Историки юга России: профессиональная жизнь в условиях разделенного научного сообщества
За последние двадцать лет российское сообщество профессиональных историков прошло сложный путь эволюции, связанный как с потерями, так и с приобретениями. Очевидно, что социальный статус историка в современной России заметно снизился в сравнении с советскими временами, но, в тоже время, историки освободились от оков официальной идеологии и партийно-государственного контроля. Под влиянием этих метаморфоз, а также развития средств массовой коммуникации (сети Интернет) в России начался процесс формирования «новой исторической культуры»[1]. В настоящем докладе предпринята попытка охарактеризовать особенности развития сообщества историков юга России на современном этапе. Автор считает необходимым пояснить, что в данной работе основное внимание будет сосредоточено на сообществе историков специалистов в области региональной истории и краеведения.
Институционализация сообщества: состояние и перспективы
Бюджетное научное учреждение остается основной формой кооперации профессиональных историков как на юге России, так в рамках всей страны в целом. Историки работают либо в образовательных учреждениях, либо в академических институтах. Особенностью жизни историков в провинции является их «пожизненная приписка» к одному месту работы (будь то университет или исследовательский институт). В отличии от российских столиц в провинции «наряду с низкой плотностью вузов наблюдается еще более низкая плотность сетей научных организаций»[2]. Даже в крупнейших городских центрах южнороссийского макрорегиона - Ростов-на-Дону, Волгоград - в лучшем случае кроме университета есть педагогический вуз или один небольшой академический институт. Историк фактически лишен какой-либо трудовой, карьерной мобильности. Такая ситуация порождает зависимость ученого от вышестоящего начальства. Как отмечает И.И. Курилла: «Эта зависимость в некоторых случаях ограничивает его (историка - А.У.) инициативу»[3]. Вузовские ученые юга России, как и их коллеги из других регионов[4] жестко подчинены параметрам учебной нагрузки и, тем самым, крайне ограничены в свободе предлагать студентам новые, авторские учебные курсы.
Слабая развитость структуры РАН на юге Ро
ссии отчасти компенсируется наличием в национальных республиках Северного Кавказа республиканских институтов гуманитарного профиля. Такие учреждения имеются в Нальчике, Майкопе, Черкесске, Владикавказе. Деятельность этих учреждений финансируется за счет региональных бюджетов, что создает дополнительный источник формирования зависимости ученых. В прошлом году серьезным моральным потрясениям подвергся коллектив одного из старейших научных институтов юга России - Института гуманитарных исследований Правительства Кабардино-Балкарской Республики и Кабардино-Балкарского научного центра РАН. Дело в том, что двойное финансирование (а институт финансируется из бюджета республики и как учреждение РАН) не предусмотрено Бюджетном кодексом РФ. Таким образом, половина сотрудников института оказалась перед угрозой сокращения. К счастью научный коллектив удалось сохранить полностью, но проблема далека от полного разрешения и сотрудники института продолжают находиться в «подвешенном» состоянии.
В конце прошлого года с серьезными трудностями столкнулся и Карачаево-Черкесский институт гуманитарных исследований. Институт обязали переехать в аварийное здание, что поставило под угрозу его дальнейшее полноценное функционирование.
Отсутствие мобильности ученых на индивидуальном уровне усугубляется атрофированностью связей между научными учреждениями. Причиной этому стал «процесс регионализации исторической науки, начавшийся в 1990-е гг. и совпавший с самоопределением российских территорий, который являлся ответной реакцией новых субъектов на исчезновение координирующего научного центра и распад сложившихся институциональных взаимосвязей в области изучения прошлого»[5].
В 1970-80-е гг. роль интегрирующего научного центра юга страны с успехом выполнял основанный в 1969 г. Северо-Кавказский научный центр Высшей школы (Ростов-на-Дону) во главе с ректором Ростовского государственного университета Ю.А. Ждановым. В настоящее время данное учреждение продолжает существовать, однако, от былого значения и масштаба деятельности не осталось и следа. Несмотря на появление на южной окраине новых академических центров - Кабардино-Балкарский научный центр РАН (1993 г.), Южный научный центр РАН (2002 г.) им в силу различных причин пока не удалось стать общепринятой интеллектуальной площадкой и механизмом интеграции историков юга России.
