metrotolitain
Нет места более людного, чем метро. И нет места, где ощущаешь себя более одиноким, чем метро. Ежедневно мы пропускаем сотни, тысячи человеческих судеб сквозь себя.
Будний день, 8 вечера, вижу женщину. На ее озабоченном лице при желании можно прочитать всю ее незатейливую жизнь. Она едет после нелюбимой работы, возможно, она даже крепко поссорилась с коллегой, которая, возможно, менеджер по продажам. Одета недорого, но вполне опрятно и прилично. Не накрашена. Обута в довольно дорогие, но сильно стоптанные туфли, купленные на распродаже. В руках - пакет, набитый какими-то хозяйственными вещами, из сумки торчит батон хлеба.Стоит опустив голову, в глазах - то ли усталость, то ли грусть. Дома ее ждет не мужчина, а в лучшем случае какое-нибудь домашнее животное. Нет, мужчина ее не ждет. Это видно по опущенным уголкам губ, неухоженным ногтям и по несчастному батону хлеба, торчащему в сумке. Она приедет домой, устало сбросит вещи, поужинает и перед сном посмотрит какую-нибудь передачу на телеканале "Домашний".
Вторник, около 6 утра. Я еду после непредвиденной пьянки от друзей. В горле сухо как в пустыне, в кармане ноль денег, метчаю о сэндвиче или еде из макдака. Вокруг себя наблюдаю непременный атрибут утреннего метро - вечных старушек с тележками. Вижу мужчину лет сорока-сорока пяти. Несвежий ворот рубашки и мятый костюм обнаруживают отсутствие женского взгляда или отсутствие женщины вовсе. А, нет, у него кольцо не безымянном. Импульсивно делаю вывод, что жена плохая. А потом, вспомнив о своих феминистических воззрениях, предполагаю, что мужчина этот заслужил такое небрежное к себе отношение. Потрепанный, но кожанный, портфель говорит мне о том, что это старший научный сотрудник какого-нибудь НИИ. Едет на работу, наверное. А я еду спать после непредвиденной пьянки.Среда, 6 вечера, еду в университет, чтобы прогулять пару возле памятника Ломоносову. Но я думаю, что буду слушать лекцию. Сижу, читаю любимого Генри Миллера. Обнаруживаю, что напротив меня сидит парочка влюбленных и с каким-то остервенением лобызается. Пялиться неприлично, но глаз не отвожу. Под напором моего бестактного взгляда парочка прекращает слюнообмен и с некоторым смущением и недоумением смотрит на меня. Я опускаю глаза и впиваюсь в "Тропик рака".
Четверг, полпервого ночи. Я решила не ехать ночевать к подруге. Поехала домой. Полчаса назад я любовалась огнями центра, отражающимися на Берсеневкую набережную. Со станции Библиотека им. Ленина я перешла на Арбатскую. Перешла, чтобы доехать по своей ветке до дома. Но перешла и увидела смерть. Грузный мужчина под целлофановым покрывалом. Я долго не могла посмотреть в его сторону, а когда все-таки решилась, то увидела лишь то, что это грузный мужчина. Возможно, у этого человека был шрам на лице, полученный во время какой-то пьяной стычки или густые иссиня-черные усы, а вполне быть может он был похож на Аль Пачино. Я никогда этого не узнаю. Я знаю лишь то, что он лежит в полпервого ночи на холодной платформе под тусклым светом давно не чищенных ламп московского метрополитена и ловит на себе любопытные взгляды поздних пассиажиров. Возле него, немного сторонясь, стоит милиционер. Или уже полицейский, да впрочем, не важно. Никто не спешит его унести. И я не знаю, ждет ли его кто-то дома. Есть ли в его жизни кто-нибудь, кроме двух зареванных полупьяных мужчин, которых под руку уводил служащий правопорядка? Я могу представить себе десятки вариаций его жизненной судьбы. Но человека больше нет. Есть только тело грузного мужчины под черным целлофановым покрытием.
Пятница, суббота, воскресенье, недельный круговорот. Сотни, тысячи людей. МИллионы судеб. Вспоминаю мужчину на Арбатской. Вспоминаю неприятную женщину, которая побрезговала сесть на уступленное мной место. Вспоминаю пожилую женщину, спросившую, что за журнал я читаю. Это был "Русский репортер", помню, там был интересный материал про "Бойцовский клуб". Журнал этот давно не читаю.
Эти мимолетные впечатления, глупые наблюдения, трагические события хоть и оставляют глубокий след, но постепенно стираются. Потому что сегодня я спущусь в метро и увижу новых людей,прочитаю новые истории, сделаю новые наблюдения.
