АНАТОЛИЙ СОЛОНИЦЫН

Aug 30, 2008 21:10




Родился 30 августа 1934 г. в г. Богородске Горьковской обл. 
Заслуженный артист РСФСР (1981).

 

В 1951-1952 гг. - Саратовский весоремонтный завод, слесарь-весоремонтник;
В 1952-1954 гг. - учился в 9-10 классах средней школы;
В 1954-1956 гг. - завод сельхозмашин имени Фрунзе, слесарь-инструментальщик;
В 1956-1957 гг. - Первомайский РКЛКСМ (город Фрунзе), заведущий орг. отделом;
В 1957-1960 гг. - учился в Свердловской театральной студии при Свердловском Драмтеатре;
В 1960-1966 гг. - актёр Свердловского театра драмы;
В 1966-1967 гг. - актёр Театра драмы имени Горького (БССР);
В 1967-1968 гг. - актёр Одесской киностудии (по договору);
В 1968-1970 гг. - актёр Новосибирского театра драмы «Красный факел»;
В 1970-1971 гг. - актёр Русского драматического театра (Таллинн);
В 1971-1972 гг. - актёр Киностудии имени Горького (по договору);
В 1972 году - актёр Киностудии «Ленфильм» (по договору);
С 1972 года - актёр Театра имени Ленсовета;



В 1981 году во время съёмок очередного фильма в Монголии, Солоницын упал с лошади и ушиб грудь. Его поместили в больницу, и во время обследования врачи обнаружили у него рак лёгких. Конец актёра был предрешён.



Ушёл из жизни 11 июня 1982 года на 48-м году жизни в одно мгновение, поперхнувшись кашей, которой кормила его "нянька".
Похоронен актёр в Москве на Ваганьковском кладбище, участок № 37. Вскоре на его могиле был воздвигнут памятник - фигура монаха, выходящего из церковного портала, - Андрея Рублёва.


призы и награды
Лауреат Берлинского кинофестиваля в номинации "Актёр" за 1981 год ("26 дней из жизни Достоевского").


О роли фильме «Любить человека»
«Любить человека» - так назы­вается фильм С. Герасимова, где А. Солоницын сыграл главную роль. В названии фильма - его програм­ма, его идейный и нравственный па­фос.
Герой А. Солоницына, архитектор Дмитрий Калмыков, одержим идеей создания такой архитектурной, жиз­ненной среды, которая способство­вала бы наиболее полному, всесто­роннему развитию индивидуальных и социальных потенций человека. Оппонент героя, старый, многоопыт­ный профессор Палладин, возра­жает ему словами Дмитрия Карама­зова: «Ох, широк человек - я бы сузил ...» На что Солоницын - Кал­мыков отвечает застенчиво, но с огромным внутренним убеждением: «Нельзя суживать - грех!»
Особенно запоминается одно, быть может, ключевое место из этой роли Солоницына: сцена, где Калмыков страстно убеждает секре­таря горкома и председателя го­рисполкома в необходимости строить в Заполярье громадные дома-комплексы, создающие для
жителей замкнутую благоприятную среду. По сути дела, актер вынуж­ден здесь читать лекцию. Но он де­лает это с таким увлечением и са­моотдачей, что убеждает даже наи­более скептических слушателей и на экране и в зрительном зале.


Однако мечтателю, максималисту Калмыкову возражают не только отдельные люди, ему возражают жизненные обстоятельства. Разве не правы те новоселы, которые предпочитают немедленно въехать в плохо спроектированные, неважно построенные дома, чем многие годы дожидаться осуществления архитек­турных утопий? Но, с другой сторо­ны, уступить, позволить, чтобы тебя засосала «текучка», значит пожерт­вовать более далекими и общими интересами людей. Как найти выход, если каждая сторона по-своему права? И вот максималист Калмы­ков ищет приемлемые компромис­сы, попадая под огонь критики и со стороны противников и со стороны своих же единомышленников. Что и говорить, нелегкая судьба у чело­века!
В разгар самого ожесточенного спора в интонациях, в выражении лица Солоницына - Калмыкова нет-нет да и промелькнет что-то за­стенчивое, как бы извиняющееся: мол, не за себя бьюсь, не собствен­ную амбицию защищаю, а идею, нужную и важную для всех. Только когда он встречает оппонентов не­добросовестных, когда сталкивается (или думает, что столкнулся) с заве­домой ложью, лицо героя каменеет, взгляд становится тяжелым, беспо­щадным.




