Когда в России появилась черта осёдлости для евреев?
Во времена правления императрицы Екатерины Второй.
Со страницы https://www.apn.ru/publications/article25464.htm
Автор очерка: Александр Севастьянов
Евреев в исторической (доимперской) России не знали, поскольку еще в 1113 году совместным решением русских князей жизнь и имущество евреев лишилось всякой охраны, и они были вынуждены вплоть до XVIII покинуть нашу землю. Но память о них осталась. Ни Петр Первый, ни Анна Иоанновна, ни Елизавета Петровна, радея об интересах нации как они их понимали, не позволяли евреям селиться и даже вести дела в России, несмотря на все усилия еврейской предприимчивости.
Что же касается новых территорий на Западе, приобретенных Петром, там евреев, напротив, знали, и достаточно хорошо, а потому тоже принимали от них защитные меры. Как указывает осведомленный В.С. Мандель, «в то время, и еще много позже, до сороковых годов XIX столетия, рижско-немецкое бюргерство, имевшее европейский облик, вело борьбу за недопущение поселения евреев в Риге и за разрешение приезжающим на время в Ригу евреям проживать “только в одном заезжем доме” на московском форштадте»[5].
В век Екатерины Второй эта благоразумная охранительная традиция оказалась, однако, нарушена по причине территориальных приобретений российской короны.
Это произошло не сразу.
Екатерина не была осведомлена в еврейском вопросе и не имела по нему эксперта возле трона. Когда вскоре после переворота 1762 года ее пытались склонить к дозволению евреям въезжать в Россию, она сказала, что «начать царствование указом о свободном въезде евреев было бы плохим средством успокоить умы; признать въезд вредным - невозможно. Тогда сенатор князь Одоевский предложил взглянуть, что написала императрица Елизавета на полях такого же доклада. Екатерина потребовала доклад и прочла: "от врагов Христовых не желаю корыстной прибыли". Обратясь к генерал-прокурору, она сказала: "Я желаю, чтоб это дело было отложено"»[6].
Год рождения Екатерины 1729-й, так что на момент принятия решения ей 33 года.
Хрестоматийная фраза Елизаветы, стойко высказанная в ответ на очередную порцию увещеваний (на первый план, как обычно, выдвигалась коммерческая «польза» от еврейской активности), увы, недолго служила маяком для Екатерины. Завоевание Новороссии и Польши положили конец ее колебаниям.
«Екатерина II вскоре после восшествия на престол решила вызвать в Россию колонистов, в особенности для южных губерний, с целью оживления торговли, промышленности и земледелия. Для этого именным указом от 22 июня 1763 года была создана “Канцелярия Опекунства иностранных”, во главе которой императрица поставила наиболее близкого ей человека Григория Орлова. И вот, наперекор всем существовавшим в ее время предрассудкам, она решила включить в число этих “иностранных” также евреев. Однако, открыто это высказать она опасалась...
Вследствие этого, только гораздо позже, в ноябре 1769 года, в указе киевскому генерал-губернатору Воейкову впервые было официально разрешено евреям поселиться во вновь созданной Новороссийской губернии. До того же это намерение императрицы пустить в Россию евреев выразилось, так сказать, в заговоре ее с приближенными лицами, отразившемся в переписке с рижским генерал-губернатором Брауном, в коей всему делу и был придан конспиративный характер.
В письме, доставленном Брауну секунд-майором Ртищевым, значилось: когда от канцелярии опекунства будут рекомендованы некоторые иностранные купцы Новороссийской губернии, то им разрешить проживание в Риге для производства торговли на таких же основаниях, как это дозволено законом купцам других русских губерний в Риге. Ежели, далее, эти купцы отправят для поселения в Новороссию своих приказчиков, уполномоченных и рабочих, то выдавать им для безопасного пути, “независимо от их вероисповедания”, надлежащие паспорта и давать им провожатых. Ежели, наконец, из Митавы прибудут три или четыре человека, которые пожелают отправиться в Петербург из за требований к казне, то выдать им паспорта, “без указания их национальности и не наводя справок об их вероисповедании”, а обозначить в паспортах только их имена. Для удостоверения своей личности эти люди предъявят письмо находящегося в Петербурге купца Левина Вульфа…
Таким-то таинственным образом начато было водворение евреев в России… В письме тщательно избегается даже слово “еврей”. Однако, Браун, очевидно, понял желание Екатерины, или же ему объяснил его на словах Ртищев. Последний был немедленно командирован в Митаву к русскому посланнику при герцогском дворе фон Симолину с секретным поручением и 7-го мая 1764 года вернулся от Симолина с семью евреями[7]».
