и Бурлюк оккупировали ресторан, в котором собирались устроить клуб «индивидуаль-анархизма творчества». Однако уже через неделю их оттуда выставили, и проект реализовать не удалось". А 14 апреля 1918 года Кафе поэтов выставили и из прачечной.
Кадр из фильма "Хождение по мукам"
Советское правительство переехало в Москву и потихоньку начало закручивать гайки. Поэтов объединили в СОПО и дали им другое кафе, выше по Тверской - "Домино".
Дом Севастьянова, давший приют "Революционной бабушке кафе-поэтных салончиков" (Маяковский), снесли, Настасьинский переулок переделали и перепланировали как в игре "пятнашки". Василий Каменский был душой и солнцем нового кафе поэтов "Домино" до 1919 или 1920 года, потом про него ничего не известно. Пишут, что в 1930 он писал мемуары. Последние 13 лет своей жизни солнечный Вася, Василий Васильевич Каменский - общий любимец, был прикован к постели после инсульта. Умер в 1961 году.
Д. БУРЛЮК ИЗ АРТЮРА РЕМБО
Каждый молод молод молод
В животе чертовский голод
Так идите же за мной...
За моей спиной
Я бросаю гордый клич
Этот краткий спич!
Будем кушать камни травы
Сладость горечь и отравы
Будем лопать пустоту
Глубину и высоту
Птиц, зверей, чудовищ, рыб,
Ветер, глины, соль и зыбь!
Каждый молод молод молод
В животе чертовский голод
Все что встретим на пути
Может в пищу нам идти.
<1913>
Этот рассказ о первом Кафе поэтов дополняется и где-то повторяется рассказом, который я написала чуть раньше http://madiken-old.livejournal.com/443040.html
Мы стоим на углу Тверской и Настасьинского переулка. Мимо нас спешат по Москве граждане, "срезая уголок" по маленькому пустырю, который можно считать просто расширением тротуара. Мы смотрим на старый, проваливающийся местами асфальт, поднимаем глаза и вглядываемся в изогнутую перспективу переулка: Ссудная касса за зеленью деревьев, розово-лиловый домик, если по его фасаду провести красную линию переулка, то понимаешь, что на пустыре, на месте вздымающегося рябью волн асфальта не хватает еще одного дома.
Фото с сайта "Московские улицы"
Интересно, сохранился ли подвал этого дома под толщею тротуара, использовали ли его своды для нужд городской канализации (на мысли о канализации наводят две крышки колодцев). Ведь на этом самом месте, на углу Тверской и Настасьинского был нашумевший в свое время приют поэтов, артистов и художников, открывшийся в Москве сразу после Октябрьской революции - "Кафе поэтов".
Вот он этот дом, которого не достает Тверской. Булочная Севастьянова - в ее подвале, находилась прачечная, которую и приспособили под первое послереволюционное кафе поэтов. Денег на эту затею дал сын знаменитого Филиппова Н.Д.Филиппов - богатей и поэт. Сергей Спасский, который зимой 1918 участвовал в поэтических вечерах писал: "Кафе поначалу субсидировалось московским булочником Филипповым. Этого булочника приручал Бурлюк, воспитывая из него мецената. Булочник оказался податлив. Он производил на досуге стихи. В стихах чувствовалось влияние Каменского. Булочник издал на плотнейшей бумаге внушительный сборник "Мой дар". Дар был анонимным".
Рассказ "Москва" Сергея Спасского начинается словами: "Незадолго до Октябрьских дней в Москву приехал Василий Каменский". Этими же словами можно начать историю об открытии футуристического феерического Кафе поэтов.
