Королева футбольного поля (часть 8 1/2)
Всё! Резким волевым усилием решила закончить серию Королева футбольного поля.
Сегодняшний рассказ стоит как бы в стороне - он не имеет прямого отношения к событиям того лета, единственной логической привязкой служит то, что речь идёт об Инне Штерн, которая является одним из действующих лиц «Королевы». Да и остановились мы на истории любви, а у меня в памяти немедленно всплыла ещё одна (произошедшая двумя годами позже), поэтому помещу её сюда, в истории моего студенчества...
Поскольку факультет у нас был девичий, то нам, бывало, присылали приглашения на всякие вечера в мужские учебные заведения. И как-то у девиц из соседней группы осталось лишнее приглашение, и они позвали нашу Анну пойти с ними в какое-то мужское училище, называния не помню, какая-то школа кгб. И познакомились там Инна, Нара и Анна с тремя парнями. Анна сразу поняла, что это герой не её романа, но чтобы не разрушать компанию, сходила пару раз со всеми в кино, и тихонечко ушла восвояси, а у тех девушек случилась настоящая любовь и подошло дело к замужеству. Оба молодых человека были обласканы семьями невест, купались в радости и взаимной любви, а сияющие лица Нары и Инны, ставших неразлучными, доказывали, что есть счастье на земле.
Не знаю, как сейчас, но тогда парни были обязаны отрапортовать о своих намерениях начальству. В те времена запретить жениться уже не могли - женись на ком хочешь, но родословная невесты проверялась тщательно...
И представ перед начальством, женихи узнали, что не всё, оказывается, так лучезарно в их жизни, как казалось раньше. Нет, им не велели немедленно отказаться от своих девушек и не запугали ужасами, но объяснили, что женившись на армянке и еврейке, они ограничат своё восхождение по карьерной леснице, а также никаких заманчивых респределений, как за границу или в столичные города, им не видать, а поедут они со своими молодыми женами в глушь, где, впрочем, тоже можно достойно послужить отечеству. Поэтому заявление о женитьбе у них не приняли, а дали время на подумать и принести свои бумаги через неделю, если решение не изменится.
Виктор, парень Инны, забрал заявление и молча ушел, а Нарин остался. Он сказал, что его решение не переменится, и он готов ехать туда, куда пошлют, равно как и положить на стол свой партбилет и написать заявление об уходе из училища, если его женитьба на Наре является непреодолимым препятствием для служения в органах.
Ему ответили, что ничего этого не нужно, и он может жениться, но бумаги пусть принесёт через неделю.
- Я не изменю своего решения, - и не забрал заявления.
Как решилось дело между молодыми, не знаю, как-то объяснились, наверное, и перестали встречаться, а другая пара стала готовиться к свадьбе. В свидетели были приглашены Инна и Виктор (а кто ж ещё? Они и были самыми настоящими свидетелями).
Свадьба была большая и пышная, Наринэ была урождённой москвичкой, но родня приехала со всех сторон, праздновали в огромном ресторане, машинами-чайками с лентами и пупсами, невеста утопала в пене белых кружев - красивая, высокая, сияющая, с ямочками на щеках. Родне жениха невеста нравилась сразу, ещё бы - обаятельная неунывающая Наринэ - нежный светлячок, молодые были красивой парой. Единственное, что немного печалило армянскую родню, это что девочка не оставила фамилию Арцруни, а поменяла её на простую, но гордую фамилию Петренко, но счастье молодых было столь очевидным, что родня смирилась с этим фактом и щедро осыпала новобрачных из рога изобилия - Да здравствуют молодые! Пусть не покинет счастье ваш дом! Новобрачных встречали и хлебом-солью и лавашом, Наринэ, к бурному ликованию гостей, топнула острым каблучком по своей тарелке, и та мелкими осколками разлетелась в разные стороны - Ай да невеста! Будь счастлива, радость наша!
И вино лилось рекой, и не иссякали заздравные тосты за родню и за молодых, и звучала музыка, и были в разгаре танцы, и вдруг что-то странное стало происходить у стола невесты. Те, кто поближе, поворачивали головы, а затем и дальние, заинтересованные движением в той части зала, стали разглядывать, что происходит - там рыдала свидетельница. Кто-то подошел успокоить, но стало хуже - Инна забилась в истерике, со стола падала посуда, из опрокинутых бокалов по белоснежной скатерти расползались красные пятна. Те, кто стоял рядом, оцепенели. Подскочил тамада и увидев, что происходит, взмахнул руками и потащил остолбеневших гостей танцевать, отвлекая внимание на себя.