Не все ситуации, возникающие в фильме по ходу действия, Солони­цыну удается актерски «оправдать» с равной степенью убедительности. Так, актер заставляет нас поверить в мгновенный порыв Калмыкова, бесповоротно решившего жениться на Маше (Л. Виролайнен) два часа спустя после их первого знаком­ства. А вот сцену ревности (во вто­рой половине фильма) он проводит на внешних актерских приемах, без подлинной убежденности в том, что так и только так должен чувство­вать и поступать его герой.
Свою большую и сложную роль Солоницын ведет как бы пунктиром. Некоторые сцены он играет с подъ­емом, с истинным воодушевлением, в других же ощущается какая-то пассивность, инертность исполни­теля. В лирических эпизодах порой проскальзывают сентиментальные нотки. Вообще нам представляется, что производственную, обществен­ную линию в поведении своего ге­роя актер прочертил более резко и выразительно, чем линию любовных и семейных взаимоотношений с Ма­шей. Может быть, отчасти и этим объясняется наше желание чаще видеть Калмыкова «в деле», более пристально следить за перипетиями его борьбы. Когда в заключитель­ных эпизодах фильма действие
окончательно переключается из об­щественной сферы в область чисто личных переживаний и драм, испы­тываешь определенное разочарова­ние.
Божович В. Анатолий Солоницын // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1972. С. 174-190.


О роли в фильме «Один шанс из ты­сячи».
Отважный десантник капитан Мигунько, который под ви­дом эсэсовского офицера прони­кает в самое логово врага и добы­вает ценнейшие разведывательные сведения, - таков на этот раз герой Солоницына. Казалось бы, перед актером возникают возможности раскрыть новые грани своего та­ланта. Однако действие фильма, на­полненное невероятными перипе­тиями, не дает актеру сосредото­читься на своем герое, раскрыть его изнутри. Из игры Солоницына исчезает свойственная ему психоло­гическая глубина и точность. Капи­тан Мигунько характеризуется чисто внешне: он решителен, хладнокро­вен, находчив, мужествен. Добавим, что Анатолий Солоницын в этой роли красив, даже эффектен, порой им можно залюбоваться. Но ему трудно сопереживать, ибо перед нами не человек со своим характе­ром и судьбой, а персонаж, кото­рого драматурги и режиссер ставят в различные выигрышные ситуации. И насколько меньше интересует нас этот удачливый, не знающий со­мнений красавец, чем тот же Евстрюков или даже начальник прод­отряда, эпизодически появляющийся в фильме «Анютина дорога» (1968, режиссер Л. Голуб).
Божович В. Анатолий Солоницын //Актеры советского кино. М.: Искусство, 1972. С. 174-190.


О роли в фильме «Солярис»
Роль А. Солоницына в «Солярисе» (1973) невелика, но существенна для развития основных идей и образных мотивов произведения. Сделанный по фантастическому роману Стани­слава Лема, фильм А. Тарковского сосредоточен не на фантастике как таковой, а на земных проблемах, на проблемах человека. Удалившись вслед за своим героем Крисом Кельвином на космическую станцию, подвешенную где-то над поверхно­стью таинственной планеты Солярис, авторы фильма как бы бросают из глубин мирового пространства взгляд на родную Землю, заново осмысливают место человека во вселенной. С затаенной и всепрони­кающей нежностью воссоздан в фильме образ далекой Земли; она вся - как старый отчий дом на бе­регу задумчивого пруда, как обжи­тое гнездо, из которого герой вы­летел в холодные, грозные про­сторы открытого космоса навстречу невероятным загадкам и опасно­стям.
Пользуясь домашними, земными мерками, невозможно вступить в контакт с явлениями космического масштаба. Контакт - центральное слово-понятие произведения: над установлением контакта с мысля­щим Океаном Соляриса бьются ученые, герои фильма; но речь идет также (а может быть, в первую оче­редь) о контакте, о взаимопонима­нии между людьми и о их нерастор­жимой связи с матерью-Землей.