Следует отметить, что идея научной интеграции на юге России пользуется популярностью. Периодически к ней возвращаются и озвучивают не только представители науки, но и высокие чины администрации[6]. Однако, практических результатов такое обсуждение не имеет. Более того, между научными учреждениями, реализующими во многом сходные темы НИР, зачастую, не налажен элементарный информационный обмен. Научная историческая литература, вышедшая в Карачаево-Черкесии, недоступна в Кабардино-Балкарии и наоборот (такая ситуация характерна для всех регионов юга России). Это происходит на фоне подписания множества договоров о научном сотрудничестве между вузами и НИИ республик, областей и краев юга России[7].
Отсутствие кооперации в научной среде юга России ведет к «провинциализации» знания, научные работы ученых-историков оказываются погребенными в «братских могилах» сборников статей и тезисов конференций, остающихся малодоступными для коллег из соседних регионов и малозаметными для столичных исследователей.
Полноценную научную коммуникацию и общезначимые референтные группы в научном пространстве юга России заменяет система личных связей. Данный вид социального капитала является немаловажным условием «успешности» ученого-историка. Воспроизводство такого способа профессионального общения обусловлено сложившейся традицией и имеет свои преимущества, такие как: устойчивость и возможность своеобразного наследования наработанных контактов от учителя к ученику. В тоже время, очевидно, что именно личностный характер взаимодействия ведет не только к расширению круга общения, но и к его сужению (неприязненные отношения между учеными-историками обычно труднопреодолимы и повсеместно распространяются на «взращиваемые» поколения молодых специалистов).
В качестве перспектив дальнейшей институционализации исторического знания на юге РФ можно отметить, в первую очередь, возрастающую роль и значение проекта формирования федеральных исследовательских университетов. Южный федеральный университет, созданный на базе Ростовского госуниверситета в 2006 г. несмотря на ряд проблем, продолжает сохранять значительный научный потенциал, а с приходом к руководству нового ректора вуз, кажется, начинает выходить из затянувшейся фазы кризиса. А в начале 2012 г. в Ставрополе Указом Правительства РФ был учрежден Северо-Кавказский федеральный университет, призванный стать «научным ядром инновационного развития региона». Очевидно, что расширение сети федеральных университетов является практическим воплощением, заявленного курса на поэтапное реформирование российской науки, в новой структуре которой центральное место занимают именно университеты, а учреждения РАН ожидает масштабная реорганизация[8]. Учитывая уже указанную слабость академических структур в провинции, можно ожидать, что здесь реформаторские планы станут реальным фактором развития уже в ближайшие годы.
Историографические войны на юге России
После распада СССР на постсоветском пространстве начался процесс регионализации исторического знания, который в «содержательном отношении свелся к преимущественному изучению отдельных территорий и их народов»[9]. Особенно масштабно данный процесс протекал в полиэтничных регионах, таких как юг России. Эпоха 1990-х гг. связана с обретением национальных историй народами Северного Кавказа, а также с формированием отдельного казачьего исторического нарратива. Обе научно-исследовательские практики, первоначально, развивались как составные части крупных просветительско-возрожденческих проектов. И, как следствие, почти неизбежно оказывались втянутыми в общественно-политические баталии. В дальнейшем образовавшиеся идеологические «линии разлома» оказались труднопреодолимы, и накал историографического противостояния продолжал нарастать.
