На любителя
Зализняк А. А. Из заметок о любительской лингвистике. М.: Изд-во «Русскiй Мiръ»; ОАО «Московские учебники», 2010. 239 с.
Книга состоит из предисловия, четырех глав, трех речей на церемонии вручения автору Литературной премии Солженицына 2007 г., справки об авторе и списка его публикаций. В последний почему-то не вошли публикации после 2008 г., да и вообще непросто понять, какое отношение к содержанию книги имеют все материалы после 4-й главы. На обороте титульного листа указано: «Книга издается в авторской редакции», но всюду чувствуется рука анонимного доброжелателя - из тех, что «опаснее врага»; в противном случае пришлось бы думать, что автор, порицая на с. 53 оппонента за то, что тот бренчит наградами («...еще не раскрыв книгу [«Новая хронология...»], читатель уже узнаёт из аннотации о многочисленных заслугах и рангах АТФ [Фоменко] в области математики. Это прямое давление на читателя...»), самолично помещает на с. 187-203 тексты хвалебных отзывов о своей деятельности, написанные Б. Н. Любимовым и В. А. Успенским, а на с. 213-237 справку о себе, составленную анонимным агиографом («Уже в школьные годы у него проявился активный интерес к языкам», «Эта ценнейшая традиция, открывшая дорогу в лингвистическую науку нескольким поколениям...»), и список всех - а не только по теме книги - своих публикаций.
Далее, не ясно, почему сборник выступлений против любительской лингвистики выходит в серии «Литературная премия Александра Солженицына», коль скоро эта премия была присуждена автору «за фундаментальные достижения в изучении русского языка, дешифровку древнерусских текстов; за филигранное лингвистическое исследование первоисточника русской поэзии „Слова о полку Игореве“, убедительно доказывающее его подлинность». (Стоило бы, кстати, поинтересоваться у членов жюри премии, как они понимают значение термина «первоисточник». Если традиционно, то русские стихи, сочиненные до первой публикации «Слова», считаются, по-видимому, «новоделами».)
Обращаясь к содержательной, а не декоративной части книги, можно заметить, что ядро ее составляют уже известные выступления автора против Фоменко (статья, ставшая 2-й главой, публиковалась в 2000-2001 гг. шесть раз), а собственно новыми являются 4-я глава, продолжающая критику Фоменко, и 1-я глава - своего рода введение в любительскую лингвистику. Скажу два слова об этом введении и заодно о недавней лекции автора, итожащей его размышления на ту же тему ( см.). Оба выступления, по-моему, в высшей степени интересны и полезны, но кое-что в них показалось спорным.
Понятно, что в просветительских целях и можно, и должно упрощать реальную картину, но стоит ли делать ее вовсе черно-белой? Согласно автору, лингвистика профессиональная, или традиционная (эти термины в книге используются как синонимы), и лингвистика любительская подобны Западу и Востоку Киплинга; ср. замечания вроде: «Уже одного этого достаточно, чтобы стала понятна пропасть, отделяющая любительские „прочтения“ такого рода от всего того, что позволительно всерьез рассматривать как варианты расшифровки» (с. 42). Однако когда один из слушателей лекции, В. М. Алпатов, напомнил автору о построениях Марра, ничем не отличающихся от фоменковских, из ответов автора следовало, что он считает Марра и профессионалом, и любителем. Но тогда так ли уж «понятна пропасть»? Существует ли она вообще? Или множество профессионалов и множество любителей все-таки пересекаются? Думается, что неизменное присутствие в гуманитарных дисциплинах фигур вроде Марра (обычно, увы, куда меньшего калибра) не позволяет ставить знаки равенства между любителями, недоучками и лжеучеными.
Разбирая в 1-й главе этимологические построения дилетантов, автор ни одного из них не называет по имени. Почему? В лекции он обосновывает это нежеланием делать дилетантам рекламу. Но, во-первых, как уже было замечено, «тем самым подтверждается высокомерное отношение научной элиты к „низам“, на что и сетуют данные авторы». Во-вторых, защита научного профессионализма плохо сочетается с нарушением первого из его заветов: цитируешь - ссылайся. Еще менее удачным кажется другой полемический прием - о котором автор пишет под конец 1-й главы: «Читатель здесь, возможно, скажет: что за нелепые выдуманные примеры! К сожалению, при дальнейшем чтении он обнаружит много примеров ровно такого же свойства, но уже не выдуманных, а взятых непосредственно из сочинений лингвистов-любителей» (с. 41). То есть, приглашая читателей посмеяться над образцами любительской этимологии, автор между прочим сообщает, что некоторые из них сочинил сам! Но зачем? Имеющиеся показались недостаточно броскими? И как это «Читатель здесь, возможно, скажет...»? Откуда читателю вообще знать, что часть примеров выдумана, если и невыдуманные не оснащены ссылками?
