Воспроизведение мандалы. Чудеса мальчика-будды. Часть-3
Процессия достигла алтаря, и мальчика-будду усадили на ковры, расстеленные на небольшой сцене.
По правде сказать, мальчиком он был, когда уходил в медитацию. Сейчас это был уже здоровый крепкий юноша. Но нечто целомудренно-детское в его образе все-таки приглашает называть его именно «мальчик».
Что же касается того, что он - будда... Буддисты говорят, что все дети - маленькие будды. Значит, и наш «мальчик- будда» - тоже. Правда, было много таких, которые хотели бы принять Дхарма Сангху как новое воплощение Будды. Он вышел из медитации в день непальского праздника Байсакх Пурнима, который считается особым днем Силы, наступающим только раз в год. Тогда все ждали, что вот, сейчас этот юноша провозгласит себя новым Буддой, расскажет всем, что будда Будущего по имени Майтрейя это и есть он. Но не случилось. Дхарма Сангха назвал Будду Майтрейю своим учителем и наставником наряду с Тарой и Авалокитешварой. По его словам, именно эти три сущности являются ему в глубокой медитации и оказывают помощь на Пути. Сейчас алтарь махадаршана украшен оригинальными танками именно этих трех божеств. Изображения нарисованы художниками по эскизам самого Дхарма Сангхи. Такими он встретил их в пространстве безвременья.
Сейчас же вокруг него царила самая настоящая социальная жизнь. Его беспрестанно фотографировали, кругом галдели, в пространство прорывались шумы из микрофона…
Пока Гуру усаживался на свое место, толпа хлынула под тент огромной рекой. Мне оставалось только поддаться течению и через несколько минут обнаружить себя зажатой между остальными почитателями на расстоянии 6 метров от алтаря. Всех попросили сесть на пол. Проход вокруг сцены, на которой сидел Дхарма Сангха, оставили свободным. Но очень скоро он превратился в ложу для «особо приближенных» и туда одним за другим потихоньку просочились все иностранцы и особо пробивные непальцы. Пробивных непальцев понемногу выдворяли, но иностранцев не трогали. Я, было, тоже хотела прорваться вперед. Но в том месте, где я находилась, это было абсолютно невозможно. Ну и хорошо. Я чувствовала какую-то несправедливость в том, что «белые» имеют привилегированное положение даже здесь. В конце концов, это вообще их, непальцев, божество, среди них рожденное. Он говорит о единстве и равенстве наций, а мы тут пытаемся быть более равными, чем другие. Вобщем, никуда я не пошла.
Толпа между тем разглядывала во все глаза Дхарма Сангху. А он в свою очередь разглядывал глаза толпы. Его взгляд все так же бегал по лицам напротив. Лиц было нескончаемое море и на большинстве из них читалось благоговение, смешанное с любопытством. Очень хотелось закрыть глаза и просто чувствовать присутствие мастера. Или встретиться с его глазами.
Монахи затянули мантру и начали ритуал подношения мандалы Дхарма Сангхе, который казался нескончаемым.
В утробе
Сбоку от меня сидели две женщины с грудными детьми и кормили их по очереди своим молоком. То есть каждая кормила грудью сначала своего ребенка, а потом ребенка соседки. С другой стороны расположились буквально одна на другой три девочки-подростка. Пожилая женщина в тибетской чобе с длинной косой седых волос сидела с третьей стороны. Мы все были прижаты так, что могли даже чувствовать движение грудной клетки друг друга при дыхании. Это создавало дополнительные неудобства, да и дышать под мокрым тентом было практически нечем. Солнце в зените пекло не по-детски. От «эффекта сауны» одежда на всех была мокрой, а волосы - словно после душа. На пальцах кожа сморщилась как после долгого лежания в ванной. По свободным участкам кожи стекали ручьи испарины. Но непостижимым образом это не казалось адом, было ощущение какой-то родственности между людьми, с которыми я сейчас делила этот момент. «Как в утробе, - поймала я себя на мысли, - и все вокруг - эмбрионы одной беременности». Я сидела на грязном полу и наслаждалась разливающимся чувством внутренней чистоты и защищенности.
Мандала
- Диди! - позвал меня кто-то, что по-непальски значило «сестра».
Одна из девочек протягивала мне нечто, зажатое в кулаке. Я подставила ладонь и она насыпала в нее горстку риса для совершения пуджи, знаками показав, чтобы я поделилась с остальными. До сих пор я думала, что подношение риса во время религиозной церемонии является чисто хинду традицией. Я повернулась к женщинам с грудничками, они приняли рис из моих рук и передали дальше. Моя пожилая соседка попросила у меня риса для своего соседа, и я дала ей.
Мы делились рисом, пока у каждого в руках не осталось всего по несколько зерен. «Рисовый ритуал» не был для меня чем-то новым. Но, странно, на этот раз передача риса из ладони в ладонь казалась каким-то магическим сакральным действом. Словно сотни маленьких свечей зажигались друг от друга. Почему-то захотелось плакать от внезапно подступившего понимания, которое просто так не опишешь маленькими черными буковками. И не знаю, было ли оно у всех? Но, встречаясь глазами с остальными людьми вокруг меня, я видела, что в них тоже что-то происходит. Словно мандала, материализованная во время обряда, воссоздавалась прямо внутри тебя, внутри нас… На этом, я, пожалуй, закончу останавливаться на личных переживаниях, потому как они все равно у каждого свои.
В завершение обряда все встали, произнося вслух слова неизвестной мне мантры. Каждый бросил зажатые в руках зерна в сторону алтаря. И оказалось, что зерен было совсем не мало: настоящий рисовый дождь пролился на наши мокрые головы!