Радикально ситуация изменилась после первого и второго раздела Польши и присоединения к России древних земель Киевской Руси, долгое время находившихся под властью Литвы и Речи Посполитой, изрядно ополяченных и окатоличенных и насквозь инфильтрованных евреями. После разделов Польши 1772, 1793 и 1795 годов в российском подданстве оказалось свыше 800 тыс. евреев[8]. Проживая массово в Польше с 1098 года (если верить чешским летописям Козьмы Пражского), евреи сумели добиться для себя множества льгот и привилегий. Одно время они даже чеканили свою монету, а в конце концов добились права приобретать недвижимое имущество наравне с польским дворянством.
следует отметить и подчеркнуть, что положение евреев на присоединенных к России в ходе раздела Польши землях, их фактическое влияние и власть над местным населением - не есть результат российских порядков, установленных властью. Нет, перед нами лишь унаследованный русскими завоевателями порядок вещей, установившийся под крылом польского Белого Орла. Для Польши же вхождение евреев в состав правящего класса, породнение с польским дворянством после крещения и обретение дворянского статуса давно не было ни новостью, ни редкостью к моменту ее первого раздела.
Присоединяя к России новые земли, Екатерина Вторая не принимала в соображение подобных обстоятельств. Неудивительно, что на новых российских территориях сохранялись старые порядки. В России первым законодательным актом, регламентировавшим еврейское землевладение, стало лишь «Положение о евреях» 1804 года, официально дозволившее евреям покупку, владение и передачу в наследство земли. Без крепостных, естественно.
Но вот что касается владения крепостными в России, тут закон высказывался вполне жестко и определенно. Именным указом императрицы от 22 февраля 1784 года был наложен однозначный запрет: «Никто в империи, не будучи в христианском законе, пользоваться не может правом покупать, приобретать и иметь крепостных»[13]. Данное положение невозможно толковать двояко.
Пытались евреи добиться и права на владение крепостными вообще, безотносительно к национальности. Так, в 1799 году купец второй гильдии Гецель Лейзарович из Белицы в прошениях в Сенат и на высочайшее имя добивался разрешения на покупку двухсот крестьян для работы на кожевенном заводе.
Однако из всех подобных попыток ни у кого ничего не получалось, и тому же Лейзаровичу было отказано именно на основании вышеупомянутого указа 1784 года[16].
Цейтлин был крупными подрядчиком, сильно разбогатевшим на поставках в армию, на закладке и строительстве Херсона и вообще обустройстве Новороссии. Все это относилось к прямому ведению Потемкина.
Во время пребывания Екатерины Второй на Юге России, Потемкин добился даже аудиенции для своего еврея, по ходатайству которого императрица распорядилась о повсеместном использовании слова «евреи» вместо слова «жиды». Впрочем, его предложения о расширении прав евреев она оставила без удовлетворения.
Обладая титулом надворного советника, Цейтлин в 1791 году вступил во владение имением Устье (900 душ крепостных) там же, откуда был сам, в Могилевской губернии. По соседству, на Могилевщине, было огромное поместье самого Потемкина Кричев - Дубровна. Понятно, что при таком соседстве российские законы были писаны не для Цейтлина. «Некрещеный еврей по воле своего покровителя стал владельцем крепостных»[21]. Формально он отчасти имел на это право как российский дворянин, но вероисповедный вопрос путал карты, и протекция светлейшего сыграла тут, конечно же, свою роль. Цейтлину повезло: Потемкин умер в октябре того же 1991 года, успев облагодетельствовать своего протеже, а российское дворянское сообщество было вынуждено стерпеть очередную причуду всесильного фаворита. Умри Потемкин годом раньше, не факт, что все сложилось бы так же. Исключительность судьбы Цейтлина очевидна.
