Отрывки из новой книги - "Аргус-2014"
Максим Калашников
Пилот Диденко. Крым. Коктебель
Белоснежный планер «Зарница» с большой красной звездой на борту парил над поросшим лесом хребтом Биюк-Янышар. Перегнувшись через борт открытой кабины, Борис Диденко обозревал простирающуюся перед ним величественную картину - горы и скалы, поля и море. Диденко летел не на импортном планере, а на русской самоделке - копии знаменитого планера «Г-9». Эта «птица» конструкции Грошева стала основой советского планеризма 1930-х годов. Простой и надежный, высокоплан, что пилотировал Диденко, отличался от прототипа разве что большей прочностью: все-таки на планер пошли новейшие конструкционные материалы ХХI века.
Рожденный в 1976-м, Диденко с детства рвался в небо. Он стал пилотом реактивных машин - но свободное время отдавал планерам. Вот и сейчас он проводил отпуск в Крыму, в компании таких же, как он, сумасшедших планеристов.
Здесь, в восточном Крыму, с 1923-го по 1939 год располагался главный центр русско-советского планеризма. Его создали в селении Коктебель. Если двигаться из Феодосии по крымскому побережью на юг, то, миновав бухту Двухякорную и мыс Киик-Атлама, попадешь в бухту Коктебель, на берегу которой и раскинулся одноименный поселок.
Когда он стал Меккой мастеров парящего полета, его переименовали в Планерское.
Здесь - изумительные по красоте места. К северу от Коктебеля-Планерского расположен край голубых скал: хребет Узун-Сырт. Он тянется на северо-запад, его обрамляет долина Бараколь. Летом здесь - царство мощных восходящих воздушный потоков-термиков. Сидя на скалах Узун-Сырта в знойный полдень, можно услышать пение этих потоков. Оно напоминает то звон струны арфы, то журчание ручья, то звук далекого водопада…
Хотя Узун-Сырт лучше называть не хребтом, а плато. Здесь есть удобные площадки для взлета и посадки планеров. А главную гору Узун-Сырта пилоты-парители и до сих пор называют горой Клементьева в память о погибшем здесь советском планеристе. У этой горы - особенно сильные восходящие потоки.
В них сейчас и крейсировала «Зарница» Диденко. Когда планер попадал в темик, его ощутимо встряхивало и подбрасывало. Борис, поймав мощный термик, начал выписывать восьмерки, набирая высоту - и скоро высотомер показал 1500 метров. Хорошо! Солнце светило ярко, сверкала в его лучах морская гладь - но с северо-востока, со стороны Керчи, наползали тучи. Именно их и караулил отчаянный летун.
В наушниках зашипело, ожило радио:
- «Зарница», я - Клумба. Облака подходят!
- Клумба, я «Зарница». Вижу, Серега! - ответил пилот, чувствуя как отчаянно забилось сердце, а хлынувший в кровь адреналин кипятком ожег вены. Сейчас ему предстоит опасное приключение. Борис летел практически в полной тишине - лишь воздух тихо свистел в плоскостях и подкосах. Помолившись про себя, Диденко развернул планер к грозовому фронту, что приблизился к юго-западной части долины Бараколь. Сердце забилось еще сильнее, липкий холодок пополз по спине. Вид сине-черной стены туч, на которую шла «Зарница», был страшен. Грозовой фронт вздымался вверх на добрых три версты.
Диденко бросил взгляд на приборную доску, машинально отметил скорость планера - 60 километров в час. Набрав в грудь воздуху, словно перед прыжком в воду, он бросил свой безмоторный аппарат в густую тучу…
Свет сразу же померк, вокруг пилота сомкнулась темнота. «Зарницу» словно ударила рука невидимого гиганта. Планер бросило вперед и вверх - Бориса буквально вжало в спинку сиденья. «Зарницу» неудержимо потащило вверх, швыряя из стороны в сторону. По корпусу планера словно били какие-то незримые мощные кулаки. Ветер в грозовой туче выл и свистел, от его гула леденела душа.
