Георгий Тараторкин: «Мог быть и ногами кобылки, и Борисом Годуновым»
Старшее поколение наших соотечественников знает народного артиста России Георгия Тараторкина прежде всего по его роли Раскольникова в фильме «Преступление и наказание». Людям театральным он также известен как бессменный президент национального театрального фестиваля «Золотая маска». В этом году участниками фестиваля стали сразу два театра из Красноярского края. На показе «Черного тополя» Минусинского драмтеатра мы и познакомились с Георгием Георгиевичем.
Объединение театрального пространства
- Жаль, что не удалось посмотреть первую часть спектакля, попал только на вторую, - посетовал артист. - А что меня особенно порадовало в постановке Алексея Песегова - ощущалась искренняя любовь актеров к своим персонажам, к их судьбам. Это дорогого стоит.
«Черный тополь» был представлен во внеконкурсной программе «Маска плюс». В чем суть этой программы, ради чего она создана?
Туда вошли интересные российские спектакли, которые по каким-то причинам не попали в конкурсную часть «Маски». А также - что, на мой взгляд, особенно важно - в ней участвуют спектакли стран Балтии и СНГ. Согласитесь, несправедливо, что политические взаимоотношения наших стран, которые когда-то входили в единое государство, посягнули на разрушение культурной общности. Которая складывалась на протяжении многих десятилетий - и даже веков. Я встречался с коллективами театров, прибывшими на фестиваль из этих стран, и убедился, насколько для них важно участие в «Маске» - и в художественном смысле, и просто в человеческом, как возможность пообщаться с коллегами. Ведь многие из них несколько лет были изолированы от такого общения, варились в собственном соку.
Замечу, что в программе «Золотой маски» чуть ли не каждый год появляется что-то новое, в зависимости от естественных потребностей времени. И все же главной при этом остается конкурсная программа.
В чем особенность конкурса нынешнего фестиваля?
Так получилось, что в этом году, на 15-летие «Маски», в конкурсе были представлены театры из 15 городов страны. Абсолютно случайное совпадение, никакой конъюнктуры - эксперты отталкивались в своих оценках исключительно от художественного уровня заявленных спектаклей. Впрочем, как и всегда. И что мне лично особенно дорого в «Золотой маске» - это рабочий фестиваль. У нас потрясающая команда. За год эксперты просмотрели порядка 450 спектаклей - представляете, какой это титанический труд? И одновременно настоящая летопись театральной жизни - и не только России. Кстати, «Золотая маска» живет в непрерывном режиме нон-стоп - не успевает закончиться один фестиваль, а эксперты параллельно уже отсматривают спектакли для следующего. Афиша шестнадцатой «Маски» будет представлена в декабре, тогда же будет выбрано жюри очередного фестиваля.
Как существует фестиваль в условиях экономического кризиса?
Нынешний год для нас был очень непростой - мы же живем не в безвоздушном пространстве, и поднять столь масштабный фестиваль с большими затратами чрезвычайно сложно. К тому же культура и искусство, как известно, всегда были на перекрестке всех дорог, продуваемом всеми ветрами - и политическими, и экономическими. Поэтому низкий поклон всем, кто нас поддерживал на протяжении этих пятнадцати лет. Будем надеяться, что наши партнеры не оставят фестиваль и в дальнейшем. Ведь в чем еще значимость «Золотой маски», помимо ее конкурсной составляющей?
В поддержку гастролей
И в чем же?
Когда фестиваль только зарождался в 1994 году, было важно сохранить для театров возможность хоть каких-то гастролей. В советское время на уровне государства существовала гастрольная политика, когда ведущие театры Москвы и Ленинграда ездили по всей стране. Приезжает театр в какой-нибудь город и в течение месяца на двух площадках показывает свои спектакли - 10-12 названий. Для столичных театров это был очень серьезный экзамен - особая степень ответственности, встреча с иной публикой. А у зрителей из провинции было осознание того, что они участвуют в общем процессе культурной жизни страны - не оторваны от нее, они не изгои, несмотря на территориальную отдаленность от столицы. И это было замечательно. Кстати, у настоящего театра есть одно потрясающее свойство - атмосфера после действия. То есть когда город живет ощущением театрального праздника не только во время гастролей, но и какое-то время после них. А там, глядишь, приехал следующий театр.
