Обезглавпал
Разбирая заключительное стихотворение «Стихов о Прекрасной Даме», Лена Силард (см.: Силард Л. Герметизм и герменевтика. СПб., 2002. С. 86 и далее) предлагает видеть в строках:
(1) И всплывет, качнется над телом
Благовонный, речной цветок
метафору головы Орфея. Этот текст Силард ставит в один ряд с блоковской «Венецией», где:
(2) Таясь, проходит Саломея,
С моей кровавой головой
и рассматривает влияние блоковских версий сюжета об обезглавливании на «Музу» Кузмина, где (ср. 1):
(3) Все ждет, что голова Орфея
Златистой розою всплывет
и на «Берлинское» Ходасевича, где (ср. 2; отмечено в: Ходасевич В. Стихотворения. Л., 1989. С. 398):
(4) Отрубленную, неживую,
Ночную голову мою.
Проведенное Силард сближение сюжетов (1) и (2) вызвало возражение у Ирины Ковалевой: «... исследовательница совершенно напрасно, на наш взгляд, отождествила две самостоятельно существующие мифологемы - головы Иоанна Крестителя и головы Орфея. <…> укажем на простейшее - но важнейшее - функциональное их различие: голова мертвого пророка - молчит, голова растерзанного Орфея - вещает» (Ковалева И. «Герменевтика мифа»: Мильтос Сахтурис. «Голова поэта» // Новое лит. обозрение. 2003. № 61. С. 99).
Молчание, однако, не относится к числу постоянных атрибутов головы Иоанна; ср. у Есенина: «Уже встал Иоанн, / Изможденный от ран, / Поднял с земли / Отрубленную голову, / И снова гремят / Его уста, / Снова грозят / Содому: / „Опомнитесь!“». Ср. также параллелизм образов Иоанна и Андре Шенье в «Возмездии»: «Но песня - песнью всё пребудет, / В толпе всё кто-нибудь поет. / Вот - голову его на блюде / Царю плясунья подает; / Там - он на эшафоте черном / Слагает голову свою; / Здесь - именем клеймят позорным / Его стихи... И я пою, - / Но не за вами суд последний, / Не вам замкнуть мои уста!..»
Стоит также напомнить, что Цветаева (кстати говоря, изобразившая Блока Орфеем: «Не эта ль, / Серебряным звоном полна, / Вдоль сонного Гебра / Плыла голова?») прямо сближала оба сюжета об обезглавленном:
(5) Бывают времена, когда голов - не надо.
Но слово низводить до свеклы кормовой -
Честнее с головой Орфеевой - менады!
Иродиада с Иоанна головой!
Наконец, в пользу интерпретации «благовонного, речного цветка» как головы Орфея в свете его тождества с Иоанном говорит «The Climax» Бердсли (6):
Не ограничиваясь (3) и (4), Силард отмечает, что «мотив декапитации - то в подчеркнутой связи с мифологемами Орфея или Саломеи, то в формах игрового отстранения или же не помнящего об истоках отзвука - заполонил русскую поэзию (Н. Гумилев, М. Волошин, В. Нарбут, М. Кузмин, М. Лозинский, Б. Лившиц, В. Ходасевич, О. Мандельштам, Б. Пастернак, К. Вагинов, Н. Заболоцкий, И. Бродский), спровоцировав, видимо, отзвуки и в прозе - у А. Н. Толстого, А. Мариенгофа, А. Платонова, И. Бабеля, наконец, М. Булгакова с его ярко выраженным анти-Орфеем - Берлиозом» (Силард Л. Указ. соч. С. 93-94).