Исключительной была и судьба Ноты Хаимовича Ноткина, который был одним из основателей еврейской общины Петербурга[22]. Как и Цейтлин, он был связан с Потемкиным особыми отношениями, с 1788 года поставляя тому для армии провиант и фураж и активно помогая «осваивать» Новороссию. В связи с чем приобрел в 1794 году у генерал-майора Б.Б. Леццано имение в 10 тыс. десятин земли (10.900 га) в Екатеринославской губернии «при Столбовой балке, по обеим сторонам речки Чичиклей со всем на оных строениями, поселенными людьми и всего, что есть по реестрам, при сем приложенным, за 100 тысяч 500 рублей»[23]. Но вскоре Ноткин разорился (после смерти Потемкина казна пересмотрела свое к нему отношение и перестала столь щедро расплачиваться), обанкротился и удалился в свой родной Шклов.
Своими поставками государству Ноткин, однако, заслужил особое благорасположение Павла I, который подарил-таки ему имение, но… все в той же Могилевской губернии, в черте оседлости[24].
Черта оседлости, на которую столько жалоб поступало во все времена от евреев, на деле обозначала для них не столько гетто, сколько заповедник-эдем, особую зону их эксклюзивных прав и возможностей. Где евреям было позволено очень многое и где ослабевало действие законов, ограничивавших еврейские права на любой другой территории России[25]. Второй такой зоной еврейской свободы стала, по прагматическим соображениям, Новороссия, требовавшая незамедлительного и активного заселения и освоения. Поэтому именно во вновь образованных Екатеринославской и Херсонской губерниях, равно как и в Белоруссии, мы можем обнаружить по документам рубежа XVIII-XIX веков примеры еврейского земле- и душевладения.
Так, пресловутому Иошуа Цейтлину помимо могилевского имения принадлежало сельцо Софиевка в Херсонской губернии, купцу Ицке Кашновичу там же - деревня Катериновка[26]. В 1813 году в официальном издании «Северная почта» упоминается купец первой гильдии Шевель Левин, «владеющий имением в Телеханах»[27] под Пинском. Известный историк еврейства Шимон Дубнов рассказал о своем прапрапрадедушке Бенционе Хацкелевиче, владевшем имением «с массою крепостных крестьян»[28]. Велижский купец Копель Шмеерович владел имением, в котором работало полторы тысяч крестьян[29] (Велиж вошел в состав России по первому разделу Польши в 1772 году, был включен в состав Витебской провинции и находился также в черте оседлости.)
Читатель, наверное, уже убедился, что в черте оседлости для евреев российский закон искони был не писан. Это уже само по себе позволяет отнестись скептически к попыткам наших современников драматизировать малочисленные факты еврейского душевладения в России и придавать этим фактам широкий обобщающий смысл.
Несколько слов необходимо добавить о еврейском дворянстве XIX века. До реформ Александра Второго дворянином мог стать только крещеный еврей, а такие случаи были сверхредки. К числу их можно отнести единственного еврея-декабриста Григория Перетца, внука того самого банкира Иошуа Цейтлина, а также Александра (Израиля) Бланка, дедушку Владимира Ульянова-Ленина.
Упомянутый царь нарушил эту традицию, и некрещеные евреи получили возможность получать российское дворянство обычным для всех способом, через медицинское или другое высшее университетское образование, службу, чины и некоторые награды. Но службу исключительно гражданскую, т.к. в доступ в офицерский корпус был закрыт для евреев вплоть до 1917 г.
Всего по переписи 1897 г. в 50 губерниях Европейской России насчитывается 108 потомственных дворян (обоего пола и всех возрастов) еврейского происхождения; еще 88 - в других частях Империи. Еще 2905 евреев имело личное дворянство. Всего в России того времени было примерно 200 тысяч дворянских семей, на этом фоне процент евреев нельзя назвать значительным.
По данным первой всеобщей переписи населения Российской империи, проведённой 28 января 1897 года, общая численность населения страны составила 125 640 021 человек. Всего по данным переписи 1897 года в Российской империи было 1,8 миллиона дворян (из них 1,2 млн потомственных), это 1,5% населения.
Согласно постановлениям Сената 1898 и 1901 гг., дворяне еврейского происхождения не имели, в отличие от всех других, безусловного права поступления на государственную службу, но только при наличии высшего образования.