Увы, сейчас такие театральные праздники - настоящая роскошь.
Да, большие гастроли сегодня редкость. А то, что возится по России, да простят меня коллеги, - иногда это просто откровенное бесстыдство, зашкаливающая пошлость. Причем, что ужасно, показывается от имени какого-то известного театра! Хотя не имеет к нему ни малейшего отношения. Но единожды солгавши, кто тебе поверит? Те, кто был обманут, не пойдут в настоящий театр - вот в чем опасность и, на мой взгляд, преступность подобных деяний.
К сожалению, не только гастролеры грешат уклоном в пошлость - такого в избытке и в некоторых местных театрах.
Поэтому и необходимы критерии профессионализма. Представьте, что если бы на протяжении последних 15 лет - а мир за это время такие кульбиты совершил! - не было бы объединяющего фестиваля вроде «Золотой маски». Я знаю, что такое для театров - и не только провинциальных, но и театров Москвы и Петербурга - стать номинантом и уж тем более лауреатом этого фестиваля. Для глав администраций некоторых регионов, когда их театры возвращаются с «Маски» в звании лауреатов, вообще становится открытием, что у них есть театр! Изначально не было номинации «За поддержку театрального искусства России». Но когда стало очевидно, что для жизнеспособности театру необходима осознанная поддержка властей на местах, эта премия появилась. И ее лауреатами стали и губернаторы, и мэры.
Соревновательность заложена
Много споров, насколько уместна на театральных фестивалях соревновательность. Каково ваше отношение к этому вопросу?
Вы знаете, очень давно я побывал на Венецианском кинофестивале с фильмом «Преступление и наказание». И это был единственный фестиваль, когда его организаторы посчитали, что сам факт участия столь значителен, что не стоит присуждать какие-то призы. Но в итоге все вернулось на круги своя. Потому что в самой природе творчества - будь то кино или театр - подспудно существует соревновательность.
Как это проявляется в театральном искусстве?
Например, кто из актеров, выходящих на сцену в одном спектакле, глубже проникнет в судьбу персонажа, найдет для него наиболее выразительные средства и т. д. И потом, у любого театра, как мне представляется, обязательно должна быть художественная идеология. И хотя это понятие, как и понятие идейности, в прежние годы было «изнасиловано», но ведь можно отличить спектакль с художественной идеей, с намерениями, которые эта идея питает, от спектакля без каких-либо идей, верно? И «Золотая маска» как раз дает возможность сопоставить, что есть что. А еще можно проанализировать, почему лет десять назад какой-нибудь спектакль или режиссер стал лауреатом - и где он сейчас? В каком контексте рождались те спектакли и становились лауреатами? Обширный материал для исследователей театра.
Кстати, Георгий Георгиевич, а вам самому приходилось участвовать в конкурсной программе «Золотой маски»?
Нет, ни разу. У нас в театре иногда шутят: «Мы из-за тебя стали заложниками ситуации». (Улыбается.) Но не думаю, что тут замешаны какие-то этические соображения. Например, председатель Союза театральных деятелей России Александр Калягин участвовал в фестивале и получал «Маску». Номинантов определяют эксперты. Однако выдвинут наш театр на «Золотую маску» или нет, для меня это нисколько не умаляет значимость спектаклей, в которых я занят.
Верность основам
Вы уже четверть века преданы одному театру - театру им. Моссовета. Чем он вам так дорог?
Как мне кажется, главная удача для актера - обретение своего театра. Своего - это не значит, что тебе здесь спокойненько, никто тебя не трогает. Театральный дом, театральная семья - живой организм, причем небесконфликтный. Но это твой ДОМ. Таким домом для меня стал Московский театр им. Моссовета. Может, я так воспитан. Но такое понимание театра-дома мне дал мой первый и самый главный в моей жизни дом - Ленинградский ТЮЗ.
Почему же вы с ним расстались?