Ну, и несколько совсем мелких придирок. В начале 1-й главы автор пишет: «Нельзя не признать, что часть вины за такое положение вещей [популярность любительской этимологии] лежит на самих лингвистах, которые мало заботятся о популяризации своей науки. В частности, этимологические словари, которые призваны служить основным собранием сведений о происхождении слов, существуют только в научном варианте, где терминология и аппарат часто оказываются труднодоступными для непрофессионального читателя» (с. 9). Это утверждение вступает в противоречие с другим: «„Этимологическим словарем русского языка“ М. Фасмера ныне уже научились пользоваться тысячи русских людей самых разных профессий, интересующиеся происхождением русских слов» (с. 75). Кроме того, оценка автором популяризаторских усилий коллег представляется сильно заниженной. В последние тридцать-сорок лет, кажется, не ощущалось недостатка ни в изданиях этимологической тематики, ориентированных на школу (и выходивших под заглавиями типа «Жизнь русского слова», «В мире слов», «Занимательный русский язык», «Занимательно о русском языке»), ни в этимологических словарях без «труднодоступной» терминологии и аппарата: с 1961 г. издается и переиздается «Краткий этимологический словарь» Н. Шанского, В. Иванова, Т. Шанской, а с 1994 г. издается и переиздается (чуть не ежегодно «Дрофой») «Школьный этимологический словарь русского языка» Н. Шанского и Т. Бобровой. Особенно много этимологических словарей для школьников и/или «для всех, кто интересуется» появилось в последнее десятилетие; приведу только имена составителей: Р. Андреева, Г. Афонина, Г. Багриновский, М. Грачев / В. Мокиенко, Е. Грубер, М. Евсеев, А. Ильяхов, С. Карантиров, В. Круковер, Г. Крылов, З. Патралова / Н. Павлова / Т. Бочкарева, И. Пигулевская, М. Рут, А. Семенов, Г. Сычева, О. Ушакова, Т. Федорова / О. Щеглова, О. Шаповалова.
Наконец, досадно, что 1-я глава писалась наспех, судя по обилию стилевых недочетов, напр.: «Оказывается, таких корней не просто много, а трудно найти язык, где такого корня не было бы!» (с. 14); «Разберу этот пример в качестве образца с повышенной подробностью» (с. 35); «... немало отечественных любителей делают попытки...» (с. 41).
Книга состоит из предисловия, четырех глав, трех речей на церемонии вручения автору Литературной премии Солженицына 2007 г., справки об авторе и списка его публикаций. В последний почему-то не вошли публикации после 2008 г., да и вообще непросто понять, какое отношение к содержанию книги имеют все материалы после 4-й главы. На обороте титульного листа указано: «Книга издается в авторской редакции», но всюду чувствуется рука анонимного доброжелателя - из тех, что «опаснее врага»; в противном случае пришлось бы думать, что автор, порицая на с. 53 оппонента за то, что тот бренчит наградами («...еще не раскрыв книгу [«Новая хронология...»], читатель уже узнаёт из аннотации о многочисленных заслугах и рангах АТФ [Фоменко] в области математики. Это прямое давление на читателя...»), самолично помещает на с. 187-203 тексты хвалебных отзывов о своей деятельности, написанные Б. Н. Любимовым и В. А. Успенским, а на с. 213-237 справку о себе, составленную анонимным агиографом («Уже в школьные годы у него проявился активный интерес к языкам», «Эта ценнейшая традиция, открывшая дорогу в лингвистическую науку нескольким поколениям...»), и список всех - а не только по теме книги - своих публикаций.
Далее, не ясно, почему сборник выступлений против любительской лингвистики выходит в серии «Литературная премия Александра Солженицына», коль скоро эта премия была присуждена автору «за фундаментальные достижения в изучении русского языка, дешифровку древнерусских текстов; за филигранное лингвистическое исследование первоисточника русской поэзии „Слова о полку Игореве“, убедительно доказывающее его подлинность». (Стоило бы, кстати, поинтересоваться у членов жюри премии, как они понимают значение термина «первоисточник». Если традиционно, то русские стихи, сочиненные до первой публикации «Слова», считаются, по-видимому, «новоделами».)
Обращаясь к содержательной, а не декоративной части книги, можно заметить, что ядро ее составляют уже известные выступления автора против Фоменко (статья, ставшая 2-й главой, публиковалась в 2000-2001 гг. шесть раз), а собственно новыми являются 4-я глава, продолжающая критику Фоменко, и 1-я глава - своего рода введение в любительскую лингвистику. Скажу два слова об этом введении и заодно о недавней лекции автора, итожащей его размышления на ту же тему ( см.). Оба выступления, по-моему, в высшей степени интересны и полезны, но кое-что в них показалось спорным.