Формальная сторона не исчерпывала суть проблемы. Российская дворянская корпорация упорно отторгала новоиспеченных еврейских товарищей по сословию, не желала с ними знаться. Характерна история некоего Гринкруга, обратившегося в Сенат с жалобой на отказ депутатского собрания о приеме его в члены дворянского общества Санкт-Петербурга. Такие отказы бывали, как видно, в известном количестве и ранее, и они также обжаловались. При Александре Третьем официальная позиция была твердой: известно решение министра юстиции H.A. Манасеина по одной из таких жалоб, разъяснившее, что Московское дворянское общество никоим образом не обязано принимать в свой состав евреев. Но при Николае Втором, в декабре 1898 г., Сенат постановил, что Гринкруг как дворянин имеет законное право на прием. Однако этим дело не кончилось. Несмотря на это официальное решение, Петербургское дворянское общество, придравшись к техническим деталям, вторично отказало Гринкругу. Полноправным членом корпорации ему стать так и не удалось.
В следующем же 1899 году общегосударственное Совещание губернских предводителей дворянства заявило о необходимости дать дворянским обществам право исключать евреев. Министр юстиции Н.В. Муравьев, сменивший Манасеина, поддержал это решение. В итоге в начале 1900 г. Особое совещание по делам дворянского сословия предложило, чтобы в будущем «евреи не могут приобретать потомственное дворянство чинами на службе и пожалованием орденов».
Исследователь Сеймур Беккер так охарактеризовал этот вердикт: «Если участники Совещания смотрели на бюрократов из недворянских сословий как на элемент, чуждый драгоценным традициям первого сословия по своему воспитанию и особенностям, то бюрократы из иудеев воспринимались ими ни больше ни меньше как смертельная угроза дворянству. Члены религиозного сообщества, сумевшие, живя в христианском обществе, сохранить в течение полутора тысячелетий свою самобытность, евреи так и остались в теле дворянства чужеродным элементом»[33].
Государственный Совет в этой связи посчитал, что не следует позволять евреям проникать в дворянские общества. Губернские дворянские собрания следовало оградить так же, как земства и городские Думы, участие в деятельности которых было евреям запрещено еще с 1890 г. Указ Николая II от 28 мая 1900 г. узаконил рекомендацию Государственного совета и запретил включение дворян-евреев в губернские родословные книги.
Сказанного достаточно, чтобы утверждать: место и роль евреев в корпусе российского дворянства не стоит преувеличивать. А единичные исключительные случаи еврейского обладания крепостными душами не дают добросовестному историку оснований для каких-либо обобщений.
Полный текст по ссылке https://www.apn.ru/publications/article25464.htm
Со страницы https://www.apn.ru/publications/article25464.htm
Автор очерка: Александр Севастьянов
Евреев в исторической (доимперской) России не знали, поскольку еще в 1113 году совместным решением русских князей жизнь и имущество евреев лишилось всякой охраны, и они были вынуждены вплоть до XVIII покинуть нашу землю. Но память о них осталась. Ни Петр Первый, ни Анна Иоанновна, ни Елизавета Петровна, радея об интересах нации как они их понимали, не позволяли евреям селиться и даже вести дела в России, несмотря на все усилия еврейской предприимчивости.
Что же касается новых территорий на Западе, приобретенных Петром, там евреев, напротив, знали, и достаточно хорошо, а потому тоже принимали от них защитные меры. Как указывает осведомленный В.С. Мандель, «в то время, и еще много позже, до сороковых годов XIX столетия, рижско-немецкое бюргерство, имевшее европейский облик, вело борьбу за недопущение поселения евреев в Риге и за разрешение приезжающим на время в Ригу евреям проживать “только в одном заезжем доме” на московском форштадте»[5].
В век Екатерины Второй эта благоразумная охранительная традиция оказалась, однако, нарушена по причине территориальных приобретений российской короны.
Это произошло не сразу.
Екатерина не была осведомлена в еврейском вопросе и не имела по нему эксперта возле трона. Когда вскоре после переворота 1762 года ее пытались склонить к дозволению евреям въезжать в Россию, она сказала, что «начать царствование указом о свободном въезде евреев было бы плохим средством успокоить умы; признать въезд вредным - невозможно. Тогда сенатор князь Одоевский предложил взглянуть, что написала императрица Елизавета на полях такого же доклада. Екатерина потребовала доклад и прочла: "от врагов Христовых не желаю корыстной прибыли". Обратясь к генерал-прокурору, она сказала: "Я желаю, чтоб это дело было отложено"»[6].
Год рождения Екатерины 1729-й, так что на момент принятия решения ей 33 года.