Сцепив зубы, Диденко обеими руками удерживал ручку управления. Пилота ударяло о борта тесной кабины. Задрав нос и дергаясь, планер стремительно несся вверх среди липкой и мутной тьмы. Окружающее Диденко видел смутно - если вообще что-то видел. Казалось, он нырнул в море без маски и теперь его окружает расплывчатая зыбкость. Внезапно хлынул дождь с градом. По нижней части лица, по носу и губам больно ударили ледяные горошины. Они с треском забарабанили по крыльям и обтекателю планера. Диденко испугался, что задохнется - дождь заливал его. Дышалось с трудом, приходилось то и дело выплевывать попавшую в рот воду. Летный комбинезон вымок до нитки.
Планер бросало, как жалкую щепку в сердце урагана. Он выделывал самые дикие кульбиты, крылья гнулись и вибрировали. Диденко нутром чувствовал, как они сгибаются от чудовищных перегрузок, как стонут и нервюры и ланжероны. Стрелка скоростемера металась где-то у отметки в 200 км/час. В мозгу полыхнула вспышка-воспоминание: слова ветерана, пилота «Аэрофлота»: «Попасть в грозовой фронт - это почти наверняка гибель для авиалайнера». «Господи, и зачем я полез к черту в пасть?» - успел подумать полковник, лихорадочно соображая - что делать? Если бросить «Зарницу» в крутое пике, чтобы вырваться из туч, могут не выдержать крылья. Выпрыгнуть с парашютом, то бурные воздушные течения могут разорвать купол, спутать стропы, швырнуть на скалы внизу. Нет, придется держаться до последнего…
Казалось, свист и гудение ветра резонируют в своде черепа. Что-то затрещало и смолкло в наушниках - радио бездействовало. Ожгла душу страшная мысль: а если сейчас полыхнет молния - и убьет его, поразит планер? Что это такое - оказаться в огромной вспышке? Дикий страх ворвался в грудь, перехватил горло. Усилием воли Диденко отогнал панику, до крови прикусив губу. Мышцы сводило и ломило от напряжения, а кости ныли, словно от приступа ревматизма. Шея болела - голову пригибало вниз.
- Господи, помилуй! - взмолился пилот. Он чувствовал, как планер превратился почти в беспомощную игрушку яростной стихии. «Зарница» словно исполняла какой-то безумный танец в гуще грозового облака. Стрелка компаса бешено вертелась, экран приемника GPS-глонасс потух.
Внезапно град прекратился, но дождь и ветер продолжали яриться с прежней силой. Потоки воды заливали пилотские очки. Ура! Вокруг просветлело. «Зарницу» буквально выбросило из тучи.
Внизу Диденко увидел серую поверхность моря. В живот снова дохнуло холодом. Спокойно, без паники! Подумаешь - отнесло немного в море. Бросив взгляд на высотомер, летун успокоился: он показывал 1500 метров. «Дотяну до берега!» - подумал Борис, бросая взгляд на наручный хронометр. Ни фига себе! Целых полчаса его носило в туче. Пилот обвел взглядом окружающее пространство. Порядок! Слева по борту - вершина на мысе Каик-Атлама. А вот и домики поселка Оржоникидзе на мысу. Идем к береговой черте - хотя скалы и подступают там близко к морю, все равно их отделяет от воды узкий галечный пляж. Планер, заложив плавный разворот, заскользил к берегу. Теперь вокруг все заливал ослепительный солнечный свет. Диденко бросил взгляд налево: грозовой фронт медленно полз на юго-запад. Сейчас он уже прошел Коктебель и лил дождь на гору Карадаг. Эх, дотянуть бы до лагеря на Узун-Сырте! А это - еще километров двенадцать-тринадцать. Нужно набрать высоту. Есть! Над мысом Лагерным ползли редкие облака. Диденко направился наперерез им. Нужно дотянуть до первого облака - под ними всегда есть восходящие потоки.
- … «Зарница»! Боря! - раздался в наушниках голос друга. - Ответь!