Понятно, что в просветительских целях и можно, и должно упрощать реальную картину, но стоит ли делать ее вовсе черно-белой? Согласно автору, лингвистика профессиональная, или традиционная (эти термины в книге используются как синонимы), и лингвистика любительская подобны Западу и Востоку Киплинга; ср. замечания вроде: «Уже одного этого достаточно, чтобы стала понятна пропасть, отделяющая любительские „прочтения“ такого рода от всего того, что позволительно всерьез рассматривать как варианты расшифровки» (с. 42). Однако когда один из слушателей лекции, В. М. Алпатов, напомнил автору о построениях Марра, ничем не отличающихся от фоменковских, из ответов автора следовало, что он считает Марра и профессионалом, и любителем. Но тогда так ли уж «понятна пропасть»? Существует ли она вообще? Или множество профессионалов и множество любителей все-таки пересекаются? Думается, что неизменное присутствие в гуманитарных дисциплинах фигур вроде Марра (обычно, увы, куда меньшего калибра) не позволяет ставить знаки равенства между любителями, недоучками и лжеучеными.
Разбирая в 1-й главе этимологические построения дилетантов, автор ни одного из них не называет по имени. Почему? В лекции он обосновывает это нежеланием делать дилетантам рекламу. Но, во-первых, как уже было замечено, «тем самым подтверждается высокомерное отношение научной элиты к „низам“, на что и сетуют данные авторы». Во-вторых, защита научного профессионализма плохо сочетается с нарушением первого из его заветов: цитируешь - ссылайся. Еще менее удачным кажется другой полемический прием - о котором автор пишет под конец 1-й главы: «Читатель здесь, возможно, скажет: что за нелепые выдуманные примеры! К сожалению, при дальнейшем чтении он обнаружит много примеров ровно такого же свойства, но уже не выдуманных, а взятых непосредственно из сочинений лингвистов-любителей» (с. 41). То есть, приглашая читателей посмеяться над образцами любительской этимологии, автор между прочим сообщает, что некоторые из них сочинил сам! Но зачем? Имеющиеся показались недостаточно броскими? И как это «Читатель здесь, возможно, скажет...»? Откуда читателю вообще знать, что часть примеров выдумана, если и невыдуманные не оснащены ссылками?
Ну, и несколько совсем мелких придирок. В начале 1-й главы автор пишет: «Нельзя не признать, что часть вины за такое положение вещей [популярность любительской этимологии] лежит на самих лингвистах, которые мало заботятся о популяризации своей науки. В частности, этимологические словари, которые призваны служить основным собранием сведений о происхождении слов, существуют только в научном варианте, где терминология и аппарат часто оказываются труднодоступными для непрофессионального читателя» (с. 9). Это утверждение вступает в противоречие с другим: «„Этимологическим словарем русского языка“ М. Фасмера ныне уже научились пользоваться тысячи русских людей самых разных профессий, интересующиеся происхождением русских слов» (с. 75). Кроме того, оценка автором популяризаторских усилий коллег представляется сильно заниженной. В последние тридцать-сорок лет, кажется, не ощущалось недостатка ни в изданиях этимологической тематики, ориентированных на школу (и выходивших под заглавиями типа «Жизнь русского слова», «В мире слов», «Занимательный русский язык», «Занимательно о русском языке»), ни в этимологических словарях без «труднодоступной» терминологии и аппарата: с 1961 г. издается и переиздается «Краткий этимологический словарь» Н. Шанского, В. Иванова, Т. Шанской, а с 1994 г. издается и переиздается (чуть не ежегодно «Дрофой») «Школьный этимологический словарь русского языка» Н. Шанского и Т. Бобровой. Особенно много этимологических словарей для школьников и/или «для всех, кто интересуется» появилось в последнее десятилетие; приведу только имена составителей: Р. Андреева, Г. Афонина, Г. Багриновский, М. Грачев / В. Мокиенко, Е. Грубер, М. Евсеев, А. Ильяхов, С. Карантиров, В. Круковер, Г. Крылов, З. Патралова / Н. Павлова / Т. Бочкарева, И. Пигулевская, М. Рут, А. Семенов, Г. Сычева, О. Ушакова, Т. Федорова / О. Щеглова, О. Шаповалова.
Наконец, досадно, что 1-я глава писалась наспех, судя по обилию стилевых недочетов, напр.: «Оказывается, таких корней не просто много, а трудно найти язык, где такого корня не было бы!» (с. 14); «Разберу этот пример в качестве образца с повышенной подробностью» (с. 35); «... немало отечественных любителей делают попытки...» (с. 41).