А я и не расставался - как можно отказаться от того, что с тобой на всю жизнь? Не важно, в каком театре я служу, - до сих пор, когда предстоит серьезное творческое испытание, я мысленно сверяюсь с тем, что во мне было заложено изначально. Я счастливый человек - мне есть с чем сверяться. Ленинградский ТЮЗ, в котором мне повезло начинать, - это был потрясающий творческий организм. И у меня был замечательный учитель - художественный руководитель ТЮЗа Зиновий Яковлевич Карагодский.
Вы упомянули о везении. Насколько много в вашей жизни значит актерская удача?
Не знаю, как вообще сложилась бы моя творческая жизнь, если бы не совершенно фантастическое предложение сняться в «Преступлении и наказании». Даже в самых заоблачных мечтаниях я не предполагал, что такое может случиться. И я очень благодарен судьбе за это. А что такое судьба? Не нечто абстрактное, а люди, в тебя поверившие. Карагодский в свое время поверил, что я вообще могу быть актером. Кинорежиссер Лев Александрович Кулиджанов поверил, что я могу быть Раскольниковым. И я благодарен всем, кто потом эту веру подхватывал. Без веры в себя не просто трудно - невозможно существовать, в любом деле. Именно без веры - ничего общего с самоуверенностью и самонадеянностью. Но чтобы эта сокровенная вера в себя в актере появилась, очень важно, чтобы в него поверил режиссер с серьезными творческими намерениями.
Актер не одной роли
После таких работ, как Раскольников, есть риск стать актером одной роли. Но вы счастливо избежали подобной опасности. Как вам это удалось?
Наверное, потому, что помимо Родиона Романовича в кино у меня в то время было немало интересных и очень разных работ в театре. В Ленинградском ТЮЗе я сыграл Петра Петровича Шмидта и Гамлета. Но в том же самом театре в постановке начинавшего тогда Льва Додина «Свои люди - сочтемся» по Островскому я был Подхалюзиным - совсем иной полюс. Мог быть задними ногами кобылки в сказках Пушкина, а на следующий день - Борисом Годуновым. В этом была уникальность того театра - там можно было прожить на сцене невероятное разнообразие судеб.
И все же вы переехали в Москву…
Признаться, меня поманила новая встреча с судьбой Раскольникова. Спустя четыре года после съемок фильма «Преступление и наказание» Юрий Александрович Завадский, художественный руководитель театра им. Моссовета, предложил мне сыграть Раскольникова в спектакле «Петербургские сновидения». Как было не согласиться?.. Я ему очень благодарен за то предложение. Знаете, в чем подлинность классического произведения? Сюжет его сохраняется, но в изменяющемся мире меняется наше отношение к истории, к ее героям. За четыре года, прошедшие с выхода фильма, изменился мир вокруг меня, изменился я сам. И то, что прежде мне в судьбе Родиона Романовича представлялось доминирующим, вдруг стало чуть-чуть второстепенным, а на первый план вышло другое. Тем более что у самого Федора Михайловича Достоевского в романе параллельно существует идея Наполеона, владеющая Раскольниковым, и тема его безграничной любви к матери и сестре. Где-то они пересекаются, эти две диаметрально противоположные составляющие. И когда я на протяжении десяти лет играл в «Преступлении и наказании» в театре, менялся и мой герой.
Со школьной программы закрепилось: Катерина из «Грозы» - «луч света в темном царстве», Раскольников - «тварь я дрожащая или право имею?». Каково преодолевать эти стереотипы?
Способы у всех разные, и один из них - обнаружить в себе то, что подчас вызывает у тебя дискомфорт. Иными словами, если, играя Раскольникова, я его в себе не обнаружу, сам буду во власти стереотипов. В каждом человеке от природы заложено все. Просто иногда требуется определенное мужество, чтобы открыть в себе то, что требует судьба персонажа. Потому что если говорить о том же «Преступлении и наказании» - это история не только про Родиона Романовича, но и про меня тоже. А если про меня, то есть надежда, что еще про кого-то в зале. Если же я играю не про себя, то значит, и ни про кого.
Актером одной роли вы не стали, но именно Раскольников невольно привел вас к другим спектаклям по Достоевскому, не так ли?