Речь идет об использовании этих мифологем в литературе после Блока и (кажется) под его прямым или косвенным влиянием. Сами произведения не указываются, так что читателям Силард предоставляется возможность напрячь память (моя с этим тестом справилась так себе, поэтому от вопросов «а где это у N?» прошу воздержаться). В то же время ясно, что этот ряд имен не полон. Отсутствие в нем Цветаевой уже было отмечено (см., напр.: Орфей, Эвридика, голова - у Цветаевой и Ковалева И. Указ. соч. С. 100). Хочется дополнить его еще одним именем: Вознесенский. Его в эту компанию привел, кажется, Мандельштам. Упоминая Мандельштама, Силард, вероятно, имела в виду «Неумолимые слова...», где:
(7) Стояли воины кругом
На страже стынущего тела;
Как венчик, голова висела
На стебле тонком и чужом.
и «Футбол», где:
(8) Должно быть, так толпа сгрудилась,
Когда, мучительно жива,
Не допив кубка, покатилась
К ногам тупая голова.
В примере (7) можно при известном желании услышать отголоски (1) и (6), а в примере (8) - заметить воздействие (2) и Случевского: «Казнили. Голова отпрянула, как мяч!» (отмечено в: Мандельштам О. Камень. Л., 1990. С. 327).
Так вот. Представляется, что текст (8) отразился в «Бое петухов» Вознесенского:
(9) Но по ночам их к мщенью требует
С асфальтов жилисто-жива,
Как петушиный орден с гребнем,
Оторванная голова.
Ср. также у Багрицкого: «Летит, и пылает, и брызжет / Отрубленная голова».
На тему обезглавливания Вознесенский написал еще «Лобную балладу» (в сб. «Тень звука» она следует сразу за стих. «Футбольное»):
(10) И когда голова с топорика
подкатилась к носкам ботфорт,
он берет ее
над толпою,
точно репу с красной ботвой!
Сравнение отрубленной головы с овощем заставляет вспомнить сказку Гауфа «Карлик Нос» и гумилевское: «Вместо капусты и вместо брюквы / Мёртвые головы продают». Соседство мотивов головы и овощей встречается в (5) и у Шершеневича: «Когда завтра трамвай вышмыгнет, как колоссальная ящерица <…> И отрежет мне голову искуснее экономки <…> Венки окружат меня, словно овощи».
У меня пока все.
(1) И всплывет, качнется над телом
Благовонный, речной цветок
метафору головы Орфея. Этот текст Силард ставит в один ряд с блоковской «Венецией», где:
(2) Таясь, проходит Саломея,
С моей кровавой головой
и рассматривает влияние блоковских версий сюжета об обезглавливании на «Музу» Кузмина, где (ср. 1):
(3) Все ждет, что голова Орфея
Златистой розою всплывет
и на «Берлинское» Ходасевича, где (ср. 2; отмечено в: Ходасевич В. Стихотворения. Л., 1989. С. 398):
(4) Отрубленную, неживую,
Ночную голову мою.
Проведенное Силард сближение сюжетов (1) и (2) вызвало возражение у Ирины Ковалевой: «... исследовательница совершенно напрасно, на наш взгляд, отождествила две самостоятельно существующие мифологемы - головы Иоанна Крестителя и головы Орфея. <…> укажем на простейшее - но важнейшее - функциональное их различие: голова мертвого пророка - молчит, голова растерзанного Орфея - вещает» (Ковалева И. «Герменевтика мифа»: Мильтос Сахтурис. «Голова поэта» // Новое лит. обозрение. 2003. № 61. С. 99).
Молчание, однако, не относится к числу постоянных атрибутов головы Иоанна; ср. у Есенина: «Уже встал Иоанн, / Изможденный от ран, / Поднял с земли / Отрубленную голову, / И снова гремят / Его уста, / Снова грозят / Содому: / „Опомнитесь!“». Ср. также параллелизм образов Иоанна и Андре Шенье в «Возмездии»: «Но песня - песнью всё пребудет, / В толпе всё кто-нибудь поет. / Вот - голову его на блюде / Царю плясунья подает; / Там - он на эшафоте черном / Слагает голову свою; / Здесь - именем клеймят позорным / Его стихи... И я пою, - / Но не за вами суд последний, / Не вам замкнуть мои уста!..»