ПРодолжение следует
По правде сказать, мальчиком он был, когда уходил в медитацию. Сейчас это был уже здоровый крепкий юноша. Но нечто целомудренно-детское в его образе все-таки приглашает называть его именно «мальчик».
Что же касается того, что он - будда... Буддисты говорят, что все дети - маленькие будды. Значит, и наш «мальчик- будда» - тоже. Правда, было много таких, которые хотели бы принять Дхарма Сангху как новое воплощение Будды. Он вышел из медитации в день непальского праздника Байсакх Пурнима, который считается особым днем Силы, наступающим только раз в год. Тогда все ждали, что вот, сейчас этот юноша провозгласит себя новым Буддой, расскажет всем, что будда Будущего по имени Майтрейя это и есть он. Но не случилось. Дхарма Сангха назвал Будду Майтрейю своим учителем и наставником наряду с Тарой и Авалокитешварой. По его словам, именно эти три сущности являются ему в глубокой медитации и оказывают помощь на Пути. Сейчас алтарь махадаршана украшен оригинальными танками именно этих трех божеств. Изображения нарисованы художниками по эскизам самого Дхарма Сангхи. Такими он встретил их в пространстве безвременья.
Сейчас же вокруг него царила самая настоящая социальная жизнь. Его беспрестанно фотографировали, кругом галдели, в пространство прорывались шумы из микрофона…
Пока Гуру усаживался на свое место, толпа хлынула под тент огромной рекой. Мне оставалось только поддаться течению и через несколько минут обнаружить себя зажатой между остальными почитателями на расстоянии 6 метров от алтаря. Всех попросили сесть на пол. Проход вокруг сцены, на которой сидел Дхарма Сангха, оставили свободным. Но очень скоро он превратился в ложу для «особо приближенных» и туда одним за другим потихоньку просочились все иностранцы и особо пробивные непальцы. Пробивных непальцев понемногу выдворяли, но иностранцев не трогали. Я, было, тоже хотела прорваться вперед. Но в том месте, где я находилась, это было абсолютно невозможно. Ну и хорошо. Я чувствовала какую-то несправедливость в том, что «белые» имеют привилегированное положение даже здесь. В конце концов, это вообще их, непальцев, божество, среди них рожденное. Он говорит о единстве и равенстве наций, а мы тут пытаемся быть более равными, чем другие. Вобщем, никуда я не пошла.
Толпа между тем разглядывала во все глаза Дхарма Сангху. А он в свою очередь разглядывал глаза толпы. Его взгляд все так же бегал по лицам напротив. Лиц было нескончаемое море и на большинстве из них читалось благоговение, смешанное с любопытством. Очень хотелось закрыть глаза и просто чувствовать присутствие мастера. Или встретиться с его глазами.
Монахи затянули мантру и начали ритуал подношения мандалы Дхарма Сангхе, который казался нескончаемым.
В утробе
Сбоку от меня сидели две женщины с грудными детьми и кормили их по очереди своим молоком. То есть каждая кормила грудью сначала своего ребенка, а потом ребенка соседки. С другой стороны расположились буквально одна на другой три девочки-подростка. Пожилая женщина в тибетской чобе с длинной косой седых волос сидела с третьей стороны. Мы все были прижаты так, что могли даже чувствовать движение грудной клетки друг друга при дыхании. Это создавало дополнительные неудобства, да и дышать под мокрым тентом было практически нечем. Солнце в зените пекло не по-детски. От «эффекта сауны» одежда на всех была мокрой, а волосы - словно после душа. На пальцах кожа сморщилась как после долгого лежания в ванной. По свободным участкам кожи стекали ручьи испарины. Но непостижимым образом это не казалось адом, было ощущение какой-то родственности между людьми, с которыми я сейчас делила этот момент. «Как в утробе, - поймала я себя на мысли, - и все вокруг - эмбрионы одной беременности». Я сидела на грязном полу и наслаждалась разливающимся чувством внутренней чистоты и защищенности.
Мандала
- Диди! - позвал меня кто-то, что по-непальски значило «сестра».
Одна из девочек протягивала мне нечто, зажатое в кулаке. Я подставила ладонь и она насыпала в нее горстку риса для совершения пуджи, знаками показав, чтобы я поделилась с остальными. До сих пор я думала, что подношение риса во время религиозной церемонии является чисто хинду традицией. Я повернулась к женщинам с грудничками, они приняли рис из моих рук и передали дальше. Моя пожилая соседка попросила у меня риса для своего соседа, и я дала ей.
Мы делились рисом, пока у каждого в руках не осталось всего по несколько зерен. «Рисовый ритуал» не был для меня чем-то новым. Но, странно, на этот раз передача риса из ладони в ладонь казалась каким-то магическим сакральным действом. Словно сотни маленьких свечей зажигались друг от друга. Почему-то захотелось плакать от внезапно подступившего понимания, которое просто так не опишешь маленькими черными буковками. И не знаю, было ли оно у всех? Но, встречаясь глазами с остальными людьми вокруг меня, я видела, что в них тоже что-то происходит. Словно мандала, материализованная во время обряда, воссоздавалась прямо внутри тебя, внутри нас… На этом, я, пожалуй, закончу останавливаться на личных переживаниях, потому как они все равно у каждого свои.
В завершение обряда все встали, произнося вслух слова неизвестной мне мантры. Каждый бросил зажатые в руках зерна в сторону алтаря. И оказалось, что зерен было совсем не мало: настоящий рисовый дождь пролился на наши мокрые головы!
ПРодолжение следует