Преодолевая, физически или мыс­ленно, безграничные пространства космоса, сталкиваясь с такими явле­ниями, для постижения которых не­обходимо отрешиться от земных мерок и представлений, человек рискует утратить меру человече­ского и в отношении к себе самому и себе подобным.
Выйти мыслью за пределы чело­веческого, лицом к лицу столкнуться с неведомым и сохранить при этом человеческую меру добра и зла, не утратить нравственных критериев, не потерять себя и не оскудеть ду­ховно - вот ситуация, чрезвычай­ная по напряженности и драматиз­му, в которой оказываются герои фильма, ситуация, только внешне, для заострения, обставленная атри­бутами фантастичности.
Не выдержав нравственных пере­грузок, кончает с собой астрофизик Геборян, сказав перед смертью: «Нет, это не безумие. Здесь вопрос совести...» Пройдя через глубокое душевное потрясение, вновь обре­тает утраченную было человечность главный герой фильма Крис Кель­вин (Д. Банионис). Ю. Ярвет с боль­шой силой и тонкостью раскрывает в душе доктора Снаута, борьбу ак­тивных сил ума и совести против мертвящего недоверия, разочаро­вания, скептицизма. В образе отца Кельвина актер Гринько воплощает безмолвное страдание ненужной, отринутой человечности; к коленям отца, как блудный сын, вернувшийся под родную кровлю, припадает Крис в заключительных кадрах.


Среди действующих лиц «Соляриса», среди блестящего созвездия актеров Солоницыну выпало сыграть героя, в котором с особой отчетливостью дает о себе знать опасность «расчеловечения». Это - Сарториус, третий среди оставшихся в живых обитателей космической станции. Резкий, неприятный в ма­нерах и интонациях, Солоницын - Сарториус, кажется, с удовольст­вием язвит Криса Кельвина в самые больные места. Актер показывает, что такое поведение его героя - не просто следствие дурного харак­тера, но результат убеждения, что человек, ученый не должен, не имеет права иметь слабости, подда­ваться чувствам. В игре А. Солони­цына нет нажима, нет стремления к гиперболизации. Таких людей, как его Сарториус, мы встречаем в реальной жизни чуть ли не ежедневно. Они считаются хорошими работ­никами, полезными членами коллек­тива. Правда, входить с ними в дру­жеские отношения как-то нет жела­ния, но в работе, в деле на такого положиться можно - не подведет. Воплощая персонаж, который в структуре произведения выполняет вспомогательные, локальные функ­ции, Солоницын тем не менее не остается на поверхности характера, не довольствуется внешним слоем. Он идет вглубь, вскрывая сложность и противоречивость своего героя, - и в этом его несомненное актер­ское достижение. Он показывает, что за агрессивной самоуверенно­стью его героя скрывается расте­рянность. Сарториус проповедует идею долга, идею научного служе­ния во имя чистого познания, а все остальное, все эти переливы чувств и нравственные сомнения - это, мол, блажь, ерунда. Но голос его напряжен, вот-вот сорвется, интона­ции резки, руки блуждают, хватая то один предмет, то другой, он все время теребит свои очки, то сни­мает их, то надевает, то протирает, так что в какой-то момент его дро­жащие пальцы выдавливают стекло из оправы. Нет, уверенный в себе человек так себя не ведет.


Отношение Криса к Хари (Н. Бон­дарчук) вызывает в Сарториусе осо­бое раздражение, ибо Хари для него - это всего лишь нейтринная система, матрица, подделка под че­ловека. То, что сам он состоит не из нейтринов, а из атомов, дает ему жутковатое чувство собст­венного превосходства. О Сар­ториусе говорят как о необы­чайно талантливом физике, и, ви­димо, так оно и есть. Но актер по­казывает, как туп может быть чело­век, живущий одним умом, когда он сталкивается с жизненными про­блемами, требующими мудрости сердца. Ведь вопрос о человече­ском критерии не может быть ре­шен путем лабораторного анализа крови; человеком является тот, кто обладает мерой добра и зла, нрав­ственным чувством, способностью к любви и самопожертвованию. Имен­но поэтому Хари - человек. Пусть она построена из нейтрино - но она любит. Пусть она наделена бес­смертием - она все равно ищет и находит способ умереть ради люби­мого.
А человек ли Сарториус? Своим актерским исполнением Солоницын отвечает: да, человек. Пусть заблу­дившийся, ошибающийся, пусть на ущербе, но человек. Увидев Криса, коленопреклоненного перед Хари, он восклицает сначала резко и по­велительно: «Встаньте, сейчас же встаньте!» - а потом с затаенной нежностью и страданием: «Милый вы мой, да ведь это же легче все­го!» Значит, и он способен му­читься болью другого и своей не­способностью помочь другому в беде. Вот эту ноту скрытого состра­дания А. Солоницын осторожно, не­навязчиво вплетает в свое исполне­ние роли Сарториуса и тем спасает своего героя. Спасает человеческое в человеке.
<…>. Своими первыми ро­лями в кино А. Солоницын заявил о себе как об актере, способном выражать тему напряженных нравст­венных исканий, тему встревожен­ной совести.
Божович В. Анатолий Солоницын // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1972. С. 174-190.