Стоит также напомнить, что Цветаева (кстати говоря, изобразившая Блока Орфеем: «Не эта ль, / Серебряным звоном полна, / Вдоль сонного Гебра / Плыла голова?») прямо сближала оба сюжета об обезглавленном:
(5) Бывают времена, когда голов - не надо.
Но слово низводить до свеклы кормовой -
Честнее с головой Орфеевой - менады!
Иродиада с Иоанна головой!
Наконец, в пользу интерпретации «благовонного, речного цветка» как головы Орфея в свете его тождества с Иоанном говорит «The Climax» Бердсли (6):
Не ограничиваясь (3) и (4), Силард отмечает, что «мотив декапитации - то в подчеркнутой связи с мифологемами Орфея или Саломеи, то в формах игрового отстранения или же не помнящего об истоках отзвука - заполонил русскую поэзию (Н. Гумилев, М. Волошин, В. Нарбут, М. Кузмин, М. Лозинский, Б. Лившиц, В. Ходасевич, О. Мандельштам, Б. Пастернак, К. Вагинов, Н. Заболоцкий, И. Бродский), спровоцировав, видимо, отзвуки и в прозе - у А. Н. Толстого, А. Мариенгофа, А. Платонова, И. Бабеля, наконец, М. Булгакова с его ярко выраженным анти-Орфеем - Берлиозом» (Силард Л. Указ. соч. С. 93-94).
Речь идет об использовании этих мифологем в литературе после Блока и (кажется) под его прямым или косвенным влиянием. Сами произведения не указываются, так что читателям Силард предоставляется возможность напрячь память (моя с этим тестом справилась так себе, поэтому от вопросов «а где это у N?» прошу воздержаться). В то же время ясно, что этот ряд имен не полон. Отсутствие в нем Цветаевой уже было отмечено (см., напр.: Орфей, Эвридика, голова - у Цветаевой и Ковалева И. Указ. соч. С. 100). Хочется дополнить его еще одним именем: Вознесенский. Его в эту компанию привел, кажется, Мандельштам. Упоминая Мандельштама, Силард, вероятно, имела в виду «Неумолимые слова...», где:
(7) Стояли воины кругом
На страже стынущего тела;
Как венчик, голова висела
На стебле тонком и чужом.
и «Футбол», где:
(8) Должно быть, так толпа сгрудилась,
Когда, мучительно жива,
Не допив кубка, покатилась
К ногам тупая голова.
В примере (7) можно при известном желании услышать отголоски (1) и (6), а в примере (8) - заметить воздействие (2) и Случевского: «Казнили. Голова отпрянула, как мяч!» (отмечено в: Мандельштам О. Камень. Л., 1990. С. 327).
Так вот. Представляется, что текст (8) отразился в «Бое петухов» Вознесенского:
(9) Но по ночам их к мщенью требует
С асфальтов жилисто-жива,
Как петушиный орден с гребнем,
Оторванная голова.
Ср. также у Багрицкого: «Летит, и пылает, и брызжет / Отрубленная голова».
На тему обезглавливания Вознесенский написал еще «Лобную балладу» (в сб. «Тень звука» она следует сразу за стих. «Футбольное»):
(10) И когда голова с топорика
подкатилась к носкам ботфорт,
он берет ее
над толпою,
точно репу с красной ботвой!
Сравнение отрубленной головы с овощем заставляет вспомнить сказку Гауфа «Карлик Нос» и гумилевское: «Вместо капусты и вместо брюквы / Мёртвые головы продают». Соседство мотивов головы и овощей встречается в (5) и у Шершеневича: «Когда завтра трамвай вышмыгнет, как колоссальная ящерица <…> И отрежет мне голову искуснее экономки <…> Венки окружат меня, словно овощи».
У меня пока все.