Хрестоматийная фраза Елизаветы, стойко высказанная в ответ на очередную порцию увещеваний (на первый план, как обычно, выдвигалась коммерческая «польза» от еврейской активности), увы, недолго служила маяком для Екатерины. Завоевание Новороссии и Польши положили конец ее колебаниям.
«Екатерина II вскоре после восшествия на престол решила вызвать в Россию колонистов, в особенности для южных губерний, с целью оживления торговли, промышленности и земледелия. Для этого именным указом от 22 июня 1763 года была создана “Канцелярия Опекунства иностранных”, во главе которой императрица поставила наиболее близкого ей человека Григория Орлова. И вот, наперекор всем существовавшим в ее время предрассудкам, она решила включить в число этих “иностранных” также евреев. Однако, открыто это высказать она опасалась...
Вследствие этого, только гораздо позже, в ноябре 1769 года, в указе киевскому генерал-губернатору Воейкову впервые было официально разрешено евреям поселиться во вновь созданной Новороссийской губернии. До того же это намерение императрицы пустить в Россию евреев выразилось, так сказать, в заговоре ее с приближенными лицами, отразившемся в переписке с рижским генерал-губернатором Брауном, в коей всему делу и был придан конспиративный характер.
В письме, доставленном Брауну секунд-майором Ртищевым, значилось: когда от канцелярии опекунства будут рекомендованы некоторые иностранные купцы Новороссийской губернии, то им разрешить проживание в Риге для производства торговли на таких же основаниях, как это дозволено законом купцам других русских губерний в Риге. Ежели, далее, эти купцы отправят для поселения в Новороссию своих приказчиков, уполномоченных и рабочих, то выдавать им для безопасного пути, “независимо от их вероисповедания”, надлежащие паспорта и давать им провожатых. Ежели, наконец, из Митавы прибудут три или четыре человека, которые пожелают отправиться в Петербург из за требований к казне, то выдать им паспорта, “без указания их национальности и не наводя справок об их вероисповедании”, а обозначить в паспортах только их имена. Для удостоверения своей личности эти люди предъявят письмо находящегося в Петербурге купца Левина Вульфа…
Таким-то таинственным образом начато было водворение евреев в России… В письме тщательно избегается даже слово “еврей”. Однако, Браун, очевидно, понял желание Екатерины, или же ему объяснил его на словах Ртищев. Последний был немедленно командирован в Митаву к русскому посланнику при герцогском дворе фон Симолину с секретным поручением и 7-го мая 1764 года вернулся от Симолина с семью евреями[7]».
Радикально ситуация изменилась после первого и второго раздела Польши и присоединения к России древних земель Киевской Руси, долгое время находившихся под властью Литвы и Речи Посполитой, изрядно ополяченных и окатоличенных и насквозь инфильтрованных евреями. После разделов Польши 1772, 1793 и 1795 годов в российском подданстве оказалось свыше 800 тыс. евреев[8]. Проживая массово в Польше с 1098 года (если верить чешским летописям Козьмы Пражского), евреи сумели добиться для себя множества льгот и привилегий. Одно время они даже чеканили свою монету, а в конце концов добились права приобретать недвижимое имущество наравне с польским дворянством.
следует отметить и подчеркнуть, что положение евреев на присоединенных к России в ходе раздела Польши землях, их фактическое влияние и власть над местным населением - не есть результат российских порядков, установленных властью. Нет, перед нами лишь унаследованный русскими завоевателями порядок вещей, установившийся под крылом польского Белого Орла. Для Польши же вхождение евреев в состав правящего класса, породнение с польским дворянством после крещения и обретение дворянского статуса давно не было ни новостью, ни редкостью к моменту ее первого раздела.
Присоединяя к России новые земли, Екатерина Вторая не принимала в соображение подобных обстоятельств. Неудивительно, что на новых российских территориях сохранялись старые порядки. В России первым законодательным актом, регламентировавшим еврейское землевладение, стало лишь «Положение о евреях» 1804 года, официально дозволившее евреям покупку, владение и передачу в наследство земли. Без крепостных, естественно.
Но вот что касается владения крепостными в России, тут закон высказывался вполне жестко и определенно. Именным указом императрицы от 22 февраля 1784 года был наложен однозначный запрет: «Никто в империи, не будучи в христианском законе, пользоваться не может правом покупать, приобретать и иметь крепостных»[13]. Данное положение невозможно толковать двояко.