При том, что футуристы постоянно спорили с "классиками", имажинисты нападали на футуристов, символисты на имажинистов и так далее - все сходились в одном - все любили Каменского. "Милый Вася, - писал в своих "Воспоминаниях великолепного очевидца" Шершеневич. - "изобретатель секрета молодости и бодрости. У тебя было много горя в жизни, но жизнь от тебя не видела огорчений. Тот, кто тебя не любит, не может быть хорошим человеком." Василий Каменский родился за Уралом, сын управляющего золотыми приисками графа Шувалова. Дальше феерверк - бухгалтерия железной дороги, стихи, агитбригады, редакции журналов, учитель рисования - Бурлюк, обучение летному делу в Париже, революция, Кафе поэтов.
Д.Бурлюк Портрет песнеборца В.Каменского
"Трудно один раз поговорить с Василием Васильевичем, чтобы не почувствовать всего его обаяния, Все, начиная от молочных глаз, пушистых волос и мягкости фраз и канчая талантом стиха и слова и даже звука голоса, сразу привлекает к нему." (Шершеневич)
И вот Василий Каменский с Давидом Бурлюком загораются идеей поэтического кафе. Привлекают Маяковского. Помещение найдено, меценат готов - дело за оформлением.
За оформление взялись сразу несколько человек: сам Каменский, Бурлюк, Якулов и Валентина Ходасевич, которую уговорил Маяковский: "Мы с Васей Каменским были уверены, что вы вполне надежный товарищ и не подведете". Дальше все изощрялись как могли: Каменский стоял "на стремянке под сводом, на который он крепил яркие, вырезанные из бумаги буквы, бусы и куски цветных тряпок; композиция завершалась на стене внизу распластанными старыми брюками".
В.Каменский. Юбка девочки
Таится зов
Я у источника журчального.
Стою и немогу уйти -
Ищу томленья безпечального
Ищу венчального пути.
В ветвино-стройно-гибких линиях
В узорности подножных трав
Таится зов в цветах долиниях
Ветрится смысл в ветрах.
И так легко хрустальность звончато
Душой крылатой отразить
И мыслью взрывной перепончато
Футуристически пронзить.
1918 год
Валентина Ходасевич «молниеносно придумала композицию из трех ковбоев в гигантских сомбреро, трех лошадей, невероятных пальм и кактусов на песчаных холмах. Это располагалось на трех стенах и сводах»; среди работ коллег в ее памяти отложились «яркие, вырезанные из бумаги буквы, бумы и куски цветных тряпок; композиция завершалась на стене внизу распластанными старыми брюками» (Ходасевич Валентина. Портреты словами.) Сергей Спасский запомнил: «Земляной пол усыпан опилками. Посреди деревянный стол. Такие же кухонные столы у стен. Столы покрыты серыми кустарными скатертями. Вместо стульев низкорослые табуретки. Стены вымазаны черной краской. Бесцеремонная кисть Бурлюка развела на них беспощадную живопись. Распухшие женские торсы, глаза, не принадлежащие никому. Многоногие лошадиные крупы. Зеленые, желтые, красные полосы. Изгибались бессмысленные надписи, осыпаясь с потолка вокруг заделанных ставнями окон. Строчки, выломанные из стихов, превращенные в грозные лозунги: "Доите изнуренных жаб", "К черту вас, комолые и утюги"».
Головы. Д.Бурлюк
Заглянувший в кафе А. Н.Толстой увидел: "За тремя столами, протянутыми во всю ширину кафе, узкой и длинной комнаты, выкрашенной сажей, с красными зигзагами и буквами, с кристаллами из жести и картона, с какими-то оторванными руками, ногами, головами, раскиданными по потолку, сидят паразитические элементы вперемешку с большевиками." По некоторым сведениям, в оформлении принимала участие А. Экстер: «Достойна внимания была «супрематистская» роспись стен - клеевой краской. Известная в те времена «левая» художница Александра Экстер заполнила пространство кубами, цилиндрами и гирляндами» (Арго А. М. Звучит слово… Очерки и воспоминания.)