О роли в фильме «В огне брода нет».
Образ комиссара Евстрюкова, со­зданный Солоницыным в фильме Г. Панфилова «В огне брода нет» (1968), не так далек от Рублева, как это может показаться на первый взгляд. Конечно, здесь другое вре­мя (1918 год, гражданская война), другие    конфликты,    другая    среда, другая, наконец, творческая индиви­дуальность режиссера. Но Солони­цыну здесь предоставлено разви­вать ту же тему - тему совести, тему человека, ищущего правду, которая не только разрешила бы его личную драму, но одновремен­но была бы всеобщей правдой - для всех людей.
В плане личной актерской биогра­фии новая роль оказалась для Со­лоницына шагом вперед, и не по­тому, чтобы сама по себе она была более значительна или масштабна, а потому, что исполнителю дано здесь больше простора. «В огне брода нет» - фильм актерский, где получили широкие возможности для самораскрытия исполнители всех, даже эпизодических ролей. У каж­дого действующего лица есть своя жизненная логика, своя правда, и чем полнее, чем свободнее развернется она в фильме, тем лучше для авторского замысла.


В облике Солоницына - Евстрюкова, при всем его внешнем само­обладании, есть что-то лихорадоч­ное, словно гложет его затаенный недуг. Непосредственно это состоя­ние героя мотивируется тем, что он болен, не оправился после ранения. Но комиссара мучит еще и другая, душевная рана. В ожесточении боя, в огне гражданской войны он обя­зательно хочет дознаться, «где страх, а где правда». Убежденный революционер, большевик, он по-человечески открыт навстречу дру­гим людям, готов выслушать их, по­нять… Его внутреннюю доброту интуитивно ощущает Таня Теткина. Именно к нему, к «Игнатичу», она идет со своими вопросами, его она жалеет в глубине души, ибо чувст­вует, что есть вопросы, которые ему не решить, а, не решивши, не жить: «Вот ты, Игнатич, никогда не бу­дешь счастливый! … Глаза у тебя не те». На что Солоницын - Евстрюков отвечает с раздражением, вы­дающим его затаенную муку: «Учишь, учишь тут вас материализ­му. А ты все свое… Глаза не те!»




А взгляд у Евстрюкова действи­тельно необычайный, - мы уже ви­дели его у Андрея Рублева, когда он исповедовался Феофану Греку в том, что убил человека … Игнатичу необходимо знать, почему это так получается, что в борьбе против зла умножаются людские страдания. И хотя ответ в фильме дан заранее в самом его названии, актер и режис­сер не подгоняют судьбу героя под уже готовое решение.
Образ комиссара раскрывается во многом по контрасту с образом коменданта санитарного поезда, одноногого Фокича. И актерский «дуэт» Анатолия Солоницына и Ми­хаила Глузского достигает порой исключительного напряжения и дра­матизма. Ибо у Евстрюкова и Фо­кича одни враги и одна цель, но понимают они ее по-разному. У Фокича нет никаких сомнений, и программа у него простая: «Затол­кать бы их всех в одну яму: гене­ралов, банкиров, шлюх, царей, спе­кулянтов! Перемешать их и пуле­метом их, пулеметом! Чтобы очи­стить народ. Как из бани!»