В настоящее время историки юга России остаются разделенными на два больших лагеря «государственников» и «националов». Историки-«государственники» выступают с державных позиций, в своих трудах всячески подчеркивают позитивную, созидательную роль российского государства в исторической судьбе региона. Организационным ядром этого лагеря уже давно (с начала 90-х гг.) выступает армавирская кавказоведческая школа профессора В.Б. Виноградова. Представители школы В.Б. Виноградова работают в вузах различных городов юга России: Ростов-на-Дону (В.А. Матвеев), Пятигорск (Ю.Ю. Клычников), Славянск-на-Кубани (Б.В. Виноградов), что позволяет говорить о региональном масштабе данной исследовательской группы. На страницах трудов В.Б. Виноградова и его многочисленных учеников региональная история зачастую предстает не только как объект профессионального исследования, но и в качестве ресурса патриотического воспитания в духе примата ценности «единого Отечества». Историки, входящие в школу В.Б. Виноградова, активно и последовательно критикуют ученых, выступающих с иных гражданских позиций[10]. В свою очередь школа В.Б. Виноградова подвергается не менее жесткой критике со стороны историков-«националов»[11].
В последнее время еще одним фактором, активизирующим историографические войны на юге России, стала полемика вокруг «черкесского вопроса». Обсуждение данной проблемы зачастую выходит за рамки периода окончания Кавказской войны и массового переселения адыгов и других горцев в Турцию, в подобных дискуссиях затрагиваются вопросы уровня политического и социально-экономического развития народов Северного Кавказа, социокультурной роли Российской империи в крае, этнических границ и идентичностей. Дискуссии ведутся чаще всего на страницах малотиражных региональных изданий. Отдельные рецензии, отзывы и содержащиеся в них аргументы и контраргументы размещаются на интернет-сайтах.
Жаркой полемикой и жесткими критическими отзывами была отмечена публикация книги историка З.Б. Кипкеевой «Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграция и расселение (60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в.)»[12]. Особенно острой была критика со стороны Р.Г. Ошроева, который, кроме прочего, отметил, что «рост этнического национализма и кризисные явления, затронувшие северокавказские народы на постсоветском пространстве, привели не только к поискам национальной идеи, но и к подкреплению их созданием этноцентристских исторических схем, провоцирующих разъединение и напряженность между народами»[12]. Особенно острой была критика со стороны Р.Г. Ошроева, который, кроме прочего, отметил, что [13]. Добавим к сказанному, что «разъединение и напряженность», в первую очередь, возникает между историками региона, так по-разному оценивающими его прошлое. Как справедливо отмечает К. Казенин: «… напряженность среди историков оказывается значительно более стабильной, чем в обществе в целом»[14].
Историографическую ситуацию осложняет на наш взгляд, сложившийся еще в советские времена принцип, согласно которому специалистом по истории определенного народа, должен быть историк соответствующей национальности. Данная традиция устойчиво воспроизводиться на юге России и по сей день. Редкие исключения из этого правила по большей части воспринимаются членами сообщества как разновидность девиации. Между тем хорошо известно, что насколько высоким не был бы профессионализм историка, «национальный фактор» непременно оказывает большее или меньшее влияние на его научное творчество.
С другой стороны, такой подход (который можно сравнить с известным принципом: «Каждый да держит отчину свою») несмотря на всю его архаичность иногда помогает избежать конфликтов и обид. Так, при подготовке масштабного проекта «Энциклопедия культуры народов Дона и Северного Кавказа» использование обозначенного метода, по мнению одного из авторов издания, оказалось наиболее оптимальным вариантом: «Ситуация получилась бесконфликтная, а все противоречия оставались как-бы за кадром»[15]. Однако, в данном случае позитивность принципа была, скорее всего, обусловлена спецификой вида научно-исследовательской работы.
Будущее научного сообщества глазами историков юга России
Невзирая на все трудности профессионального и материального бытия, историки южнороссийского региона, как показывают специальные исследования, в большинстве своем довольны выбором профессии и менять ее не собираются[16]. Кроме того, большинство историков не рассматривает возможность переезда (в российские столицы, за границу) как решение многочисленных проблем[17]. Вероятно, для историков юга России остается актуальным известное кредо А.И. Солженицына: «Где родился, там и пригодился».