- Клумба, я «Зарница», - ответил ровным голосом Диденко. - Все нормалек, Серега! Из грозового фронта вышел над морем на траверзе Киик-Атлама. Тяну к лагерю…
- Дотянешь, Борька? - тревожно поинтересовался голос в наушниках, прерываемый электрическими разрядами.
- Дотяну, не дрейфь! Мы же - советские пилоты, Серый…
Громыхнул раскат грома. Диденко вел планер к берегу. Внизу, отбрасывая белые пенные «усы», шла яхта какого-то толстосума. Наверное, направляется в яхт-клуб в Балаклаве. Ветер треплет на флагштоке ненавистный, «самостийный» желто-голубой флаг. Ну да ничего - недолго этому полотнищу жить осталось. Во всяком случае, здесь.
А вот и облако. Диденко поднырнул под него и почувствовал, как аппарат потянуло вверх. Ага, стрелка вариометра показывает семь метров в секунду. Вперед! Это же только одиночное облако, а не страшный грозовой фронт.
Облако буквально втянуло в себя белый планер с большой красной звездой на борту. С полминуты Диденко летел в полутьме облака. Но вот стало светлее - и «Зарница» вырвалась на солнце на высоте в 2300 метров. Под крыльями колыхалась ватная, пухлая вершина облака. Теперь Диденко уверенно вел аппарат по направлению к лагерю на Узун-Сырте. Вот он - впереди виднеется. Над ним уже вьются тоненькие черточки мотопарапланов, мелькает стайка дельтапланов. Еще минут двенадцать - и он будет на базе.
Только сейчас пилот почувствовал, как ноют мышцы всего тела, как дрожат руки. Да, ему сегодня еще повезло. В 1935-м казанский планерист Коротов попытался полетать на двухместном планере «КАИ - 4» под грозовым облаком. Он почти час кружил под серо-черным косматым чудищем, висевшим над городом, не теряя высоты. Но вдруг облако всосало в себя планер смельчака. Он исчез в клубящейся массе - а через несколько минут из тучи вывалились обломки планера, а затем показались один за другим два парашюта, которые бешено раскачивались порывами ветра. Потом, когда в обломках «КАИ -4» нашли барограф, установили: сначала в грозе планер вознесло вверх на 4900 метров, а потом швырнуло в сильный нисходящий поток. Не выдержав перегрузки, переломились крылья, с оглушительным треском отлетело прочь хвостовое оперение, а фюзеляж разломился пополам, выбросив в воздух пилота и пассажира. Слава Богу, их парашюты сработали нормально.
Н-да, если бы «Зарница» развалилась над морем, пилоту пришлось бы туго. Диденко бросил взгляд на высотомер. Пожалуй, на сегодня хватит. Впереди показалось площадка лагеря: палатки, трейлеры, два планера на земле, накренившиеся на правые крылья, пусковая катапульта.
Посадочная лыжа «Зарницы» заскрежетала по каменистой поверхности. К планеру подбежали люди. Диденко, вздохнув, сорвал с головы шлем с очками, потянулся к привязным ремням. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал, как наливаются свинцовой тяжестью руки и ноги. И как промок насквозь его комбинезон.
- Живой, черт! - выдохнул подбежавший Сергей, помогая Диденко выпростаться из привязных ремней. - Все-таки, полез в грозовой фронт! Е-мое, лезешь к черту на рога, как мальчишка!
- Да ладно тебе, Серый, - отмахнулся пилот, рывком поднимаясь с сиденья. Надо было кое-что проверить. Семьдесят с лишним лет назад наши планеристы летали в тучках - так неужели мы не можем?
Диденко потянулся всем сильным тренированным телом. Сергей посмотрел на него со смесью уважения и легкого благоговения.
- Тебе из Москвы звонили. Вызывают срочно. Говорят, от Антона-судьи. - произнес он.
Усталость словно улетучилась. Диденко внимательно посмотрел в лицо Сергея.
В этот момент Борис из планериста-лихача снова превратился в командира особого авиаотряда.
