эссе Дениса Новикова
"Дэвид дал отбой, и физиономия дегенерата, последовательно пройдя несколько эволюционных стадий, превратилась из настороженной в добродушную. Сей ряд волшебных изменений описанию не поддаётся, но, коротко говоря, привратник-дегенерат стал милягой Дэгги."
"Она ответила, что никакого глубокого чувства к Дэвиду не испытывает, но многие девушки в Белфасте предпочитают жить с полицейскими, поскольку у них большая зарплата и длинный рабочий день. Надо сказать, женский цинизм всегда меня подкупал. И, подкупленный женским цинизмом, флейтой военной и обильным угощением, я тоже кричал: «Not surrender!» - представляя в эту минуту, конечно, никаких не католиков, но подступающих к Москве фашистов."
Сегодня утром я получила роскошный подарок - Феликс Чечик прислал несколько радиоэссе Дениса Новикова, которые в Праге передал Феликсу Игорь Померанцев. Все эти эссе войдут в книгу, посвященную Новикову. Феликс, составитель готовящегося издания, любезно разрешил мне поместить одно из них в журнале. Как я догадываюсь, добрая часть моих френдов могли никогда не слышать о Денисе Новикове, а другая часть - вспоминают о нем без особой приязни. Скажу только, что это один из трепетно любимых мною поэтов.
Такими создаются новые ситуации чувствования: не то, что в момент грусти вспоминаешь "не жалею, не зову, не плачу", а то, что, прочитав однажды -
Почему-то всегда меблированы плохо
И несчастны судьбы номера ...
видишь эти номера там, где раньше была невнятная скорбь. Настоящие стихи организуют твой образ жизни наравне с планировкой твоей квартиры. Не стоит говорить о преимуществах этой альтернативной планировки, несгораемой и транспортабельной.
Под катом - умное, веселое, живое радиоэссе о том, как автор оказался на вечеринке "рыцарей оранжевого ордена" в Белфасте.
Белфаст
(Звучит песня Пола Маккартни.)
Эта, посвящённая проблеме Ольстера, песня Пола Маккартни официально запрещенная в Великобритании: «Отдайте Ирландию ирландцам». Легко сказать, да трудно сделать: и в современном Белфасте, где я оказался волей случая, сие мнение бескомпромиссно отстаивает организация «OIB». «Рыцари оранжевого ордена», как ещё их называют, непримиримые сыны англиканской церкви ежегодно устраивают торжественное шествие. И маршрут норовят проложить так, чтоб проходил он поближе к католическим районам - напомнить, кто на этой земле хозяин. А городские власти препятствуют, дабы не раздувать и без того полыхающий огонь.
Такова предыстория. А история началась, когда я познакомился с полицейским Дэвидом и его разбитной подругой, - полицейским идейным - принципиальным бойцом с ирландским терроризмом. Познакомился и получил приглашение на вечеринку «оранжевых», проходящую в строгой секретности, ибо это дело и впрямь нешуточное, и прознай о ней Ирландская республиканская армия и прими свои меры… Впрочем, не хочется о грустном.
Привратник, грудью преградивший мне дорогу, был дегенерат в более или менее точном смысле слова: одутловатое лицо, сплошь покрытое мелкой сыпью, редкие белёсые волосы, едва обозначенные глаза. Но выглянувший из-за моего плеча Дэвид дал отбой, и физиономия дегенерата, последовательно пройдя несколько эволюционных стадий, превратилась из настороженной в добродушную. Сей ряд волшебных изменений описанию не подаётся, но, коротко говоря, привратник-дегенерат стал милягой Дэгги.
Зал, где проходила вечеринка, прежде был то ли ангаром, то ли амбаром. Я расположился за молодёжным столом - пожалуй, самым удалым. Выпивка доставлялась бесперебойно. Однако Дэвид и те его товарищи, что постарше, особенно не налегали. Причину такой сдержанности я понял через несколько минут: в зале появились музыкальные инструменты - множество флейт, несколько мелких барабанов и один огромный (его-то и повесил на шею Дэвид, встав в центре прохода). Перед ним и позади рядами выстроились флейтисты. Публика, человек триста с лишним, взревела. Началась музыка, типичная музыка парада - духовая. Однако, полагаю, окажись я католиком, и заиграй под моим, уставленным цветочными горшками, окном такое - затеплил бы лампадку и отыскал нужную страничку в Писании, и дверь на крючок (бережёного Бог бережёт). Особливо, когда публика целыми столами-компаниями начала вскакивать и скандировать: «Not surrender! Not surrender!» (Не сдадимся!) Главный лозунг оранжевых охранителей: не сдадимся католическому меньшинству, отстоим веру протестантскую, защитим наших жён и детей. И дети не были лозунговым клише, туманным олицетворением будущего, - они возникли откуда-то ниоткуда и повисли над столами на руках разгорячённых родителей. И встали окружавшие меня юноши, и получили флейты от отцов своих, и оттёрли бережно и засвистели пронзительно. Церемония, символизирующая смену поколений, прошла внушительно. Даже привратнику Дэгги, метавшемуся, как возбуждённый щенок, в оркестре и явно мешавшему, дали посвистеть немного. Только Дэвид никому не отдал барабаны и дубасил, не переставая, до победного конца, ибо если умолкнет барабан хоть на секунду, во вражьем стане это может быть истолковано как замешательство и смятение - заронит окрыляющую надежду.
Тем временем под шумок мы болтали с его подругой. Она сказала, что ей, вобще-то, на всё это рвение глубоко плевать. А я осторожно выразился в том смысле, что, наверное, глубокое чувство требует целиком разделить интересы любимого мужчины. Она ответила, что никакого глубокого чувства к Дэвиду не испытывает, но многие девушки в Белфасте предпочитают жить с полицейскими, поскольку у них большая зарплата и длинный рабочий день. Надо сказать, женский цинизм всегда меня подкупал. И, подкупленный женским цинизмом, флейтой военной и обильным угощением, я тоже кричал: «Not surrender!» - представляя в эту минуту, конечно, никаких не католиков, но подступающих к Москве фашистов.
Я признался, что принадлежу к русской православной церкви и не знающая, как к этому отнестись, молодёжь притихла и посмотрела на Дэвида. Тот был краток: «Это - наши братья!» И рейтинг мой подскочил до высочайшей отметки: мне подливали, пихали в рот сигареты, лезли в глаза большими оттопыренными пальцами. Братья хотели показать себя с лучшей, геройской стороны. Старыми ранами, слава Богу, никто не похвалялся, но татуировок с аббревиатурой «OIB» я насмотрелся: у одного типа была такая даже с внутренней стороны нижней губы. И пошли разговоры, что вон тем двоим слева скоро в армию, а ольстерских ребят в армии уважают. И расчувствовашаяся подруга Дэвида поведала мне, что они-то, те двое слева, ещё девственники, и она от всего сердца хочет им помочь и подарить на время службы тёплое воспоминание. Затем пили здоровье советских футболистов, успешно выступающих в английских и шотландских клубах. А на радушный призыв: «Чувствуй себя, как дома!» я мог искренне ответить, что чувствую себя как дома - на родине, на малой родине, на московской окраине в компании соседей по микрорайону. Только там не слыхали о великом церковном расколе, пиво пожиже, джинсы поплоше, а три наколотые на теле буквы - не «OIB», а «ДМБ».
Простите меня, оранжевые протестанты, если воля Господня занесёт меня на вечеринку на противоположный конец Белфаста, и я изменю вам с католиками, и уже они назовут меня своим братом! Простите, - припомните, до которого раза велел прощать брату своему Христос.
апрель-май 1992г.