Историки юга России, как и их коллеги из других регионов, выражают уверенность в будущем исторической науки и профессионального сообщества. Но, при этом, по словам представителей южнороссийского исторического цеха, в будущем наиболее востребованной будет просветительская и воспитательная функция истории: «…в ближайшее время нас потянут читать общеобразовательные лекции, в частности в патриотическом ключе, так как народ патриотизма не имеет, все-таки нам станут навязывать не свойственные функции пропаганды и агитации»в ближайшее время нас потянут читать общеобразовательные лекции, в частности в патриотическом ключе, так как народ патриотизма не имеет, все-таки нам станут навязывать не свойственные функции пропаганды и агитации[18].
Такая картина будущего непосредственно связана с опасениями историков, связанными с ограничением академической свободы, которое проявляется в тотальной регламентации и стандартизации работы вузовского преподавателя: «Нам начинают давать установки, какие у нас должны быть презентации, как они должны выглядеть и, что мы должны делать, но, слава Богу, пока это еще не касается содержания лекций»[19].
Тем не менее, наряду с возросшими требованиями к универсализации труда историка нельзя не отметить и появившиеся в постсоветский период возможности к самоорганизации. К сожалению, в силу объективных и субъективных причин, частью описанных выше, историки юга России пока оставляют нереализованным огромный потенциал научной самоорганизации и кооперации. Представляется, что интеграционные процессы в интеллектуальном пространстве юга России могут способствовать формированию мощной профессиональной корпорации историков, что в свою очередь непременно и плодотворно скажется как на уровне научного продукта, так и на качестве преподавания в высшей школе.
[1] Подробнее см.: Тишков В.А. Новая историческая культура. М., 2011.
[2] Латова Н.В., Латов Ю.В. «Столицецентризм» как причина социального неравенства в российской системе высшего образования // Общественные науки и современность. 2012. № 2. С. 27.
[3] Курилла И.И. Историк в региональном вузе на перекрестке сообществ // История: электронный научно-образовательный журнал. - 2010. - Вып.1:Историческая наука в современной России [Электронный ресурс]. - Доступ для зарегистрированных пользователей. - URL: http://mes.igh.ru/magazine/content/istorik_v_regionalnom_vuze.html (дата обращения: 14. 08. 2012).
[4] Научное сообщество историков России: 20 лет перемен / под ред. Г. Бордюгова. М., 2011. С. 311.
[5] Кринко Е.Ф., Хлынина Т.П. История Северного Кавказа в 1920-1940-е гг.: современная российская историография. Ростов н/Д, 2009. С. 10.
[6] См. например: Решали судьбу института гуманитарных исследований // http://adygeya.msu-russia.ru/news/Adygeya/5785.html (Дата обращения: 16.08.2012).
[7] Интервью с Р.Г. Ошроевым. Личный архив автора. Папка 1. Запись 4.
[8] Подробнее см.: Гельфанд М., Ливанов Д. Верните действенность науке // URL: http://expert.ru/expert/2011/38/vernite-dejstvennost-nauke/ (Дата обращения: 1.09.2012).
[9] Кринко Е.Ф., Хлынина Т.П. Региональная история: конфликтный и консолидирующий потенциал // Юг России: проблемы, прогнозы, решения. Сб. науч. ст. Ростов н/Д, 2012. С. 217.
[10] См. например: Российский Северный Кавказ: текущие риски, посягательства и перспективы. М.-Армавир, 2009.
[11] См. например: Ахмадов Я.З., Гапуров Ш.А. Об освещении «кавказоведческой школой» академика В.Б. Виноградова вопросов истории народов Северного Кавказа // Вестник Академии наук Чеченской Республики. № 2 (13). 2010. С. 78-84.
[12] Кипкеева З.Б. Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграция и расселение (60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в. М., 2006.
[13] Ошроев Р.Г. Творец истории З.Б. Кипкеева // Исторический вестник. Вып. VI. Нальчик, 2007. С. 457-465.
[14] Казенин К. Элементы Кавказа. Земля, власть и идеология в северокавказских республиках. М., 2012. С. 167.
[15] Интервью с А.В. Венковым.
