Кровь самоубийц
В ноябрьских сумерках читаю наброски Лермонтова для произведений, которые он так и не написал.
«Меж тем полиция узнала не о сем, а о другом недавнем злодеянии и приходит; сын сам объявляет об отце: вбегает с ними. Полиция. Отца схватывают и уводят. Сын застреливается».
Или ещё:
«Сюжет трагедии. Молодой человек в России, который не дворянского происхождения, отвергаем обществом, любовью, унижаем начальниками (он был из поповичей или из мещан, учился в университете и вояжировал на казенный счет). Он застреливается».
Вообще становится понятно, что для романтика самоубийство - это жёсткие будни. Так, как обычно, на работу сходить. Оно, конечно, надоело, но - надо. О самоубийстве я уже писал. Здесь же важно другое: именно потому, что романтик переживает самоубийство как обыденность, он и не совершает такового - не унижает себя до уровня обывателя.
На третьем курсе университета я писал о самоубийствах в творчестве Достоевского. Работа не вышла; сейчас бы написал наиболее удачно. Я пытался актуализировать мысль, что для героя, убивающего себя, реализация замысла оказывается жалкой подменой представления о реализации. По нежному стеклу эстетики бытия проходят трещины - они то и убивают, а не пистолет, направленный в висок.
Или как сегодня. Закат ноябрьского солнца отбрасывает на поднебесье блеклую кровь. Не такую насыщенную, как весной и летом на закате, но - разбавленную, ненужную даже себе самому. Как кровь самоубийц на самом деле - почти бесцветная, скучная…
«Меж тем полиция узнала не о сем, а о другом недавнем злодеянии и приходит; сын сам объявляет об отце: вбегает с ними. Полиция. Отца схватывают и уводят. Сын застреливается».
Или ещё:
«Сюжет трагедии. Молодой человек в России, который не дворянского происхождения, отвергаем обществом, любовью, унижаем начальниками (он был из поповичей или из мещан, учился в университете и вояжировал на казенный счет). Он застреливается».
Вообще становится понятно, что для романтика самоубийство - это жёсткие будни. Так, как обычно, на работу сходить. Оно, конечно, надоело, но - надо. О самоубийстве я уже писал. Здесь же важно другое: именно потому, что романтик переживает самоубийство как обыденность, он и не совершает такового - не унижает себя до уровня обывателя.
На третьем курсе университета я писал о самоубийствах в творчестве Достоевского. Работа не вышла; сейчас бы написал наиболее удачно. Я пытался актуализировать мысль, что для героя, убивающего себя, реализация замысла оказывается жалкой подменой представления о реализации. По нежному стеклу эстетики бытия проходят трещины - они то и убивают, а не пистолет, направленный в висок.
Или как сегодня. Закат ноябрьского солнца отбрасывает на поднебесье блеклую кровь. Не такую насыщенную, как весной и летом на закате, но - разбавленную, ненужную даже себе самому. Как кровь самоубийц на самом деле - почти бесцветная, скучная…