Новое слово в терроре
Зрелище было не из приятных. Следователь Московского управления ФСБ Игорь Сергеев почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Взрыв разорвал тело убитого пополам. Обезображенная верхняя часть туловища валялась на клумбе, на словно закопченном лице трупа застыло безмерное удивление. Смотреть на кровавые ошметки внутренностей, начинавшиеся под грудной клеткой, не хотелось. Помимо воли глаз выхватил торчащее куда-то вбок окровавленное ребро.
Сглотнув слюну, Сергеев нервно выщелкнул из пачки сигарету, сосредоточенно закурил. Осторожно ступая, он пошел в обход места преступления. Все вокруг было усеяно мелкими, похожими на неограненные мутные алмазы, осколками стекла. Напротив оторванной верхней части заместителя мэра Химок чернел залитый пожарной пеной , оплавленный пожаром, остов того, что еще недавно было черным джипом «Гелендваген». Черт, гасившие пожар МЧС-ники натоптали и многое залили своей пеной. А вот и нижняя часть туловища пострадавшего. Н-да, мало же от нее осталось! Она буквально поджарилась в бензиновом пламени, когда рванул топливный бак автомобиля. От тела водителя тоже осталась головешка среди искореженного металла - он погиб от взрыва за рулем. Сергеев еще раз затянулся дымом, стремясь перебить сладковатый, отвратительно-паленый запах жареной человечины, смрад сгоревшей ткани, химической гари и экскрементов. Последний раз он видел такое в командировке в Чечню пять лет назад.
По-прежнему ступая буквально на цыпочках, майор Сергеев миновал второй кусок тела. Ага, вот и мертвый телохранитель. Его отбросило взрывом в противоположенную от клумбы сторону, к кирпичному забору. Взрывная волна сорвала с него пиджак и брюки, осколки посекли лицо и грудь. Охранник валялся изломанным манекеном. Из подмышки виднелась кобура с рукоятью пистолета. От трусов остались лишь ошметки и резинка, какой-то прихотью судьбы удержавшаяся на бедрах мертвеца, вяло свисал мертвый детородный орган.
Сергеева передернуло. Но мозг профессионально отметил: взрыв произошел между телохранителем и убитым вице-мэром Химок, где-то на уровне человеческой груди, причем охранник находился немного дальше от эпицентра. Видимо, он открыл ворота особняка для выезда и уже шел обратно к «Гелендвагену», когда кто-то или что-то вдруг возникло рядом с заместителем мэра и вспучилось вспышкой взрыва. И тут уже не повезло шоферу. Господи, да туту рвануло не менее трех кило взрывчатки! Но что это было? Кто мог вот так, подойдя буквально вплотную к представителю городского «олимпа», взорвать такой мощный заряд?
Сергеев, выпустив в воздух струю дыма, оглянулся на особняк, зияющий проемами с выбитыми стеклами.
На месте теракта деловито копошилась вся бригада Сергеева. Полыхали вспышки фотоаппаратов, растягивалась рулетка, над верхней частью туловища Васильева склонился судмедэксперт. Нахмурившись, он сосредоточенно снимал пинцетом с останков образцы ткани.
- Ну, что скажешь, Леша? - спросил у него Сергеев, став рядом с клумбой.
- Сам видишь, Серега - взрыв. Причем это не гранатомет и не какой-нибудь шахид, - эксперт отер пот со лба, не выпуская пластикового пакетика из левой руки. - Как видишь СВУ - или что там это было? - сработало не в автомобиле и не под его днищем. Это взорвалось почти вплотную к пострадавшему. Про тип взрывчатки пускай коллеги из Института криминалистики скажут, образцы с ее частицами я собрал. А вот то, что это могло быть. Посмотри сюда!