Естрюков вроде бы согласен с ним, но как бы вскользь замечает: «Так-то оно так … Да больно много будет кровищи…» Эти слова взры­вают Фокича, и вот он уже впи­вается в комиссара подозрительным взглядом, готовый обвинить его во всех смертных грехах. И тогда, гла­за в глаза, спрашивает Евстрюков коменданта: «А ты когда-нибудь че­ловека убивал?» И каким-то севшим, словно не своим голосом рассказы­вает, что он-то, Евстрюков, убивал и хоть знает, что врагов убивал, «а все равно - страшно …». Трудно забыть лицо и интонацию Соло­ницына в момент, когда он произ­носит эти слова. Ибо это как раз тот случай, когда мгновение актер­ской игры концентрирует в себе огромное содержание и достигает необычайной психологической емко­сти. Перед нами раскрывается «внутренняя» рана Евстрюкова, от которой ему уже не излечиться. И, словно угадав это, теряет свой за­пал Фокич и уже не со злобой, а с ворчливым сочувствием говорит ко­миссару. «Засиделся ты здесь, Игнатич. В бой тебе надо, в огонь, под пули».
И Фокич прав, хоть и не очень-то разбирается в политграмоте. Фо­кич - это логика истории, а Евстрю­ков - несостоявшаяся поправка к ней. Потому-то в конце фильма так спокойно принимает свою личную гибель Фокич. Потому-то и мается Евстрюков и рвется в огонь, под пули. Ведь в огне - брода нет. И он  бросается  в  революцию,  как  в огненную реку, - чтоб с головой, чтоб не сомневаться, не думать, не мучиться ...
Уход Евстрюкова из санпоезда совпадает с драматической кульми­нацией фильма. Сцена приобретает обобщенно-метафорическое значе­ние: проходящий красноармейский отряд превращается в поток рево­люции, и в нем, в этом потоке, раст­воряется Игнатич, наспех накинув шинель и прихватив шашку и седло («Дурень, куда ж ты с седлом? Это ж пехота!»). Лицо Солоницына - Евстрюкова бледно и решительно, движения лихорадочны. Он бежит, торопится, не хочет оглянуться, не хочет услышать, как зовут его из поезда, как потерянно кричит ему вслед Таня Теткина: «Игнатич! Как же мы без тебя?» Но Евстрюков уже занял место в строю, уже под­чинился ритму походного марша, и просветлело, стало спокойным его лицо. И вот уже вдали, среди крас­ноармейских шлемов, мелькает его непокрытая голова (шапку второпях забыл)…
Божович В. Анатолий Солоницын // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1972. С. 174-190.


О роли в фильме «Андрей Рублев».
Дебют Анатолия Солоницына на экране состоялся в 1964 году. Прав­да, это был маленький, телевизион­ный экран, да и фильм был неве­лик - всего на полчаса. Назывался он «Дело Курта Клаузевица» и за­помнился актеру потому, что это была его первая совместная работа с Г. Панфиловым, тогда еще начи­нающим режиссером.
А год спустя, прочитав сценарий «Андрей Рублев», Анатолий Соло­ницын загорелся идеей сыграть Руб­лева. Никто его не приглашал, не вызывал на пробы, - он отправился в Москву сам, на собственный страх и риск. С такой же вот одержи­мостью он когда-то четыре раза подряд предпринимал попытки по­ступить на актерский факультет ГИТИСа и четыре раза проваливался. На этот раз упорство и убежден­ность актера принесли свои плоды: вопреки скептицизму, который выз­вали в съемочной группе первые пробы Солоницына, он был, в конце концов, утвержден на роль Рублева. Но этим не кончились, а только еще начались его мучения: в ходе мно­гомесячной работы ему предстояло не только овладеть труднейшей ролью, но и освоить специфику игры перед кинокамерой. Сначала роль не давалась. Многие сцены впоследствии пришлось пересни­мать. Но актер работал самозаб­венно, порой подвергая себя на­стоящим испытаниям. Так, снимаясь в эпизоде «Молчание», он действи­тельно молчал целый месяц, мол­чал и дома и на студии, не произ­нося ни единого слова. Одержи­мость идеей, сыгранная актером в фильме, была сначала пережита им как личный, биографический   факт.