[16] Тажидинова И.Г., Уфимцева Ю.А. Проблемы профессионального самоопределения вузовского преподавателя (на материалах интервью с преподавателями ФИСМО) // Голос минувшего. № 1-2. 2012. С. 68.
[17] Там же.
[18] Интервью с А.В. Венковым.
[19] Интервью с Н.В. Самариной.
Амиран Урушадзе, кандидат исторических наук, ЮНЦ РАН
Институционализация сообщества: состояние и перспективы
Бюджетное научное учреждение остается основной формой кооперации профессиональных историков как на юге России, так в рамках всей страны в целом. Историки работают либо в образовательных учреждениях, либо в академических институтах. Особенностью жизни историков в провинции является их «пожизненная приписка» к одному месту работы (будь то университет или исследовательский институт). В отличии от российских столиц в провинции «наряду с низкой плотностью вузов наблюдается еще более низкая плотность сетей научных организаций»[2]. Даже в крупнейших городских центрах южнороссийского макрорегиона - Ростов-на-Дону, Волгоград - в лучшем случае кроме университета есть педагогический вуз или один небольшой академический институт. Историк фактически лишен какой-либо трудовой, карьерной мобильности. Такая ситуация порождает зависимость ученого от вышестоящего начальства. Как отмечает И.И. Курилла: «Эта зависимость в некоторых случаях ограничивает его (историка - А.У.) инициативу»[3]. Вузовские ученые юга России, как и их коллеги из других регионов[4] жестко подчинены параметрам учебной нагрузки и, тем самым, крайне ограничены в свободе предлагать студентам новые, авторские учебные курсы.
Слабая развитость структуры РАН на юге Ро
ссии отчасти компенсируется наличием в национальных республиках Северного Кавказа республиканских институтов гуманитарного профиля. Такие учреждения имеются в Нальчике, Майкопе, Черкесске, Владикавказе. Деятельность этих учреждений финансируется за счет региональных бюджетов, что создает дополнительный источник формирования зависимости ученых. В прошлом году серьезным моральным потрясениям подвергся коллектив одного из старейших научных институтов юга России - Института гуманитарных исследований Правительства Кабардино-Балкарской Республики и Кабардино-Балкарского научного центра РАН. Дело в том, что двойное финансирование (а институт финансируется из бюджета республики и как учреждение РАН) не предусмотрено Бюджетном кодексом РФ. Таким образом, половина сотрудников института оказалась перед угрозой сокращения. К счастью научный коллектив удалось сохранить полностью, но проблема далека от полного разрешения и сотрудники института продолжают находиться в «подвешенном» состоянии.
В конце прошлого года с серьезными трудностями столкнулся и Карачаево-Черкесский институт гуманитарных исследований. Институт обязали переехать в аварийное здание, что поставило под угрозу его дальнейшее полноценное функционирование.
Отсутствие мобильности ученых на индивидуальном уровне усугубляется атрофированностью связей между научными учреждениями. Причиной этому стал «процесс регионализации исторической науки, начавшийся в 1990-е гг. и совпавший с самоопределением российских территорий, который являлся ответной реакцией новых субъектов на исчезновение координирующего научного центра и распад сложившихся институциональных взаимосвязей в области изучения прошлого»[5].
В 1970-80-е гг. роль интегрирующего научного центра юга страны с успехом выполнял основанный в 1969 г. Северо-Кавказский научный центр Высшей школы (Ростов-на-Дону) во главе с ректором Ростовского государственного университета Ю.А. Ждановым. В настоящее время данное учреждение продолжает существовать, однако, от былого значения и масштаба деятельности не осталось и следа. Несмотря на появление на южной окраине новых академических центров - Кабардино-Балкарский научный центр РАН (1993 г.), Южный научный центр РАН (2002 г.) им в силу различных причин пока не удалось стать общепринятой интеллектуальной площадкой и механизмом интеграции историков юга России.