Алексей пинцетом ткнул в сторону от останков. Там, под сбитым взрывной волною розовым кустом, в землю наискось воткнулось что-то черное, на вид - пластиковое. И хотя взрыв изломал это «нечто», в нем угадывалось что-то аэродинамически изогнутое…
Пилот Диденко. Крым. Коктебель
Белоснежный планер «Зарница» с большой красной звездой на борту парил над поросшим лесом хребтом Биюк-Янышар. Перегнувшись через борт открытой кабины, Борис Диденко обозревал простирающуюся перед ним величественную картину - горы и скалы, поля и море. Диденко летел не на импортном планере, а на русской самоделке - копии знаменитого планера «Г-9». Эта «птица» конструкции Грошева стала основой советского планеризма 1930-х годов. Простой и надежный, высокоплан, что пилотировал Диденко, отличался от прототипа разве что большей прочностью: все-таки на планер пошли новейшие конструкционные материалы ХХI века.
Рожденный в 1976-м, Диденко с детства рвался в небо. Он стал пилотом реактивных машин - но свободное время отдавал планерам. Вот и сейчас он проводил отпуск в Крыму, в компании таких же, как он, сумасшедших планеристов.
Здесь, в восточном Крыму, с 1923-го по 1939 год располагался главный центр русско-советского планеризма. Его создали в селении Коктебель. Если двигаться из Феодосии по крымскому побережью на юг, то, миновав бухту Двухякорную и мыс Киик-Атлама, попадешь в бухту Коктебель, на берегу которой и раскинулся одноименный поселок.
Когда он стал Меккой мастеров парящего полета, его переименовали в Планерское.
Здесь - изумительные по красоте места. К северу от Коктебеля-Планерского расположен край голубых скал: хребет Узун-Сырт. Он тянется на северо-запад, его обрамляет долина Бараколь. Летом здесь - царство мощных восходящих воздушный потоков-термиков. Сидя на скалах Узун-Сырта в знойный полдень, можно услышать пение этих потоков. Оно напоминает то звон струны арфы, то журчание ручья, то звук далекого водопада…
Хотя Узун-Сырт лучше называть не хребтом, а плато. Здесь есть удобные площадки для взлета и посадки планеров. А главную гору Узун-Сырта пилоты-парители и до сих пор называют горой Клементьева в память о погибшем здесь советском планеристе. У этой горы - особенно сильные восходящие потоки.
В них сейчас и крейсировала «Зарница» Диденко. Когда планер попадал в темик, его ощутимо встряхивало и подбрасывало. Борис, поймав мощный термик, начал выписывать восьмерки, набирая высоту - и скоро высотомер показал 1500 метров. Хорошо! Солнце светило ярко, сверкала в его лучах морская гладь - но с северо-востока, со стороны Керчи, наползали тучи. Именно их и караулил отчаянный летун.
В наушниках зашипело, ожило радио:
- «Зарница», я - Клумба. Облака подходят!
- Клумба, я «Зарница». Вижу, Серега! - ответил пилот, чувствуя как отчаянно забилось сердце, а хлынувший в кровь адреналин кипятком ожег вены. Сейчас ему предстоит опасное приключение. Борис летел практически в полной тишине - лишь воздух тихо свистел в плоскостях и подкосах. Помолившись про себя, Диденко развернул планер к грозовому фронту, что приблизился к юго-западной части долины Бараколь. Сердце забилось еще сильнее, липкий холодок пополз по спине. Вид сине-черной стены туч, на которую шла «Зарница», был страшен. Грозовой фронт вздымался вверх на добрых три версты.
Диденко бросил взгляд на приборную доску, машинально отметил скорость планера - 60 километров в час. Набрав в грудь воздуху, словно перед прыжком в воду, он бросил свой безмоторный аппарат в густую тучу…
Свет сразу же померк, вокруг пилота сомкнулась темнота. «Зарницу» словно ударила рука невидимого гиганта. Планер бросило вперед и вверх - Бориса буквально вжало в спинку сиденья. «Зарницу» неудержимо потащило вверх, швыряя из стороны в сторону. По корпусу планера словно били какие-то незримые мощные кулаки. Ветер в грозовой туче выл и свистел, от его гула леденела душа.
Сцепив зубы, Диденко обеими руками удерживал ручку управления. Пилота ударяло о борта тесной кабины. Задрав нос и дергаясь, планер стремительно несся вверх среди липкой и мутной тьмы. Окружающее Диденко видел смутно - если вообще что-то видел. Казалось, он нырнул в море без маски и теперь его окружает расплывчатая зыбкость. Внезапно хлынул дождь с градом. По нижней части лица, по носу и губам больно ударили ледяные горошины. Они с треском забарабанили по крыльям и обтекателю планера. Диденко испугался, что задохнется - дождь заливал его. Дышалось с трудом, приходилось то и дело выплевывать попавшую в рот воду. Летный комбинезон вымок до нитки.
Планер бросало, как жалкую щепку в сердце урагана. Он выделывал самые дикие кульбиты, крылья гнулись и вибрировали. Диденко нутром чувствовал, как они сгибаются от чудовищных перегрузок, как стонут и нервюры и ланжероны. Стрелка скоростемера металась где-то у отметки в 200 км/час. В мозгу полыхнула вспышка-воспоминание: слова ветерана, пилота «Аэрофлота»: «Попасть в грозовой фронт - это почти наверняка гибель для авиалайнера». «Господи, и зачем я полез к черту в пасть?» - успел подумать полковник, лихорадочно соображая - что делать? Если бросить «Зарницу» в крутое пике, чтобы вырваться из туч, могут не выдержать крылья. Выпрыгнуть с парашютом, то бурные воздушные течения могут разорвать купол, спутать стропы, швырнуть на скалы внизу. Нет, придется держаться до последнего…
Казалось, свист и гудение ветра резонируют в своде черепа. Что-то затрещало и смолкло в наушниках - радио бездействовало. Ожгла душу страшная мысль: а если сейчас полыхнет молния - и убьет его, поразит планер? Что это такое - оказаться в огромной вспышке? Дикий страх ворвался в грудь, перехватил горло. Усилием воли Диденко отогнал панику, до крови прикусив губу. Мышцы сводило и ломило от напряжения, а кости ныли, словно от приступа ревматизма. Шея болела - голову пригибало вниз.
- Господи, помилуй! - взмолился пилот. Он чувствовал, как планер превратился почти в беспомощную игрушку яростной стихии. «Зарница» словно исполняла какой-то безумный танец в гуще грозового облака. Стрелка компаса бешено вертелась, экран приемника GPS-глонасс потух.
Внезапно град прекратился, но дождь и ветер продолжали яриться с прежней силой. Потоки воды заливали пилотские очки. Ура! Вокруг просветлело. «Зарницу» буквально выбросило из тучи.
Внизу Диденко увидел серую поверхность моря. В живот снова дохнуло холодом. Спокойно, без паники! Подумаешь - отнесло немного в море. Бросив взгляд на высотомер, летун успокоился: он показывал 1500 метров. «Дотяну до берега!» - подумал Борис, бросая взгляд на наручный хронометр. Ни фига себе! Целых полчаса его носило в туче. Пилот обвел взглядом окружающее пространство. Порядок! Слева по борту - вершина на мысе Каик-Атлама. А вот и домики поселка Оржоникидзе на мысу. Идем к береговой черте - хотя скалы и подступают там близко к морю, все равно их отделяет от воды узкий галечный пляж. Планер, заложив плавный разворот, заскользил к берегу. Теперь вокруг все заливал ослепительный солнечный свет. Диденко бросил взгляд налево: грозовой фронт медленно полз на юго-запад. Сейчас он уже прошел Коктебель и лил дождь на гору Карадаг. Эх, дотянуть бы до лагеря на Узун-Сырте! А это - еще километров двенадцать-тринадцать. Нужно набрать высоту. Есть! Над мысом Лагерным ползли редкие облака. Диденко направился наперерез им. Нужно дотянуть до первого облака - под ними всегда есть восходящие потоки.
- … «Зарница»! Боря! - раздался в наушниках голос друга. - Ответь!
- Клумба, я «Зарница», - ответил ровным голосом Диденко. - Все нормалек, Серега! Из грозового фронта вышел над морем на траверзе Киик-Атлама. Тяну к лагерю…
- Дотянешь, Борька? - тревожно поинтересовался голос в наушниках, прерываемый электрическими разрядами.
- Дотяну, не дрейфь! Мы же - советские пилоты, Серый…
Громыхнул раскат грома. Диденко вел планер к берегу. Внизу, отбрасывая белые пенные «усы», шла яхта какого-то толстосума. Наверное, направляется в яхт-клуб в Балаклаве. Ветер треплет на флагштоке ненавистный, «самостийный» желто-голубой флаг. Ну да ничего - недолго этому полотнищу жить осталось. Во всяком случае, здесь.
А вот и облако. Диденко поднырнул под него и почувствовал, как аппарат потянуло вверх. Ага, стрелка вариометра показывает семь метров в секунду. Вперед! Это же только одиночное облако, а не страшный грозовой фронт.
Облако буквально втянуло в себя белый планер с большой красной звездой на борту. С полминуты Диденко летел в полутьме облака. Но вот стало светлее - и «Зарница» вырвалась на солнце на высоте в 2300 метров. Под крыльями колыхалась ватная, пухлая вершина облака. Теперь Диденко уверенно вел аппарат по направлению к лагерю на Узун-Сырте. Вот он - впереди виднеется. Над ним уже вьются тоненькие черточки мотопарапланов, мелькает стайка дельтапланов. Еще минут двенадцать - и он будет на базе.
Только сейчас пилот почувствовал, как ноют мышцы всего тела, как дрожат руки. Да, ему сегодня еще повезло. В 1935-м казанский планерист Коротов попытался полетать на двухместном планере «КАИ - 4» под грозовым облаком. Он почти час кружил под серо-черным косматым чудищем, висевшим над городом, не теряя высоты. Но вдруг облако всосало в себя планер смельчака. Он исчез в клубящейся массе - а через несколько минут из тучи вывалились обломки планера, а затем показались один за другим два парашюта, которые бешено раскачивались порывами ветра. Потом, когда в обломках «КАИ -4» нашли барограф, установили: сначала в грозе планер вознесло вверх на 4900 метров, а потом швырнуло в сильный нисходящий поток. Не выдержав перегрузки, переломились крылья, с оглушительным треском отлетело прочь хвостовое оперение, а фюзеляж разломился пополам, выбросив в воздух пилота и пассажира. Слава Богу, их парашюты сработали нормально.
Н-да, если бы «Зарница» развалилась над морем, пилоту пришлось бы туго. Диденко бросил взгляд на высотомер. Пожалуй, на сегодня хватит. Впереди показалось площадка лагеря: палатки, трейлеры, два планера на земле, накренившиеся на правые крылья, пусковая катапульта.
Посадочная лыжа «Зарницы» заскрежетала по каменистой поверхности. К планеру подбежали люди. Диденко, вздохнув, сорвал с головы шлем с очками, потянулся к привязным ремням. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал, как наливаются свинцовой тяжестью руки и ноги. И как промок насквозь его комбинезон.
- Живой, черт! - выдохнул подбежавший Сергей, помогая Диденко выпростаться из привязных ремней. - Все-таки, полез в грозовой фронт! Е-мое, лезешь к черту на рога, как мальчишка!
- Да ладно тебе, Серый, - отмахнулся пилот, рывком поднимаясь с сиденья. Надо было кое-что проверить. Семьдесят с лишним лет назад наши планеристы летали в тучках - так неужели мы не можем?
Диденко потянулся всем сильным тренированным телом. Сергей посмотрел на него со смесью уважения и легкого благоговения.
- Тебе из Москвы звонили. Вызывают срочно. Говорят, от Антона-судьи. - произнес он.
Усталость словно улетучилась. Диденко внимательно посмотрел в лицо Сергея.
В этот момент Борис из планериста-лихача снова превратился в командира особого авиаотряда.