Нара пыталась обнять Инну, успокоить, но справиться с припадком не могла. Женщины загородили Инну, брызгали холодной водой, всё бесполезно, становилось только хуже, она билась о стол и выла. И тут, раздвинув женщин, в круг вошёл Виктор, поднял Инну на руки и понёс из зала.
Это было явление Золушки наоборот - когда "стихли все звуки, остановились пары и гости молча провожали взглядом таинственную незнакомку". Только Золушка не приходила, а покидала бал.
Он нёс её через весь зал, что-то говорил на ухо, и она затихла. Никто не мог пошевелиться до тех пор, пока они не вышли. Первым очнулся тамада и стал отчаянно раскручивать застывший маховик праздничной машины, и свадьба, на деревянных поначалу ногах, вошла в прежнее русло...
Инны потом долго не было а институте. Нары тоже. Весть об упившейся свидетельнице осторожно пошла по однокурсницам.
- Она не была пьяной, - возразила Анна, - Она не была.
Когда Нара приносила показывать свадебный альбом, на нём уже как бы лежала тёмная печать: девчонки, разглядывая, невольно искали на снимках Инну. А на фотографии, где сияющий жених нёс невесту на руках вниз по парадной леснице, тенью вставала другая пара.
История о том, как рыдающая свидетельница каталась по столу ещё долго давила нас, и в присутствии Инны было неловко говорить, как в доме покойника, её очень жалели, мы переполнялись состраданием.
Я тоже примеряла ситуацию на себя и ужасалась. Но мне казалось, что самая невыносимая горечь, с которой надо было смириться и жить, была запрятана глубоко внутри, подальше от чужих глаз, она была пришпилена отравленной иглой к самому донышку сознания и мешала забыться в успокоительных высоких жертвенных слезах - ведь сколько угодно можно жалеть себя и, вздымая руки, проклинать людей, чудовищную несправедливость и злой рок, но сама-то знаешь, что вот, совсем рядом, на развилке твоей судьбы, на этом же самом месте стояла другая пара, и другой мужчина без колебаний отказался от того, к чему шёл, ради любимой женщины.
А ради тебя - нет.
PS Сколько-то лет после института ещё долетали слухи о Наре - счастливая семья, по-прежнему нежно любящий муж, двое детей, работали за границей, всё у них было хорошо.
Инна не сразу, но тоже вышла замуж.
Продолжение следует
Сегодняшний рассказ стоит как бы в стороне - он не имеет прямого отношения к событиям того лета, единственной логической привязкой служит то, что речь идёт об Инне Штерн, которая является одним из действующих лиц «Королевы». Да и остановились мы на истории любви, а у меня в памяти немедленно всплыла ещё одна (произошедшая двумя годами позже), поэтому помещу её сюда, в истории моего студенчества...
Поскольку факультет у нас был девичий, то нам, бывало, присылали приглашения на всякие вечера в мужские учебные заведения. И как-то у девиц из соседней группы осталось лишнее приглашение, и они позвали нашу Анну пойти с ними в какое-то мужское училище, называния не помню, какая-то школа кгб. И познакомились там Инна, Нара и Анна с тремя парнями. Анна сразу поняла, что это герой не её романа, но чтобы не разрушать компанию, сходила пару раз со всеми в кино, и тихонечко ушла восвояси, а у тех девушек случилась настоящая любовь и подошло дело к замужеству. Оба молодых человека были обласканы семьями невест, купались в радости и взаимной любви, а сияющие лица Нары и Инны, ставших неразлучными, доказывали, что есть счастье на земле.
Не знаю, как сейчас, но тогда парни были обязаны отрапортовать о своих намерениях начальству. В те времена запретить жениться уже не могли - женись на ком хочешь, но родословная невесты проверялась тщательно...
И представ перед начальством, женихи узнали, что не всё, оказывается, так лучезарно в их жизни, как казалось раньше. Нет, им не велели немедленно отказаться от своих девушек и не запугали ужасами, но объяснили, что женившись на армянке и еврейке, они ограничат своё восхождение по карьерной леснице, а также никаких заманчивых респределений, как за границу или в столичные города, им не видать, а поедут они со своими молодыми женами в глушь, где, впрочем, тоже можно достойно послужить отечеству. Поэтому заявление о женитьбе у них не приняли, а дали время на подумать и принести свои бумаги через неделю, если решение не изменится.
Виктор, парень Инны, забрал заявление и молча ушел, а Нарин остался. Он сказал, что его решение не переменится, и он готов ехать туда, куда пошлют, равно как и положить на стол свой партбилет и написать заявление об уходе из училища, если его женитьба на Наре является непреодолимым препятствием для служения в органах.