Пытались евреи добиться и права на владение крепостными вообще, безотносительно к национальности. Так, в 1799 году купец второй гильдии Гецель Лейзарович из Белицы в прошениях в Сенат и на высочайшее имя добивался разрешения на покупку двухсот крестьян для работы на кожевенном заводе.
Однако из всех подобных попыток ни у кого ничего не получалось, и тому же Лейзаровичу было отказано именно на основании вышеупомянутого указа 1784 года[16].
Цейтлин был крупными подрядчиком, сильно разбогатевшим на поставках в армию, на закладке и строительстве Херсона и вообще обустройстве Новороссии. Все это относилось к прямому ведению Потемкина.
Во время пребывания Екатерины Второй на Юге России, Потемкин добился даже аудиенции для своего еврея, по ходатайству которого императрица распорядилась о повсеместном использовании слова «евреи» вместо слова «жиды». Впрочем, его предложения о расширении прав евреев она оставила без удовлетворения.
Обладая титулом надворного советника, Цейтлин в 1791 году вступил во владение имением Устье (900 душ крепостных) там же, откуда был сам, в Могилевской губернии. По соседству, на Могилевщине, было огромное поместье самого Потемкина Кричев - Дубровна. Понятно, что при таком соседстве российские законы были писаны не для Цейтлина. «Некрещеный еврей по воле своего покровителя стал владельцем крепостных»[21]. Формально он отчасти имел на это право как российский дворянин, но вероисповедный вопрос путал карты, и протекция светлейшего сыграла тут, конечно же, свою роль. Цейтлину повезло: Потемкин умер в октябре того же 1991 года, успев облагодетельствовать своего протеже, а российское дворянское сообщество было вынуждено стерпеть очередную причуду всесильного фаворита. Умри Потемкин годом раньше, не факт, что все сложилось бы так же. Исключительность судьбы Цейтлина очевидна.
Исключительной была и судьба Ноты Хаимовича Ноткина, который был одним из основателей еврейской общины Петербурга[22]. Как и Цейтлин, он был связан с Потемкиным особыми отношениями, с 1788 года поставляя тому для армии провиант и фураж и активно помогая «осваивать» Новороссию. В связи с чем приобрел в 1794 году у генерал-майора Б.Б. Леццано имение в 10 тыс. десятин земли (10.900 га) в Екатеринославской губернии «при Столбовой балке, по обеим сторонам речки Чичиклей со всем на оных строениями, поселенными людьми и всего, что есть по реестрам, при сем приложенным, за 100 тысяч 500 рублей»[23]. Но вскоре Ноткин разорился (после смерти Потемкина казна пересмотрела свое к нему отношение и перестала столь щедро расплачиваться), обанкротился и удалился в свой родной Шклов.
Своими поставками государству Ноткин, однако, заслужил особое благорасположение Павла I, который подарил-таки ему имение, но… все в той же Могилевской губернии, в черте оседлости[24].
Черта оседлости, на которую столько жалоб поступало во все времена от евреев, на деле обозначала для них не столько гетто, сколько заповедник-эдем, особую зону их эксклюзивных прав и возможностей. Где евреям было позволено очень многое и где ослабевало действие законов, ограничивавших еврейские права на любой другой территории России[25]. Второй такой зоной еврейской свободы стала, по прагматическим соображениям, Новороссия, требовавшая незамедлительного и активного заселения и освоения. Поэтому именно во вновь образованных Екатеринославской и Херсонской губерниях, равно как и в Белоруссии, мы можем обнаружить по документам рубежа XVIII-XIX веков примеры еврейского земле- и душевладения.
Так, пресловутому Иошуа Цейтлину помимо могилевского имения принадлежало сельцо Софиевка в Херсонской губернии, купцу Ицке Кашновичу там же - деревня Катериновка[26]. В 1813 году в официальном издании «Северная почта» упоминается купец первой гильдии Шевель Левин, «владеющий имением в Телеханах»[27] под Пинском. Известный историк еврейства Шимон Дубнов рассказал о своем прапрапрадедушке Бенционе Хацкелевиче, владевшем имением «с массою крепостных крестьян»[28]. Велижский купец Копель Шмеерович владел имением, в котором работало полторы тысяч крестьян[29] (Велиж вошел в состав России по первому разделу Польши в 1772 году, был включен в состав Витебской провинции и находился также в черте оседлости.)