А.Экстер
В своих воспоминаниях В.Каменский упоминает еще Татлина, Лентулова и Гончарову. Однако Лентулов и Гончарова участия в росписи не принимали, да и Татлин отказался, да и А.Родченко отговорил. А. М. Родченко: «Как-то с Татлиным мы зашли в «Кафе поэтов» в Настасьинском переулке. Оно еще отделывалось и расписывалось, каждому художнику предоставлялась стена, и он что хотел, то и писал на ней. При нас расписывал Д. Д. Бурлюк и говорил, что стена Татлина ждет… Но Татлин отказался расписывать. Мне тоже предложили, но Татлин шепнул мне: «Не нужно» и я тоже отказался, а почему «не нужно», я до сих пор не знаю» (Родченко А. М. Работа с Маяковским)
Но и без них получилось все, как и задумывал Каменский: "изумительно, восхитительно, песниянно и весниянно!"
Оказавшийся неподалеку начинающий актер Игорь Ильинский вспоминал впоследствии: «Однажды, идя на занятия в студию Комиссаржевской по Настасьинскому переулку, я заметил, что в одном из маленьких низких домов, где помещалась раньше прачечная или какая-то мастерская, копошатся люди. В помещении шел ремонт. Проходя на следующий день, я обратил внимание, что ремонт шел какой-то необычный. Странно одетые люди, не похожие на рабочих, ходили с кистями по помещению и мазали или рисовали на стенах. Я подошел поближе и приплюснул нос к оконному стеклу. Были ли стены расписаны мазней или только грунтовались зигзагами и полосами, трудно было разобрать» (Ильинский Игорь. Сам о себе. М. 1973. С. 72).
Вход в кафе почти не освещался, место было трущобное, страшное.
- Выбрали же место. Здесь черт ногу сломит.
- Не забывай, что здесь кафе футуристов.
- Ну, знаешь, есть предел всякому чудачеству.
(Из разговора Р.Ивнева и М.Ройзмана, пришедших на вечер в кафе. "Богема" Р.Ивнев)
Входом в кафе служила "низкая деревянная дверь, прочно закрашенная в черное. Красные растекающиеся буквы названия. И змеевидная стрелка. Дощатая загородка передней. Груботканый занавес - вход".
В воспоминаниях В.Ф.Федорова говорится про красную дверь, но красная дверь вела в туалет, она была "простая, окрашенная красной масляной краской с изображением на ней примитивных «птичек» - V V V" "и написано: «Голуби, оправляйте ваши перышки» - а на дверце противоположного помещения было написано: «Голубицы, оправляйте ваши перышки!»
Кафе открылось в декабре 1917 года, а в января в ее работу включился Сергей Дмитриевич Спасский, молодой тогда поэт, приятель Маяковского, в советское время он стал хорошим переводчиком с грузинского, а пока...
Я уселся за длинным столом. Комната упиралась в эстраду. Грубо сколоченные дощатые подмостки. В потолок ввинчена лампочка. Сбоку маленькое пианино. Сзади - фон оранжевой стены.
Уже столики окружились людьми, когда резко вошел Маяковский. Перекинулся словами с кассиршей и быстро направился внутрь. Белая рубашка, серый пиджак, на затылок оттянута кепка. Короткими кивками он здоровался с присутствующими. Двигался решительно и упруго. Едва успел я окликнуть его, как он подхватил меня на руки. Донес меня до эстрады и швырнул на некрашеный пол. И тотчас объявил фамилию и что я прочитаю стихи.
Так я начал работать в кафе.
А.Шемшурин, "шестипудовый ребенок" Д.Бурлюк и В.Маяковский.
Собственно программа так и строилась. Были постоянные "артисты": Бурлюк, Маяковский, Каменский, Елена Бучинская - актриса и чтица и "поэт-певец" Аристарх Климов. Остальных участников программы "выхватывали" из зала Маяковский или Бурлюк, никто не отказывался, все сопровождалось шутками, перебранками. Иногда устраивались тематические вечера, на одном из них присутствовал Луначарский.
На таком вечере присутствовали и Рюрик Ивнев с Матвеем Ройзманом.
