(no subject)
Они сидели на скамейке плечом к плечу. Две старушки - маленькая и большая. В одинаковых бесформенных кофтах до колена, длинных юбках и светлых платках, завязанных под подбородком. Старые туфли на маленьком каблучке выдавали в маленькой былую модницу. Ноги большой старушки - опухшие, напоминающие колоды - позволяли той носить только тапки. Так в тапках она и сидела. «А я тебе говорю - это он все деньги украл. Дождался, когда из дому уйду, пришел и спер, пока ты его кормила и чаи наливала», - говорила маленькая. Похожая на воробья - востроносенькая, с узкими поджатыми губами и круглыми глазками - она постоянно крутила головой по сторонам и суетливо подергивала плечиками. Большая шмыгала носом и молча вытирала толстыми пальцами глаза. «Ведь все ж деньги забрал, рожа окаянная, - ругалась старушка-воробей. - Мы же окна ставить хотели. Опять зиму мерзнуть будем». Потом подумала и добавила: «Я в милицию пойду». Большая вздрогнула, на несколько секунд перестала дышать, а потом закрыла лицо руками. «Не надо, Стеша, он же сын мой». «Ты дура, Алевтина. Он приходит, только когда пенсию дают. На порог его больше не пущу». Маленькая зашуршала пакетами, достала таблетки. Одну запихнула в рот подруге, вторую - себе. Затем встала, сложила пальцы в аккуратный кукиш и показала кому-то невидимому в небе. «Пошли, Аля, у меня под матрасом спрятано было, до пенсии дотянем». Вытерла подруге щеки своей рукой, заправила выбившуюся из-под платка седую прядь и помогла подняться. Они неспешно уходили, стараясь идти нога в ногу, рука к руке. Два старых человека, ставшие друг другу единственной опорой при живых детях.