Читатель, наверное, уже убедился, что в черте оседлости для евреев российский закон искони был не писан. Это уже само по себе позволяет отнестись скептически к попыткам наших современников драматизировать малочисленные факты еврейского душевладения в России и придавать этим фактам широкий обобщающий смысл.
Несколько слов необходимо добавить о еврейском дворянстве XIX века. До реформ Александра Второго дворянином мог стать только крещеный еврей, а такие случаи были сверхредки. К числу их можно отнести единственного еврея-декабриста Григория Перетца, внука того самого банкира Иошуа Цейтлина, а также Александра (Израиля) Бланка, дедушку Владимира Ульянова-Ленина.
Упомянутый царь нарушил эту традицию, и некрещеные евреи получили возможность получать российское дворянство обычным для всех способом, через медицинское или другое высшее университетское образование, службу, чины и некоторые награды. Но службу исключительно гражданскую, т.к. в доступ в офицерский корпус был закрыт для евреев вплоть до 1917 г.
Всего по переписи 1897 г. в 50 губерниях Европейской России насчитывается 108 потомственных дворян (обоего пола и всех возрастов) еврейского происхождения; еще 88 - в других частях Империи. Еще 2905 евреев имело личное дворянство. Всего в России того времени было примерно 200 тысяч дворянских семей, на этом фоне процент евреев нельзя назвать значительным.
По данным первой всеобщей переписи населения Российской империи, проведённой 28 января 1897 года, общая численность населения страны составила 125 640 021 человек. Всего по данным переписи 1897 года в Российской империи было 1,8 миллиона дворян (из них 1,2 млн потомственных), это 1,5% населения.
Согласно постановлениям Сената 1898 и 1901 гг., дворяне еврейского происхождения не имели, в отличие от всех других, безусловного права поступления на государственную службу, но только при наличии высшего образования.
Формальная сторона не исчерпывала суть проблемы. Российская дворянская корпорация упорно отторгала новоиспеченных еврейских товарищей по сословию, не желала с ними знаться. Характерна история некоего Гринкруга, обратившегося в Сенат с жалобой на отказ депутатского собрания о приеме его в члены дворянского общества Санкт-Петербурга. Такие отказы бывали, как видно, в известном количестве и ранее, и они также обжаловались. При Александре Третьем официальная позиция была твердой: известно решение министра юстиции H.A. Манасеина по одной из таких жалоб, разъяснившее, что Московское дворянское общество никоим образом не обязано принимать в свой состав евреев. Но при Николае Втором, в декабре 1898 г., Сенат постановил, что Гринкруг как дворянин имеет законное право на прием. Однако этим дело не кончилось. Несмотря на это официальное решение, Петербургское дворянское общество, придравшись к техническим деталям, вторично отказало Гринкругу. Полноправным членом корпорации ему стать так и не удалось.
В следующем же 1899 году общегосударственное Совещание губернских предводителей дворянства заявило о необходимости дать дворянским обществам право исключать евреев. Министр юстиции Н.В. Муравьев, сменивший Манасеина, поддержал это решение. В итоге в начале 1900 г. Особое совещание по делам дворянского сословия предложило, чтобы в будущем «евреи не могут приобретать потомственное дворянство чинами на службе и пожалованием орденов».
Исследователь Сеймур Беккер так охарактеризовал этот вердикт: «Если участники Совещания смотрели на бюрократов из недворянских сословий как на элемент, чуждый драгоценным традициям первого сословия по своему воспитанию и особенностям, то бюрократы из иудеев воспринимались ими ни больше ни меньше как смертельная угроза дворянству. Члены религиозного сообщества, сумевшие, живя в христианском обществе, сохранить в течение полутора тысячелетий свою самобытность, евреи так и остались в теле дворянства чужеродным элементом»[33].
Государственный Совет в этой связи посчитал, что не следует позволять евреям проникать в дворянские общества. Губернские дворянские собрания следовало оградить так же, как земства и городские Думы, участие в деятельности которых было евреям запрещено еще с 1890 г. Указ Николая II от 28 мая 1900 г. узаконил рекомендацию Государственного совета и запретил включение дворян-евреев в губернские родословные книги.
Сказанного достаточно, чтобы утверждать: место и роль евреев в корпусе российского дворянства не стоит преувеличивать. А единичные исключительные случаи еврейского обладания крепостными душами не дают добросовестному историку оснований для каких-либо обобщений.
Полный текст по ссылке https://www.apn.ru/publications/article25464.htm