Музыкой навеяло
Давным-давно сидели мы в зрительном зале на каком-то московском хоровом фестивале. Уже не вспомню, то ли мы выступали, то ли выступали хоры, которыми дирижировали приятельницы (все наши хористки где-то работали, часто дирижировали другими хорами).
И выходит на сцену хор каких-то работниц текстильной промышленности, в котором наша дирижёрка подрабатывала хормейстером. (Хормейстер, это типа репетитор - он учит репертуар, вычищает ошибки, словом, выполняет черновую работу. А потом приходит дирижер, доводит это до ума и гениально дирижирует на концерте. Ну как в конном спорте - коня выезжают 10 девушек, а на соревнованиях в шляпке выступает, скажем, Петушкова).
В след за хором появляется, собственно, дирижер - сивый мужичок в мешковатом костюме, с характерным зачёсом волос на лысину. Поклонился, сердито отвернулся, начал.
Наша дирижёрка вздохнула и стала переживать за своих.
Те пропели одно, провыли что-то другое, кто-то из наших спрашивает:
- А много будут так петь?
- Да кто ж его, козла упёртого, знает? Менял программу по 100 раз, то одно добавит, то другое, за всё хватался... Никто не знает, что петь будут, он всё решить не может, велел полный набор нот на сцену взять - если пойдёт, мол, и то и это споём, а нет, тогда по минимуму. Уж как я его уговаривала спеть пару вещей и уходить по-доброму, ну чего позориться-то?! Ну сыро же всё! Отметимся по-быстрому, галку поставим, и все рады. Так нет - всё мечется, и то ему жалко выбрасывать, и это жалко. Достал!
Хор на сцене продолжал недружно завывать. Дирижёрка мрачнела, пели всё подряд, точно по списку, не пропуская ничего. Зрелище было нерадостное, в зрительном зале тихонечко маялись, дирижерка причитала, мы даже уже и шпильки перестали отпускать, так, перекидывались, шумок нарастал.
С каждой паузой, когда дирижёр поворачивался к публике, объявить новую вещь, в глазах дирижёрки загорался огонёк надежды, она замирала на секунду и потом разражалась гневным потоком:
- Идиот! А это петь зачем?! Ведь предыдущий хор только что это спел, ну совсем у мужика голова не соображает, дальше своего носа не видит?! Всё, уйду к чёртовой матери, не могу больше! Кто-то его светилом по пьяни назвал, так он уверовал в своё величие, никого теперь не слушает!
После объявления очередной незнакомой миру песни спрашиваем :
- А это что?
- А, это его кореш сочинил - композитор Мякуб. Что-что, а эту шедеврюгу споют, это он не сбросит, хоть бы Рахманинова тогда сократил, что ж уж венигретом-то...
Надо сказать, что Мякуба, что Рахманинова маэстро дирижировал в одинаковой, одному ему присущей манере и звучало всё одинаково плохо.
Мы повспоминали всякие случаи, когда прямо на сцене дирижёры меняли-сокращали программу, в зависимости от сиюминутных обстоятельств. Этот несгибаемо шёл по списку, не меняя ничего. Мы отрывались:
- Может, ему просто обидно за муки своего творчества? Теперь он хочет, чтобы помучились и мы?
- Может, у него спазм на нервной почве? Не может шаг в сторону сделать, из колеи выйти?
- Да не, он кайфует, у него звёздный час - он чует публику и как тетерев на току от своего голоса заводится...
И тут дирижерка, давно смирившись, задумчиво выдала гениальное, навсегда вошедшее в наш обиход изречение:
- Знаете, девочки, что я заметила?
- Ну?
- Гении (она выразительно подчеркнула бровью это слово) не умеют себя сокращать...
С тех пор, когда я готовлю какое-нибудь выступление, и мечусь-сомневаюсь, какие номера взять, а какие нет, или правлю свои тексты, и мне становится жалко выбросить какой-нибудь кусочек, или из сотни фотографий отбираю что оставить -
я вспоминаю лицо нашей дирижёрки, её бессмертную фразу и, хохотнув, быстро вычёркиваю всё лишнее недрогнувшей рукой.
А вы можете поделиться крылатыми фразами, причём, не хемингуэевскими какими, а сказанными вашими реальными знакомыми? Не всё ж хемингуэев цитировать?
И выходит на сцену хор каких-то работниц текстильной промышленности, в котором наша дирижёрка подрабатывала хормейстером. (Хормейстер, это типа репетитор - он учит репертуар, вычищает ошибки, словом, выполняет черновую работу. А потом приходит дирижер, доводит это до ума и гениально дирижирует на концерте. Ну как в конном спорте - коня выезжают 10 девушек, а на соревнованиях в шляпке выступает, скажем, Петушкова).
В след за хором появляется, собственно, дирижер - сивый мужичок в мешковатом костюме, с характерным зачёсом волос на лысину. Поклонился, сердито отвернулся, начал.
Наша дирижёрка вздохнула и стала переживать за своих.
Те пропели одно, провыли что-то другое, кто-то из наших спрашивает:
- А много будут так петь?
- Да кто ж его, козла упёртого, знает? Менял программу по 100 раз, то одно добавит, то другое, за всё хватался... Никто не знает, что петь будут, он всё решить не может, велел полный набор нот на сцену взять - если пойдёт, мол, и то и это споём, а нет, тогда по минимуму. Уж как я его уговаривала спеть пару вещей и уходить по-доброму, ну чего позориться-то?! Ну сыро же всё! Отметимся по-быстрому, галку поставим, и все рады. Так нет - всё мечется, и то ему жалко выбрасывать, и это жалко. Достал!
Хор на сцене продолжал недружно завывать. Дирижёрка мрачнела, пели всё подряд, точно по списку, не пропуская ничего. Зрелище было нерадостное, в зрительном зале тихонечко маялись, дирижерка причитала, мы даже уже и шпильки перестали отпускать, так, перекидывались, шумок нарастал.
С каждой паузой, когда дирижёр поворачивался к публике, объявить новую вещь, в глазах дирижёрки загорался огонёк надежды, она замирала на секунду и потом разражалась гневным потоком:
- Идиот! А это петь зачем?! Ведь предыдущий хор только что это спел, ну совсем у мужика голова не соображает, дальше своего носа не видит?! Всё, уйду к чёртовой матери, не могу больше! Кто-то его светилом по пьяни назвал, так он уверовал в своё величие, никого теперь не слушает!
После объявления очередной незнакомой миру песни спрашиваем :
- А это что?
- А, это его кореш сочинил - композитор Мякуб. Что-что, а эту шедеврюгу споют, это он не сбросит, хоть бы Рахманинова тогда сократил, что ж уж венигретом-то...
Надо сказать, что Мякуба, что Рахманинова маэстро дирижировал в одинаковой, одному ему присущей манере и звучало всё одинаково плохо.
Мы повспоминали всякие случаи, когда прямо на сцене дирижёры меняли-сокращали программу, в зависимости от сиюминутных обстоятельств. Этот несгибаемо шёл по списку, не меняя ничего. Мы отрывались:
- Может, ему просто обидно за муки своего творчества? Теперь он хочет, чтобы помучились и мы?
- Может, у него спазм на нервной почве? Не может шаг в сторону сделать, из колеи выйти?
- Да не, он кайфует, у него звёздный час - он чует публику и как тетерев на току от своего голоса заводится...
И тут дирижерка, давно смирившись, задумчиво выдала гениальное, навсегда вошедшее в наш обиход изречение:
- Знаете, девочки, что я заметила?
- Ну?
- Гении (она выразительно подчеркнула бровью это слово) не умеют себя сокращать...
С тех пор, когда я готовлю какое-нибудь выступление, и мечусь-сомневаюсь, какие номера взять, а какие нет, или правлю свои тексты, и мне становится жалко выбросить какой-нибудь кусочек, или из сотни фотографий отбираю что оставить -
я вспоминаю лицо нашей дирижёрки, её бессмертную фразу и, хохотнув, быстро вычёркиваю всё лишнее недрогнувшей рукой.
А вы можете поделиться крылатыми фразами, причём, не хемингуэевскими какими, а сказанными вашими реальными знакомыми? Не всё ж хемингуэев цитировать?