просматривая френдленту в жж,
расчувствовалась: какие все тут разумные и интересные. Захотелось и самой внести пять копеек. Например, о том, как на Рождество все немного волхвы. Барселона светится (хорошо, что кризис, поэтому светится скромная, а не сверкает бесстыжая), люди радуются, вся Испания превращается в живой вертеп.
Я до сих пор не нашла толкового объяснения тому, почему в католичестве так много всякой праздничной бутафории (те же вертепы или пальмовые ветви, пасхальные ряженые шествия, карнавал вообще), а в православии - её нет или намного меньше. Может, это влияние схизмы? Вроде: "нету их и всё разрешено". Или вроде: "чего-то не хватает"? Но скорее всего, дело в этой европейской тесноте: все настолько друг у друга на виду, как в детском саду, и нужно всем во что-нибудь вместе играть. (По этому поводу вспоминаю, как Б.Юхананов объяснял, почему у евреев не было театра: у них и так вся жизнь - театр для Одного Зрителя.) Мне ежегодная рождественская бутафория очень нравится. Это, наверное, и есть культура - удовольствие от чужой игры. Особой ценности она не имеет, потому что проходит по касательной к настоящему: к ночным колоколам, к нищим, к сбору игрушек для детей эмигрантов, к зареву вечности над Вифлеемом. Но я радуюсь вместе с городом, в который меня завела та же любовь к чужой культуре. Даром, что ли?
Я до сих пор не нашла толкового объяснения тому, почему в католичестве так много всякой праздничной бутафории (те же вертепы или пальмовые ветви, пасхальные ряженые шествия, карнавал вообще), а в православии - её нет или намного меньше. Может, это влияние схизмы? Вроде: "нету их и всё разрешено". Или вроде: "чего-то не хватает"? Но скорее всего, дело в этой европейской тесноте: все настолько друг у друга на виду, как в детском саду, и нужно всем во что-нибудь вместе играть. (По этому поводу вспоминаю, как Б.Юхананов объяснял, почему у евреев не было театра: у них и так вся жизнь - театр для Одного Зрителя.) Мне ежегодная рождественская бутафория очень нравится. Это, наверное, и есть культура - удовольствие от чужой игры. Особой ценности она не имеет, потому что проходит по касательной к настоящему: к ночным колоколам, к нищим, к сбору игрушек для детей эмигрантов, к зареву вечности над Вифлеемом. Но я радуюсь вместе с городом, в который меня завела та же любовь к чужой культуре. Даром, что ли?