Андрей Рублев ищет смысл и жи­вое начало творчества, ищет сна­чала с надеждой и верой, потом в сомнении и горе, по ту сторону отчаяния. Ощущение исторической дистанции дается в фильме без на­рочитой архаизации. Нет ее и в игре Солоницына. Он играет гениального художника, жившего более пяти ве­ков назад, так, что мы чувствуем в нем нашего современника. В этом нет никакой натяжки или нарочито­сти. Далекое, ставшее близким, - такова режиссерская концепция фильма, подчиняющая себе драма­тургию, пластику кадра, фактуру предметов, актерскую игру. Подчи­няется ей и исполнитель главной роли.
Не следует забывать, что «Андрей Рублев» - фильм, где все опреде­ляется волей режиссера. Эта воля всеобъемлюща и деспотична, что сообщает всем компонентам произ­ведения определенную жестокость, несмотря на эпизодность его по­строения. Образ Андрея создается отнюдь не только актерскими сред­ствами: на него работает весь «ап­парат» фильма, все его эпизоды, даже те, в которых сам герой не принимает участия. От исполнителя режиссер потребовал и получил то, что ему, режиссеру, было нужно. Для нас сейчас важно, что А. Соло­ницын сумел подняться до этих тре­бований.
Он появляется во втором эпизоде фильма («Скоморох»), молодой, бо­соногий, в светлой рясе под весе­лым весенним дождем. И лицо у него мягкое, с едва пробившейся бородкой,  с  доверчивым   взглядом широко открытых глаз. Но нет, эти глаза не просто доверчивы. Очень скоро мы убеждаемся, что они при­стальны, испытующи, что они вби­рают, втягивают в себя окружаю­щий мир. Пройдут один за другим на экране эпизоды жизни художни­ка, и мы увидим, как все более пронзительным и всеведущим будет становиться его взгляд, и почти фи­зически будем ощущать, как хле­щет и бьет по этим глазам жизнь своими страшными, жестокими кар­тинами. Но ни разу мы не увидим, чтобы Рублев отвел или опустил глаза. В бесстрашии их прямого взгляда - честность и воля худож­ника, желающего видеть жизнь как она есть.


Но помимо взгляда есть еще суж­дение и совесть - суждение со­вести. В фильме, по воле сценари­стов, Рублеву приходится много рассуждать. Важно, как произносит Солоницын эти зачастую весьма пространные тирады. Слова, вкла­дываемые ему в уста, нередко имеют характер слишком отрабо­танных, слишком завершенных лите­ратурных текстов. Поэтому так су­щественна здесь интонация акте­ра - мягкая, ненавязчивая, но не вялая, а настойчивая, словно ищет человек ощупью сокровенный смысл в произносимых им словах и в страшном, затягивающем хорово­де жизни и будет искать всегда, хоть оба глаза ему выколи, хоть обе руки отруби ... Одухотворенность верой в высо­кое назначение человека и искус­ства, энергия нравственных поисков, никогда не переходящих в исступле­ние и фанатизм, - вот что характе­ризует Рублева в исполнении Соло­ницына. И еще - чувство своей со­причастности всему, что происходит вокруг с другими людьми. Отсюда и та глубокая, совершенно естест­венная скромность, которую выра­жает своей игрой актер. Не судья и не созерцатель, а человек среди других людей, разделяющий судьбу своего времени и своего народа не в силу одной только необходимости, но в силу нравственного чувства, - таков Андрей Рублев по режиссер­ской концепции фильма, таков он в исполнении Анатолия Солоницына. Потому-то и дана ему радость твор­ческого озарения, потому-то и зву­чат  в его устах столь  простодушно и весело слова старинной мудрости: «Если имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякие по­знания и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею люб­ви, то я ничто, и если отдам я все умение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы!» И лу­чатся радостью глаза Солоницына - Рублева, сияет его лицо, залитое светом и забрызганное молоком, которым плескает в него расша­лившаяся княжна.


Но наступает в жизни художника страшное время, когда отлетает от него дух радости и надежды. В раз­грабленном татарами соборе, среди неубранных трупов, на фоне обго­релых столбов сожженного иконо­стаса Солоницын - Рублев, кажет­ся, весь сведен судорогой, словно холод   разрушенного   храма   проникает к нему в душу, сковывает все внутри. Воображаемый разговор Рублева с Феофаном Греком Соло­ницын проводит на пронзительной и вместе с тем сдержанной интона­ции страдания, переходящего в горькую отрешенность.
Так, в состоянии отрешенной замкнутости, он и будет появляться в последующих эпизодах фильма. Даже глаза его кажутся обращен­ными зрачками внутрь, - они смот­рят, не видя. И только после встре­чи с неистовым Николкой, решив­шим во что бы то ни стало, любой ценой отлить колокол, в глазах ху­дожника снова зажигается живой огонь. Великий искус пройден, преодолено искушение мнимым покоем отрицания и отречения.



