К реабилитации Бальмонта
Я не понимаю, что это за челн и почему и каким таким
чарам он чужд, - раздельно ответила Гиппиус*.
«Чуждый чарам черный челн», хрестоматийный пример бессмыслицы, кажется, состоит в весьма почтенном родстве - с «очарованным челноком» из баллады Жуковского «Адельстан»**:
И, осанясь, лебедь статный
Легкой цепию повлек
Вдоль по Реину обратно
Очарованный челнок.
Ср. также в «Подробном отчете о луне» Жуковского:
И очарованный челнок
По влаге волн под небом ясным
Влеком был лебедем прекрасным;
Тогда роскошный ветерок,
Струи лаская, тихо веял
И парус пурпурный лелеял...
К слову сказать, влажную и веюще-ласкающую звукопись второго отрывка («влаге волн... влеком... ветерок... лаская... веял... лелеял») напоминают и «Вздохи ветра. Величавый возглас волн» в «Челне томления», и - еще больше - стихотворение Бальмонта о ветре:
Я вольный ветер, я вечно вею,
Волную волны, ласкаю ивы,
В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,
Лелею травы, лелею нивы.
____________
* Бунин И. Воспоминания. Париж, [1950]. С. 25.
** На каковое предположение нас натолкнула запись коллеги o_proskurin ’а. По мнению В. Маркова, «Челн томления», возможно, навеян «Бурей на море» [имеется в виду «Буря на небе вечернем»] Фета (см.: Markov V. Kommentar zu den Dichtungen von K. D. Bal’mont, 1890-1909. Köln; Wien, 1988. S. 33).