Да, пожалуй. На протяжении десяти лет я имел счастье проживать в театре им. Моссовета судьбу Ивана Федоровича Карамазова. А Юрий Иванович Еремин в Московском театре им. Пушкина подарил мне возможность прожить судьбу Николая Всеволодовича Ставрогина в «Бесах» - и тоже в течение десяти лет. Вот такая цикличность…
А из сегодняшних моих театральных судеб (не люблю слово «роли») мне чрезвычайно дорог Жюльен в спектакле «Не будите мадам» Жана Ануя. Мы сыграли его больше двухсот раз, и это каждый раз премьера - спектакль живой. Конечно, он изменился за эти две сотни жизней. Как изменился и я сам. Не стал лучше или хуже - просто стал другим. Что-то утратил, что-то приобрел - и это сказывается на судьбе моего героя.
Коленца судьбы
В вашей творческой биографии также заметна контрастность: в своем кинодебюте, фильме «Софья Перовская», вы сыграли революционера, который покушается на жизнь Александра II. А потом вдруг сыграли этого самого царя…
Да, судьба иногда выкидывает фантастические коленца. (Смеется.) 35 лет тому назад - в другое время, в другом государстве! - я играл Игнатия Гриневицкого в фильме про героев-народовольцев и тирана-царя. А спустя годы я играю в фильме «Любовь императора» - история с другим полюсом, про царя-освободителя и мученика и про его убийц. Представляете, какие парадоксы истории.
Не меньшие, чем отношение к судьбе Колчака, которого вам предложили сыграть в Иркутском драмтеатре.
И ведь поначалу я даже не поверил, что это возможно - летать через полстраны, а в Москве столько дел… Но я имел неосторожность открыть исторические материалы про Александра Васильевича Колчака. И понял, что если до здания иркутского театра далеко, то до судьбы этого героя - вообще никакого расстояния. А его судьба мне ближе многого из того, что предлагается в Москве. Значит, надо садиться в самолет и лететь туда. Летал два года, каждый месяц играл в Иркутске три спектакля подряд. И на них раскупались все билеты, а в финале люди неизменно вставали. А когда мы привезли спектакль в Москву, на двух показах зал тоже был битком. А в конце спектакля люди точно так же вставали. Теперь это со мной на всю жизнь…
Возможно, интерес к спектаклю также был вызван нынешним интересом общества к Белому движению?
Мне трудно судить. Но что касается интереса к истории - главное, чтобы он не был спекулятивно-проституционным. Что, к сожалению, в нашей стране нередко случается. И я не исключаю, что может произойти очередной кульбит и у нас опять заговорят о «кровавом диктаторе» Колчаке. Как писал историк Ключевский, «закономерности исторических событий обратно пропорциональны духовности». А Александр Васильевич говорил: «Обещаю и клянусь перед всемогущим Богом быть верным и до конца преданным Российскому Государству как своему Отечеству. Обещаюсь и клянусь служить ему по долгу Верховного Правителя, не щадя жизни своей. Не увлекаясь ни родством, ни дружбой, ни корыстью, памятуя единственно о возрождении Государства Российского». Все ли сегодняшние государственные сыны России относятся к своей службе как к службе Отечеству?.. Когда я произносил это со сцены, люди слышали, что, оказывается, возможно иное отношение к вверенной тебе власти. И это заставляло о многом задуматься.
Досье «ВК»
Георгий Георгиевич Тараторкин, актер театра и кино. Народный артист России (1984).
Родился 11 января 1945 г. В 1966 г. окончил студию при Ленинградском ТЮЗе, до 1974 г. играл в нем ведущие роли в большинстве спектаклей. С 1968 г. начал сниматься в кино. В 1970 г. сыграл Родиона Раскольникова в фильме «Преступление и наказание» (Государственная премия РФ, 1971). В 1974 г. актер был приглашен в Театр им. Моссовета.
Наиболее известные роли в кино: Виталий Дудин («Перевод с английского»), Роберт Уорбек («Чисто английское убийство»), Евгений Павлович («Дела сердечные»), Сирано («Сирано де Бержерак»), Митя Львов («Открытая книга») и другие. Снимался в сериалах «Хроника любви и смерти», «Спас под березами», «Нежное чудовище», «Шахматист», «Не родись красивой».
В 1996 г. был избран первым секретарем Союза театральных деятелей России. Президент фестиваля «Золотая маска».
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск»