базаров и смерть
Довольно случайно перечитала «Отцов и детей».
Вот что думаю. В этом романе все - от отцов (исключая родителей Базарова) до детей (включая Базарова) - томятся призрачностью своего существования. Все понимают, что для своего выживания держатся за нечто хрупкое: Павел Петрович за любовь и принципы, брат его Николай за любовь и поэзию, Аркадий сначала за Базарова, а потом за любовь, а сам Базаров за свою «химию» - ощущение того, что ему по душе: отрицание, власть и, опять же, любовь (у Тургенева, как видим, последняя есть нечто великое и могучее). Только смерть способна разорвать узлы жизненных привязанностей. Но ради чего? Ради того, чтобы быть отпетым о. Алексеем, который ловит мух и давит их прямо у себя на лице?
С выражением ужаса смотрит Базаров на священника, пришедшего его соборовать.
Последний взгляд мёртвого на живое: сам всю жизнь ловил призраков, но когда в последний момент тебя настигает фантом чужого сознания, причём именно из тех, над кем ты громче всех смеялся, - это ли не отместка несуществующего бога? Живи Базаров на полвека позднее, он бы как следует изучил буддизм и йогу, вместо того, чтобы заниматься химией и медициной: именно анатомия сознания помогла бы ему встретить смертный час. А так вместо него это сделала гениальная интуиция Тургенева. Вот финал романа, совершенно не романтического (несмотря на слово «любовь») и не религиозного (несмотря на слово «молитва»), а вполне азиатского по духу и посылу. (Потому и сгодившегося большевикам, что они просто ничего не поняли, кроме того, что роман против попов и дворян, и за борьбу и материю).
Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии "равнодушной" природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...
Стереть бы все красивые страсти, и у нас останутся суеверные старички Базаровы (внешние маски буддизма) и, на другом полюсе, абсолютное безверие, бесконечная природа (дзен). В этом смысле Тургенев намного ближе к нынешним агностикам, всегда - для тепла - немножко сентиментальным, чем все его гениальные современники, ещё по-детски веровавшие, что и в жизни, и за гробом есть место аду.
Только как об этом можно рассказать пятнадцатилетним капитанам? Да и нужно ли им пудрить мозги такой взрослой литературой?
Вот что думаю. В этом романе все - от отцов (исключая родителей Базарова) до детей (включая Базарова) - томятся призрачностью своего существования. Все понимают, что для своего выживания держатся за нечто хрупкое: Павел Петрович за любовь и принципы, брат его Николай за любовь и поэзию, Аркадий сначала за Базарова, а потом за любовь, а сам Базаров за свою «химию» - ощущение того, что ему по душе: отрицание, власть и, опять же, любовь (у Тургенева, как видим, последняя есть нечто великое и могучее). Только смерть способна разорвать узлы жизненных привязанностей. Но ради чего? Ради того, чтобы быть отпетым о. Алексеем, который ловит мух и давит их прямо у себя на лице?
С выражением ужаса смотрит Базаров на священника, пришедшего его соборовать.
Последний взгляд мёртвого на живое: сам всю жизнь ловил призраков, но когда в последний момент тебя настигает фантом чужого сознания, причём именно из тех, над кем ты громче всех смеялся, - это ли не отместка несуществующего бога? Живи Базаров на полвека позднее, он бы как следует изучил буддизм и йогу, вместо того, чтобы заниматься химией и медициной: именно анатомия сознания помогла бы ему встретить смертный час. А так вместо него это сделала гениальная интуиция Тургенева. Вот финал романа, совершенно не романтического (несмотря на слово «любовь») и не религиозного (несмотря на слово «молитва»), а вполне азиатского по духу и посылу. (Потому и сгодившегося большевикам, что они просто ничего не поняли, кроме того, что роман против попов и дворян, и за борьбу и материю).
Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии "равнодушной" природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...
Стереть бы все красивые страсти, и у нас останутся суеверные старички Базаровы (внешние маски буддизма) и, на другом полюсе, абсолютное безверие, бесконечная природа (дзен). В этом смысле Тургенев намного ближе к нынешним агностикам, всегда - для тепла - немножко сентиментальным, чем все его гениальные современники, ещё по-детски веровавшие, что и в жизни, и за гробом есть место аду.
Только как об этом можно рассказать пятнадцатилетним капитанам? Да и нужно ли им пудрить мозги такой взрослой литературой?