Жаль, что Солоницыну не дано было сыграть в фильме возрожде­ние Рублева. Но режиссер предпо­чел иное решение - и, разумеется, имел на это право. Воплотить по­беду художника он предоставил торжествующему цвету рублевских икон.
Тем самым образ Рублева в фильме оказался завершенным, но уже без участия Солоницына.
Божович В. Анатолий Солоницын // Актеры советского кино. М.: Искусство, 1972. С. 174-190.
http://www.russiancinema.ru/
 
  

МАТЕРИАЛЫ ОБ АКТЁРЕ
http://www.eg.ru/daily/adv/7069/print/
http://www.peoples.ru/art/cinema/actor/solonitsyn/index1.html
http://www.peoples.ru/art/cinema/actor/solonitsyn/index.html


роли в кино
1982 Раскиданное гнездо  ::  странник
1982 Остановился поезд  ::  журналист Малинин  ::  главная роль
1981 Шляпа  ::  отчим Ани
1981 Тайна записной книжки  ::  Мартын Мартыныч
махинатор, глава преступного сообщества
1981 Мужики!  ::  отец Павлика
падший, спившийся и жалкий художник
1980 Таинственный старик  ::  Кондратий
1980 Сергей Иванович уходит на пенсию  ::  Владимир Васильевич
знакомый Наташи
1980 Из жизни отдыхающих  ::  Толик Чикин
1980 Двадцать шесть дней из жизни Достоевского  ::  Федор Михайлович Достоевский  ::  главная роль
"Заметно, что А. Солоницыну тесно в рамках образа, предложенного ему драматургическим материалом роли.
Внешний рисунок роли передает душевный излом писателя, человека тяжелой судьбы, доброго, незащищённого перед жизнью, не единажды жестоко ею обманутого. Но все эти черты (судя по воспоминаниям современников, присущие Достоевскому) доведены в фильме до крайности". (М. Кузнецова "Достоевский: образ и облик)
1979 Телохранитель  ::  Султан-Назар
1979 Сталкер  ::  Писатель
1978 Юлия Вревская  ::  доктор Павлов
1978 Трасса | Direction | Trasa (СССР, Чехословакия)  ::  Сливин
1978 Предвещает победу  ::  Вершинин
1978 Поворот  ::  Константин Королев
внук пострадавшей
1977 Сумка инкассатора  ::  Иван Тимофеевич
1977 А у нас была тишина...  ::  Петруха
1976 Пока стоят горы  ::  следователь
1976 Легенда о Тиле  ::  Рыбник
1976 Доверие  ::  Бочажников
1976 Восхождение  ::  Следователь Портнов
1975 Там, за горизонтом
1975 Наследники  ::  Быстров
1975 Между небом и землей  ::  Орлов
полковник
1975 Когда дрожит земля
1975 Воздухоплаватель  ::  Анри Фарман
хозяин авиашколы
1974-1981 Агония  ::  муж баронессы, полковник
"этот полковник Григория Ефимыча по морде ударил"
1974 Свой среди чужих, чужой среди своих  ::  Сарычев  ::  главная роль
чекист
1974 Последний день зимы  ::  Михаил Соловцов
1974 Под каменным небом | Under en steinhimmel (Норвегия, СССР)  ::  немецкий полковник Хофмайер
1974 Моё поколение  ::  профессор Сарториус
1974 Зеркало  ::  судебный врач/прохожий
1973 Зарубки на память  ::  Ромус Чербану
1972 Солярис  ::  Сарториус
астробиолог
1972 Принц и нищий  ::  Лорд Сент-Джон
1972 Любить человека  ::  Дмитрий Андреевич Калмыков  ::  главная роль
1972 Гроссмейстер  ::  отец Хлебникова
1971 Проверка на дорогах  ::  Игорь Леонидович Петушков  ::  главная роль
майор, политрук
1970 В лазоревой степи (киноальманах)  ::  Игнат Крамсков  ::  главная роль
"Коловерть"
1969 Андрей Рублев  ::  Андрей Рублев  ::  главная роль
1968 Один шанс из тысячи  ::  капитан Мигунько  ::  главная роль
он же разведчик Вайзинг
1967 В огне брода нет  ::  комиссар Иван Евстрюков
1967 Анютина дорога  ::  начальник продотряда
1963 Дело Курта Клаузевица  ::  Курт Клаузевиц 


чтобы помнили, Солоницын Анатолий Алексеевич, ваганьковское кладбище

Previous post Next post
Up