Ему ответили, что ничего этого не нужно, и он может жениться, но бумаги пусть принесёт через неделю.
- Я не изменю своего решения, - и не забрал заявления.
Как решилось дело между молодыми, не знаю, как-то объяснились, наверное, и перестали встречаться, а другая пара стала готовиться к свадьбе. В свидетели были приглашены Инна и Виктор (а кто ж ещё? Они и были самыми настоящими свидетелями).
Свадьба была большая и пышная, Наринэ была урождённой москвичкой, но родня приехала со всех сторон, праздновали в огромном ресторане, машинами-чайками с лентами и пупсами, невеста утопала в пене белых кружев - красивая, высокая, сияющая, с ямочками на щеках. Родне жениха невеста нравилась сразу, ещё бы - обаятельная неунывающая Наринэ - нежный светлячок, молодые были красивой парой. Единственное, что немного печалило армянскую родню, это что девочка не оставила фамилию Арцруни, а поменяла её на простую, но гордую фамилию Петренко, но счастье молодых было столь очевидным, что родня смирилась с этим фактом и щедро осыпала новобрачных из рога изобилия - Да здравствуют молодые! Пусть не покинет счастье ваш дом! Новобрачных встречали и хлебом-солью и лавашом, Наринэ, к бурному ликованию гостей, топнула острым каблучком по своей тарелке, и та мелкими осколками разлетелась в разные стороны - Ай да невеста! Будь счастлива, радость наша!
И вино лилось рекой, и не иссякали заздравные тосты за родню и за молодых, и звучала музыка, и были в разгаре танцы, и вдруг что-то странное стало происходить у стола невесты. Те, кто поближе, поворачивали головы, а затем и дальние, заинтересованные движением в той части зала, стали разглядывать, что происходит - там рыдала свидетельница. Кто-то подошел успокоить, но стало хуже - Инна забилась в истерике, со стола падала посуда, из опрокинутых бокалов по белоснежной скатерти расползались красные пятна. Те, кто стоял рядом, оцепенели. Подскочил тамада и увидев, что происходит, взмахнул руками и потащил остолбеневших гостей танцевать, отвлекая внимание на себя.
Нара пыталась обнять Инну, успокоить, но справиться с припадком не могла. Женщины загородили Инну, брызгали холодной водой, всё бесполезно, становилось только хуже, она билась о стол и выла. И тут, раздвинув женщин, в круг вошёл Виктор, поднял Инну на руки и понёс из зала.
Это было явление Золушки наоборот - когда "стихли все звуки, остановились пары и гости молча провожали взглядом таинственную незнакомку". Только Золушка не приходила, а покидала бал.
Он нёс её через весь зал, что-то говорил на ухо, и она затихла. Никто не мог пошевелиться до тех пор, пока они не вышли. Первым очнулся тамада и стал отчаянно раскручивать застывший маховик праздничной машины, и свадьба, на деревянных поначалу ногах, вошла в прежнее русло...
Инны потом долго не было а институте. Нары тоже. Весть об упившейся свидетельнице осторожно пошла по однокурсницам.
- Она не была пьяной, - возразила Анна, - Она не была.
Когда Нара приносила показывать свадебный альбом, на нём уже как бы лежала тёмная печать: девчонки, разглядывая, невольно искали на снимках Инну. А на фотографии, где сияющий жених нёс невесту на руках вниз по парадной леснице, тенью вставала другая пара.
История о том, как рыдающая свидетельница каталась по столу ещё долго давила нас, и в присутствии Инны было неловко говорить, как в доме покойника, её очень жалели, мы переполнялись состраданием.
Я тоже примеряла ситуацию на себя и ужасалась. Но мне казалось, что самая невыносимая горечь, с которой надо было смириться и жить, была запрятана глубоко внутри, подальше от чужих глаз, она была пришпилена отравленной иглой к самому донышку сознания и мешала забыться в успокоительных высоких жертвенных слезах - ведь сколько угодно можно жалеть себя и, вздымая руки, проклинать людей, чудовищную несправедливость и злой рок, но сама-то знаешь, что вот, совсем рядом, на развилке твоей судьбы, на этом же самом месте стояла другая пара, и другой мужчина без колебаний отказался от того, к чему шёл, ради любимой женщины.
А ради тебя - нет.
PS Сколько-то лет после института ещё долетали слухи о Наре - счастливая семья, по-прежнему нежно любящий муж, двое детей, работали за границей, всё у них было хорошо.
Инна не сразу, но тоже вышла замуж.
Продолжение следует