Следует отметить, что идея научной интеграции на юге России пользуется популярностью. Периодически к ней возвращаются и озвучивают не только представители науки, но и высокие чины администрации[6]. Однако, практических результатов такое обсуждение не имеет. Более того, между научными учреждениями, реализующими во многом сходные темы НИР, зачастую, не налажен элементарный информационный обмен. Научная историческая литература, вышедшая в Карачаево-Черкесии, недоступна в Кабардино-Балкарии и наоборот (такая ситуация характерна для всех регионов юга России). Это происходит на фоне подписания множества договоров о научном сотрудничестве между вузами и НИИ республик, областей и краев юга России[7].
Отсутствие кооперации в научной среде юга России ведет к «провинциализации» знания, научные работы ученых-историков оказываются погребенными в «братских могилах» сборников статей и тезисов конференций, остающихся малодоступными для коллег из соседних регионов и малозаметными для столичных исследователей.
Полноценную научную коммуникацию и общезначимые референтные группы в научном пространстве юга России заменяет система личных связей. Данный вид социального капитала является немаловажным условием «успешности» ученого-историка. Воспроизводство такого способа профессионального общения обусловлено сложившейся традицией и имеет свои преимущества, такие как: устойчивость и возможность своеобразного наследования наработанных контактов от учителя к ученику. В тоже время, очевидно, что именно личностный характер взаимодействия ведет не только к расширению круга общения, но и к его сужению (неприязненные отношения между учеными-историками обычно труднопреодолимы и повсеместно распространяются на «взращиваемые» поколения молодых специалистов).
В качестве перспектив дальнейшей институционализации исторического знания на юге РФ можно отметить, в первую очередь, возрастающую роль и значение проекта формирования федеральных исследовательских университетов. Южный федеральный университет, созданный на базе Ростовского госуниверситета в 2006 г. несмотря на ряд проблем, продолжает сохранять значительный научный потенциал, а с приходом к руководству нового ректора вуз, кажется, начинает выходить из затянувшейся фазы кризиса. А в начале 2012 г. в Ставрополе Указом Правительства РФ был учрежден Северо-Кавказский федеральный университет, призванный стать «научным ядром инновационного развития региона». Очевидно, что расширение сети федеральных университетов является практическим воплощением, заявленного курса на поэтапное реформирование российской науки, в новой структуре которой центральное место занимают именно университеты, а учреждения РАН ожидает масштабная реорганизация[8]. Учитывая уже указанную слабость академических структур в провинции, можно ожидать, что здесь реформаторские планы станут реальным фактором развития уже в ближайшие годы.
Историографические войны на юге России
После распада СССР на постсоветском пространстве начался процесс регионализации исторического знания, который в «содержательном отношении свелся к преимущественному изучению отдельных территорий и их народов»[9]. Особенно масштабно данный процесс протекал в полиэтничных регионах, таких как юг России. Эпоха 1990-х гг. связана с обретением национальных историй народами Северного Кавказа, а также с формированием отдельного казачьего исторического нарратива. Обе научно-исследовательские практики, первоначально, развивались как составные части крупных просветительско-возрожденческих проектов. И, как следствие, почти неизбежно оказывались втянутыми в общественно-политические баталии. В дальнейшем образовавшиеся идеологические «линии разлома» оказались труднопреодолимы, и накал историографического противостояния продолжал нарастать.
В настоящее время историки юга России остаются разделенными на два больших лагеря «государственников» и «националов». Историки-«государственники» выступают с державных позиций, в своих трудах всячески подчеркивают позитивную, созидательную роль российского государства в исторической судьбе региона. Организационным ядром этого лагеря уже давно (с начала 90-х гг.) выступает армавирская кавказоведческая школа профессора В.Б. Виноградова. Представители школы В.Б. Виноградова работают в вузах различных городов юга России: Ростов-на-Дону (В.А. Матвеев), Пятигорск (Ю.Ю. Клычников), Славянск-на-Кубани (Б.В. Виноградов), что позволяет говорить о региональном масштабе данной исследовательской группы. На страницах трудов В.Б. Виноградова и его многочисленных учеников региональная история зачастую предстает не только как объект профессионального исследования, но и в качестве ресурса патриотического воспитания в духе примата ценности «единого Отечества». Историки, входящие в школу В.Б. Виноградова, активно и последовательно критикуют ученых, выступающих с иных гражданских позиций[10]. В свою очередь школа В.Б. Виноградова подвергается не менее жесткой критике со стороны историков-«националов»[11].
В последнее время еще одним фактором, активизирующим историографические войны на юге России, стала полемика вокруг «черкесского вопроса». Обсуждение данной проблемы зачастую выходит за рамки периода окончания Кавказской войны и массового переселения адыгов и других горцев в Турцию, в подобных дискуссиях затрагиваются вопросы уровня политического и социально-экономического развития народов Северного Кавказа, социокультурной роли Российской империи в крае, этнических границ и идентичностей. Дискуссии ведутся чаще всего на страницах малотиражных региональных изданий. Отдельные рецензии, отзывы и содержащиеся в них аргументы и контраргументы размещаются на интернет-сайтах.
Жаркой полемикой и жесткими критическими отзывами была отмечена публикация книги историка З.Б. Кипкеевой «Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграция и расселение (60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в.)»[12]. Особенно острой была критика со стороны Р.Г. Ошроева, который, кроме прочего, отметил, что «рост этнического национализма и кризисные явления, затронувшие северокавказские народы на постсоветском пространстве, привели не только к поискам национальной идеи, но и к подкреплению их созданием этноцентристских исторических схем, провоцирующих разъединение и напряженность между народами»[12]. Особенно острой была критика со стороны Р.Г. Ошроева, который, кроме прочего, отметил, что [13]. Добавим к сказанному, что «разъединение и напряженность», в первую очередь, возникает между историками региона, так по-разному оценивающими его прошлое. Как справедливо отмечает К. Казенин: «… напряженность среди историков оказывается значительно более стабильной, чем в обществе в целом»[14].
Историографическую ситуацию осложняет на наш взгляд, сложившийся еще в советские времена принцип, согласно которому специалистом по истории определенного народа, должен быть историк соответствующей национальности. Данная традиция устойчиво воспроизводиться на юге России и по сей день. Редкие исключения из этого правила по большей части воспринимаются членами сообщества как разновидность девиации. Между тем хорошо известно, что насколько высоким не был бы профессионализм историка, «национальный фактор» непременно оказывает большее или меньшее влияние на его научное творчество.
С другой стороны, такой подход (который можно сравнить с известным принципом: «Каждый да держит отчину свою») несмотря на всю его архаичность иногда помогает избежать конфликтов и обид. Так, при подготовке масштабного проекта «Энциклопедия культуры народов Дона и Северного Кавказа» использование обозначенного метода, по мнению одного из авторов издания, оказалось наиболее оптимальным вариантом: «Ситуация получилась бесконфликтная, а все противоречия оставались как-бы за кадром»[15]. Однако, в данном случае позитивность принципа была, скорее всего, обусловлена спецификой вида научно-исследовательской работы.
Будущее научного сообщества глазами историков юга России
Невзирая на все трудности профессионального и материального бытия, историки южнороссийского региона, как показывают специальные исследования, в большинстве своем довольны выбором профессии и менять ее не собираются[16]. Кроме того, большинство историков не рассматривает возможность переезда (в российские столицы, за границу) как решение многочисленных проблем[17]. Вероятно, для историков юга России остается актуальным известное кредо А.И. Солженицына: «Где родился, там и пригодился».
Историки юга России, как и их коллеги из других регионов, выражают уверенность в будущем исторической науки и профессионального сообщества. Но, при этом, по словам представителей южнороссийского исторического цеха, в будущем наиболее востребованной будет просветительская и воспитательная функция истории: «…в ближайшее время нас потянут читать общеобразовательные лекции, в частности в патриотическом ключе, так как народ патриотизма не имеет, все-таки нам станут навязывать не свойственные функции пропаганды и агитации»в ближайшее время нас потянут читать общеобразовательные лекции, в частности в патриотическом ключе, так как народ патриотизма не имеет, все-таки нам станут навязывать не свойственные функции пропаганды и агитации[18].