Новое слово в терроре
Зрелище было не из приятных. Следователь Московского управления ФСБ Игорь Сергеев почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Взрыв разорвал тело убитого пополам. Обезображенная верхняя часть туловища валялась на клумбе, на словно закопченном лице трупа застыло безмерное удивление. Смотреть на кровавые ошметки внутренностей, начинавшиеся под грудной клеткой, не хотелось. Помимо воли глаз выхватил торчащее куда-то вбок окровавленное ребро.
Сглотнув слюну, Сергеев нервно выщелкнул из пачки сигарету, сосредоточенно закурил. Осторожно ступая, он пошел в обход места преступления. Все вокруг было усеяно мелкими, похожими на неограненные мутные алмазы, осколками стекла. Напротив оторванной верхней части заместителя мэра Химок чернел залитый пожарной пеной , оплавленный пожаром, остов того, что еще недавно было черным джипом «Гелендваген». Черт, гасившие пожар МЧС-ники натоптали и многое залили своей пеной. А вот и нижняя часть туловища пострадавшего. Н-да, мало же от нее осталось! Она буквально поджарилась в бензиновом пламени, когда рванул топливный бак автомобиля. От тела водителя тоже осталась головешка среди искореженного металла - он погиб от взрыва за рулем. Сергеев еще раз затянулся дымом, стремясь перебить сладковатый, отвратительно-паленый запах жареной человечины, смрад сгоревшей ткани, химической гари и экскрементов. Последний раз он видел такое в командировке в Чечню пять лет назад.
По-прежнему ступая буквально на цыпочках, майор Сергеев миновал второй кусок тела. Ага, вот и мертвый телохранитель. Его отбросило взрывом в противоположенную от клумбы сторону, к кирпичному забору. Взрывная волна сорвала с него пиджак и брюки, осколки посекли лицо и грудь. Охранник валялся изломанным манекеном. Из подмышки виднелась кобура с рукоятью пистолета. От трусов остались лишь ошметки и резинка, какой-то прихотью судьбы удержавшаяся на бедрах мертвеца, вяло свисал мертвый детородный орган.
Сергеева передернуло. Но мозг профессионально отметил: взрыв произошел между телохранителем и убитым вице-мэром Химок, где-то на уровне человеческой груди, причем охранник находился немного дальше от эпицентра. Видимо, он открыл ворота особняка для выезда и уже шел обратно к «Гелендвагену», когда кто-то или что-то вдруг возникло рядом с заместителем мэра и вспучилось вспышкой взрыва. И тут уже не повезло шоферу. Господи, да туту рвануло не менее трех кило взрывчатки! Но что это было? Кто мог вот так, подойдя буквально вплотную к представителю городского «олимпа», взорвать такой мощный заряд?
Сергеев, выпустив в воздух струю дыма, оглянулся на особняк, зияющий проемами с выбитыми стеклами.
На месте теракта деловито копошилась вся бригада Сергеева. Полыхали вспышки фотоаппаратов, растягивалась рулетка, над верхней частью туловища Васильева склонился судмедэксперт. Нахмурившись, он сосредоточенно снимал пинцетом с останков образцы ткани.
- Ну, что скажешь, Леша? - спросил у него Сергеев, став рядом с клумбой.
- Сам видишь, Серега - взрыв. Причем это не гранатомет и не какой-нибудь шахид, - эксперт отер пот со лба, не выпуская пластикового пакетика из левой руки. - Как видишь СВУ - или что там это было? - сработало не в автомобиле и не под его днищем. Это взорвалось почти вплотную к пострадавшему. Про тип взрывчатки пускай коллеги из Института криминалистики скажут, образцы с ее частицами я собрал. А вот то, что это могло быть. Посмотри сюда!
Алексей пинцетом ткнул в сторону от останков. Там, под сбитым взрывной волною розовым кустом, в землю наискось воткнулось что-то черное, на вид - пластиковое. И хотя взрыв изломал это «нечто», в нем угадывалось что-то аэродинамически изогнутое…