Любимый сайтег доносит: Арсений Несмелов
«Бисксуальный» гимн «Каждый хочет любить, и солдат и моряк» написан в 1920, экс-белогвардейцем, будущим китайским фашистом и просто хорошим поэтом Арсением Несмеловым.
Интересно, что в википедии он есть, причём, очень позитивненький, его отмороженность там подана буквально парой слов, а вклад в русскую литературу - возвеличен («Поэзия Несмелова была известна уже в 1920-е годы, её высоко ценили Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Асеев....»). Аналогично, в тексте песни Леоньтева пропущены скользкие строки:
Закурили, сказав на своем языке
Каждый что-то о том, что Россия - болото,
Загорелась на лицах у них позолота
От затяжек... А там, далеко, на реке,
Русский парень запел заунывное что-то...
Каждый хмуро ворчал на своем языке.
Вообще же, стих называются «Интервенты» и повествуeт о солдатах Антанты.
Кроме этого, Несмелов писал такое:
У него глаза, как буравцы,
Спрятавшись под череп низколобый,
В их бесцвет, в белесовость овцы
Вкрапла искрь тупой хорячьей злобы.
Поднимаю медленно наган,
Стиснув глаз, обогащаю опыт:
Как умрет восставший хулиган,
Вздыбивший причесанность Европы?
И такое, «об Унгерна»:
Баллада о даурском бароне
К оврагу, где травы рыжели от крови,
Где смерть опрокинула трупы на склон,
Папаху надвинув на самые брови,
На черном коне подъезжает барон.
Он спустится шагом к изрубленным трупам,
И смотрит им в лица, склоняясь с седла, -
И прядает конь, оседающий крупом,
И в пене испуга его удила.
И яростью, бредом ее истомяся,
Кавказский клинок - он уже обнажен -
В гниющее красноармейское мясо, -
Повиснув к земле, погружает барон.
Скакун обезумел, не слушает шпор он,
Выносит на гребень, весь в лунном огне, -
Испуганный шумом, проснувшийся ворон
Закаркает хрипло на черной сосне.
И каркает ворон, и слушает всадник,
И льдисто светлеет худое лицо.
Чем возгласы птицы звучат безотрадней,
Тем, сжавшее сердце, слабеет кольцо.
Глаза засветились. В тревожном их блеске -
Две крошечных искры, два тонких луча...
Но нынче, вернувшись из страшной поездки,
Барон приказал: «Позовите врача!»
И лекарю, мутной тоскою оборон,
(Шаги и бряцание шпор в тишине),
Отрывисто бросил: «Хворает мой ворон:
Увидев меня, не закаркал он мне!
Ты будешь лечить его. Если ж последней
Отрады лишусь - посчитаюсь с тобой!»
Врач вышел безмолвно и тут же в передней,
Руками развел и покончил с собой.
А в полдень, в кровавом Особом Отделе,
Барону, в сторонку дохнув перегар,
Сказали: «Вот эти... Они засиделись:
Она - партизанка, а он - комиссар».
И медленно, в шепот тревожных известий, -
Они напряженными стали опять, -
Им брошено: «На ночь сведите их вместе,
А ночью - под вороном - расстрелять!»
И утром начштаба барону прохаркал
О ночи и смерти казненных двоих...
«А ворон их видел? А ворон закаркал?» -
Барон перебил... И полковник затих.
«Случилось несчастье! - он выдавил (дабы
Удар отклонить - сокрушительный вздох), -
С испугу ли, - все-таки крикнула баба, -
Иль гнили объевшись, но... ворон издох!»
«Каналья! Ты сдохнешь, а ворон мой - умер!
Он, каркая, славил удел палача!» -
От гнева и ужаса обезумев,
Хватаясь за шашку, барон закричал:
«Он был моим другом. В кровавой неволе
Другого найти я уже не смогу!» -
И, весь содрогаясь от гнева и боли,
Он отдал приказ отступать на Ургу.
Стенали степные поджарые волки,
Шептались пески, умирал небосклон...
Как идол, сидел на косматой монголке,
Монголом одет, сумасшедший барон.
И шорохам ночи безсонной внимая,
Он призраку гибели выплюнул: «Прочь!»
И каркала вороном глухонемая,
Упавшая сзади, даурская ночь.
* * *
Я слышал: в монгольских унылых улусах,
Ребенка качая при дымном огне,
Раскосая женщина в кольцах и бусах
Поет о бароне на черном коне...
И будто бы в дни, когда в яростной злобе
Шевелится буря в горячем песке, -
Огромный, он мчит над пустынею Гоби,
И ворон сидит у него на плече.
Добавлю, что, будучи под гнётом Советской Власти, он вполне себе пописывал стихи в советские газеты и издавался, а убежав в Китай в 1924, издал сборник ангажированных фашистских стихов. И всё это - на нехарактерном для своей эпохи современном поэтическом языке.
Ах, да. Ещё он писал на фашистов под псевдонимом «Н.Дозоров». Лукьяненко где-то рядом.