Такая картина будущего непосредственно связана с опасениями историков, связанными с ограничением академической свободы, которое проявляется в тотальной регламентации и стандартизации работы вузовского преподавателя: «Нам начинают давать установки, какие у нас должны быть презентации, как они должны выглядеть и, что мы должны делать, но, слава Богу, пока это еще не касается содержания лекций»[19].
Тем не менее, наряду с возросшими требованиями к универсализации труда историка нельзя не отметить и появившиеся в постсоветский период возможности к самоорганизации. К сожалению, в силу объективных и субъективных причин, частью описанных выше, историки юга России пока оставляют нереализованным огромный потенциал научной самоорганизации и кооперации. Представляется, что интеграционные процессы в интеллектуальном пространстве юга России могут способствовать формированию мощной профессиональной корпорации историков, что в свою очередь непременно и плодотворно скажется как на уровне научного продукта, так и на качестве преподавания в высшей школе.
[1] Подробнее см.: Тишков В.А. Новая историческая культура. М., 2011.
[2] Латова Н.В., Латов Ю.В. «Столицецентризм» как причина социального неравенства в российской системе высшего образования // Общественные науки и современность. 2012. № 2. С. 27.
[3] Курилла И.И. Историк в региональном вузе на перекрестке сообществ // История: электронный научно-образовательный журнал. - 2010. - Вып.1:Историческая наука в современной России [Электронный ресурс]. - Доступ для зарегистрированных пользователей. - URL: http://mes.igh.ru/magazine/content/istorik_v_regionalnom_vuze.html (дата обращения: 14. 08. 2012).
[4] Научное сообщество историков России: 20 лет перемен / под ред. Г. Бордюгова. М., 2011. С. 311.
[5] Кринко Е.Ф., Хлынина Т.П. История Северного Кавказа в 1920-1940-е гг.: современная российская историография. Ростов н/Д, 2009. С. 10.
[6] См. например: Решали судьбу института гуманитарных исследований // http://adygeya.msu-russia.ru/news/Adygeya/5785.html (Дата обращения: 16.08.2012).
[7] Интервью с Р.Г. Ошроевым. Личный архив автора. Папка 1. Запись 4.
[8] Подробнее см.: Гельфанд М., Ливанов Д. Верните действенность науке // URL: http://expert.ru/expert/2011/38/vernite-dejstvennost-nauke/ (Дата обращения: 1.09.2012).
[9] Кринко Е.Ф., Хлынина Т.П. Региональная история: конфликтный и консолидирующий потенциал // Юг России: проблемы, прогнозы, решения. Сб. науч. ст. Ростов н/Д, 2012. С. 217.
[10] См. например: Российский Северный Кавказ: текущие риски, посягательства и перспективы. М.-Армавир, 2009.
[11] См. например: Ахмадов Я.З., Гапуров Ш.А. Об освещении «кавказоведческой школой» академика В.Б. Виноградова вопросов истории народов Северного Кавказа // Вестник Академии наук Чеченской Республики. № 2 (13). 2010. С. 78-84.
[12] Кипкеева З.Б. Народы Северо-Западного и Центрального Кавказа: миграция и расселение (60-е годы XVIII в. - 60-е годы XIX в. М., 2006.
[13] Ошроев Р.Г. Творец истории З.Б. Кипкеева // Исторический вестник. Вып. VI. Нальчик, 2007. С. 457-465.
[14] Казенин К. Элементы Кавказа. Земля, власть и идеология в северокавказских республиках. М., 2012. С. 167.
[15] Интервью с А.В. Венковым.
[16] Тажидинова И.Г., Уфимцева Ю.А. Проблемы профессионального самоопределения вузовского преподавателя (на материалах интервью с преподавателями ФИСМО) // Голос минувшего. № 1-2. 2012. С. 68.
[17] Там же.
[18] Интервью с А.В. Венковым.
[19] Интервью с Н.В. Самариной.
Амиран Урушадзе, кандидат исторических наук, ЮНЦ РАН