(no subject)
Читаю новости из Москвы: сносят ларьки, торговые павильоны и прочее. Я не знаю кто прав, кто виноват, но почему-то вспомнилось
У Салтыкова-Щедрина отставленный от должности старый губернатор на покое ждет новостей про подвиги и деяния нового губернатора в когда-то вверенном ему городе:
«Каждый день утром к старику приезжает из города бывший правитель его канцелярии, Павел Трофимыч Кошельков, старинный соратник и соархистратиг…
-- Ну-с, что новенького? -- спрашивает он [бывший губернатор] после первых взаимных приветствий.
-- Мостит базарную площадь-с.
-- Как? Кто?
-- Новый-с.
Известие это поражает изумлением. Старик многое предвидел, многое предсказал; но этого ни предвидеть, ни предсказать не мог.
-- Признаюсь! -- произносит он не без смущения, -- признаюсь!
-- Да и мы-таки подивились! -- поддакивает Павел Трофимыч.
Не то чтобы идея о замощении базарной площади была для старика новостью; нет, и его воображение когда-то пленялось ею, но он оставил эту затею (и не без сожаления оставил!), потому что из устных и письменных преданий убедился, что до него уже семь губернаторов погибло жертвою этой ужасной идеи.
-- Но предвидел ли он, этот безрассудный молодой человек, те непреоборимые трудности, даже опасности, с которыми связано подобное предприятие?
-- Сказывали-с; Яков Астафьич даже примеры представляли-с...
-- Ну?
-- Остался непреклонен-с.
Начинаются сетованья и соболезнованья; рассказывается история о погибших губернаторах, и в особенности приводится в пример некоторый Иван Петрович, который все совершил, что смертному совершить доступно, то есть недоимки собрал, беспокойных укротил, нравственность водворил, и даже однажды высек совсем неподлежаще одного обывателя, но по вопросу о мостовых сломился, был отрешен от должности и умер в отставке, не выслужив пенсиона».
[“Помпадуры и помпадурши”]
У Салтыкова-Щедрина отставленный от должности старый губернатор на покое ждет новостей про подвиги и деяния нового губернатора в когда-то вверенном ему городе:
«Каждый день утром к старику приезжает из города бывший правитель его канцелярии, Павел Трофимыч Кошельков, старинный соратник и соархистратиг…
-- Ну-с, что новенького? -- спрашивает он [бывший губернатор] после первых взаимных приветствий.
-- Мостит базарную площадь-с.
-- Как? Кто?
-- Новый-с.
Известие это поражает изумлением. Старик многое предвидел, многое предсказал; но этого ни предвидеть, ни предсказать не мог.
-- Признаюсь! -- произносит он не без смущения, -- признаюсь!
-- Да и мы-таки подивились! -- поддакивает Павел Трофимыч.
Не то чтобы идея о замощении базарной площади была для старика новостью; нет, и его воображение когда-то пленялось ею, но он оставил эту затею (и не без сожаления оставил!), потому что из устных и письменных преданий убедился, что до него уже семь губернаторов погибло жертвою этой ужасной идеи.
-- Но предвидел ли он, этот безрассудный молодой человек, те непреоборимые трудности, даже опасности, с которыми связано подобное предприятие?
-- Сказывали-с; Яков Астафьич даже примеры представляли-с...
-- Ну?
-- Остался непреклонен-с.
Начинаются сетованья и соболезнованья; рассказывается история о погибших губернаторах, и в особенности приводится в пример некоторый Иван Петрович, который все совершил, что смертному совершить доступно, то есть недоимки собрал, беспокойных укротил, нравственность водворил, и даже однажды высек совсем неподлежаще одного обывателя, но по вопросу о мостовых сломился, был отрешен от должности и умер в отставке, не выслужив пенсиона».
[“Помпадуры и помпадурши”]