- Пришел посмотреть, как вы здесь развлекаетесь.
- Прошу в зал, - пригласил Каменский. - Будет диспут о новом искусстве.
- А Луначарский приедет? - спросил Матвей.
- Да, - сухо ответил Каменский и, обняв меня за талию, повел за кулисы.
"Богема" Р.Ивнев
Рюрик Ивнев, А.Чернявский, С.Есенин, 1915 год
Анатолий Васильевич стоял, окруженный поэтами и женщинами, и оживленно спорил с Маяковским. Высокий мужественный Владимир с нарочитой грубостью нападал на него. Бурлюк стоял в стороне, перебирая листочки с тезисами своего доклада, но искоса с довольной улыбкой наблюдал за выражением лица наркома. Чувствовалось, что он предвкушает удовольствие от публичного диспута, на котором надеялся разгромить Луначарского.
Луначарский работы Ю.Арцыбушева
Теперь о Гольцшмидте, который в некоторых источниках называется владельцем кафе, наряду с В.Каменским. Впрочем так оно и было. Владимир Гольцшмидт, "величавший себя "футуристом жизни"", каким-то странным образом за спиной Каменского, Маяковского и Бурлюка перекупил кафе у Филиппова (Филиппов тогда занялся кафе "Красный петух" на Кузнецком) и "поставил всех перед совершившимся фактом, одним ударом заняв главные позиции. Помимо старшей сестры его, оперной певицы, еще раньше подрабатывавшей в кафе, за буфетной стойкой появилась его мамаша, за кассу села младшая сестра". (С.Спасский) Маяковский был взбешен и в тот вечер, когда все открылось "был мрачен. Обрушился на спекулянтов в искусстве. Г<ольцшмидт> пробовал защищаться, жаловался, что никто его не понимает. Публика недоумевала, не зная, из-за чего заварился спор. Бурлюк умиротворял Маяковского, убеждая не срывать сезон".
Но Гольцшмидту не повезло. Неспокойное племя поэтов сдружилось с анархистами, жившими по соседству. "В марте 1918 года, в период, когда анархисты ежедневно захватывали жилые дома в Москве, Маяковский, Каменский и Бурлюк оккупировали ресторан, в котором собирались устроить клуб «индивидуаль-анархизма творчества». Однако уже через неделю их оттуда выставили, и проект реализовать не удалось". А 14 апреля 1918 года Кафе поэтов выставили и из прачечной.
Кадр из фильма "Хождение по мукам"
Советское правительство переехало в Москву и потихоньку начало закручивать гайки. Поэтов объединили в СОПО и дали им другое кафе, выше по Тверской - "Домино".
Дом Севастьянова, давший приют "Революционной бабушке кафе-поэтных салончиков" (Маяковский), снесли, Настасьинский переулок переделали и перепланировали как в игре "пятнашки". Василий Каменский был душой и солнцем нового кафе поэтов "Домино" до 1919 или 1920 года, потом про него ничего не известно. Пишут, что в 1930 он писал мемуары. Последние 13 лет своей жизни солнечный Вася, Василий Васильевич Каменский - общий любимец, был прикован к постели после инсульта. Умер в 1961 году.
Д. БУРЛЮК ИЗ АРТЮРА РЕМБО
Каждый молод молод молод
В животе чертовский голод
Так идите же за мной...
За моей спиной
Я бросаю гордый клич
Этот краткий спич!
Будем кушать камни травы
Сладость горечь и отравы
Будем лопать пустоту
Глубину и высоту
Птиц, зверей, чудовищ, рыб,
Ветер, глины, соль и зыбь!
Каждый молод молод молод
В животе чертовский голод
Все что встретим на пути
Может в пищу нам идти.
<1913>
Этот рассказ о первом Кафе поэтов дополняется и где-то повторяется рассказом, который я написала чуть раньше http://madiken-old.livejournal.com/443040.html