Будний день, 8 вечера, вижу женщину. На ее озабоченном лице при желании можно прочитать всю ее незатейливую жизнь. Она едет после нелюбимой работы, возможно, она даже крепко поссорилась с коллегой, которая, возможно, менеджер по продажам. Одета недорого, но вполне опрятно и прилично. Не накрашена. Обута в довольно дорогие, но сильно стоптанные туфли, купленные на распродаже. В руках - пакет, набитый какими-то хозяйственными вещами, из сумки торчит батон хлеба.Стоит опустив голову, в глазах - то ли усталость, то ли грусть. Дома ее ждет не мужчина, а в лучшем случае какое-нибудь домашнее животное. Нет, мужчина ее не ждет. Это видно по опущенным уголкам губ, неухоженным ногтям и по несчастному батону хлеба, торчащему в сумке. Она приедет домой, устало сбросит вещи, поужинает и перед сном посмотрит какую-нибудь передачу на телеканале "Домашний".
Вторник, около 6 утра. Я еду после непредвиденной пьянки от друзей. В горле сухо как в пустыне, в кармане ноль денег, метчаю о сэндвиче или еде из макдака. Вокруг себя наблюдаю непременный атрибут утреннего метро - вечных старушек с тележками. Вижу мужчину лет сорока-сорока пяти. Несвежий ворот рубашки и мятый костюм обнаруживают отсутствие женского взгляда или отсутствие женщины вовсе. А, нет, у него кольцо не безымянном. Импульсивно делаю вывод, что жена плохая. А потом, вспомнив о своих феминистических воззрениях, предполагаю, что мужчина этот заслужил такое небрежное к себе отношение. Потрепанный, но кожанный, портфель говорит мне о том, что это старший научный сотрудник какого-нибудь НИИ. Едет на работу, наверное. А я еду спать после непредвиденной пьянки.Среда, 6 вечера, еду в университет, чтобы прогулять пару возле памятника Ломоносову. Но я думаю, что буду слушать лекцию. Сижу, читаю любимого Генри Миллера. Обнаруживаю, что напротив меня сидит парочка влюбленных и с каким-то остервенением лобызается. Пялиться неприлично, но глаз не отвожу. Под напором моего бестактного взгляда парочка прекращает слюнообмен и с некоторым смущением и недоумением смотрит на меня. Я опускаю глаза и впиваюсь в "Тропик рака".
Четверг, полпервого ночи. Я решила не ехать ночевать к подруге. Поехала домой. Полчаса назад я любовалась огнями центра, отражающимися на Берсеневкую набережную. Со станции Библиотека им. Ленина я перешла на Арбатскую. Перешла, чтобы доехать по своей ветке до дома. Но перешла и увидела смерть. Грузный мужчина под целлофановым покрывалом. Я долго не могла посмотреть в его сторону, а когда все-таки решилась, то увидела лишь то, что это грузный мужчина. Возможно, у этого человека был шрам на лице, полученный во время какой-то пьяной стычки или густые иссиня-черные усы, а вполне быть может он был похож на Аль Пачино. Я никогда этого не узнаю. Я знаю лишь то, что он лежит в полпервого ночи на холодной платформе под тусклым светом давно не чищенных ламп московского метрополитена и ловит на себе любопытные взгляды поздних пассиажиров. Возле него, немного сторонясь, стоит милиционер. Или уже полицейский, да впрочем, не важно. Никто не спешит его унести. И я не знаю, ждет ли его кто-то дома. Есть ли в его жизни кто-нибудь, кроме двух зареванных полупьяных мужчин, которых под руку уводил служащий правопорядка? Я могу представить себе десятки вариаций его жизненной судьбы. Но человека больше нет. Есть только тело грузного мужчины под черным целлофановым покрытием.
Пятница, суббота, воскресенье, недельный круговорот. Сотни, тысячи людей. МИллионы судеб. Вспоминаю мужчину на Арбатской. Вспоминаю неприятную женщину, которая побрезговала сесть на уступленное мной место. Вспоминаю пожилую женщину, спросившую, что за журнал я читаю. Это был "Русский репортер", помню, там был интересный материал про "Бойцовский клуб". Журнал этот давно не читаю.
Эти мимолетные впечатления, глупые наблюдения, трагические события хоть и оставляют глубокий след, но постепенно стираются. Потому что сегодня я спущусь в метро и увижу новых людей,прочитаю новые истории, сделаю новые наблюдения.