Примечание Александра Пишчевича на Новоросийский край.
Оригинал взят у mikul_a в Примечание Александра Пишчевича на Новоросийский край.
Набрел на кладезь материалов. Сайт восточной литературы. http://www.vostlit.info Много материалов по Византии, по Отоманской Порте, по Крыму. И очень много материала по Кавказу и войне там. Но меня заинтересовали воспоминания серба, Александра Пишчевича. Судя по его воспоминаниям, человек он неординарный. Обладает интересным слогом. И самое главное, он излагает свое видение процесса колонизации Новороссии, глазами человека, предки которого приехали из совершенно другой родины. Он был не отягощен знанием официальной истории, поэтому излагал собственный взгляд на все эти процессы. А знания он впитывал в основном в процессе общения с местным населением. У которого осталось в памяти все то, что происходило в Северном Причерноморье и Приазовье. И немного не так, как трактовала официальная история того периода.
Полные мемуары есть по адресу
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1760-1780/Strandmann/pred.phtml - предисловие
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1780-1800/Piscevic/frametext1.htm - первая часть
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1780-1800/Piscevic/frametext2.htm - вторая часть
Дневника Александра Семеновича взяты из другого источника.
Александр Семенович Пишчевич родился в 1764 г. Его отец С.С. Пишчевич, родом из сербских дворян, переехал в Россию в 1753 г. Он стал одним из руководителей сербской колонизации в России. (В 1752 г. в Новороссии была образована колония с автономным управлением под названием Новая Сербия. На этих землях поселились сербы, перешедшие на жительство в Россию ввиду притеснений, чинимых им австро-венгерскими властями.) Согласно данным формулярного списка на 1789 г. (РГВИА Ф. 489. Оп. 1. Д. 2327. Лл. 12 об.-13) вступил в службу кадетом с 21 января 1776, с 9 июня 1777 был прапорщиком, подпоручиком с 25 декабря 1783, поручиком с 1 января 1786, «грамоте по-французски, по-немецки, по-русски читать и писать умеет, арифметике, геометрии и фортификации, артиллерии и рисовать умеет».
В 1777 г. отец взял Александра с собой в Петербург, где тот был представлен Г.А. и П.С. Потемкиным, с которыми С.С. Пишчевич был хорошо знаком по «сербским» делам. Александр был определен в одно из лучших учебных заведений того времени - училище Массона, бывшего преподавателем в инженерном кадетском корпусе. Благодаря ходатайству Г.А. Потемкина А. Пишчевичу было разрешено посещать уроки и в самом инженерном корпусе. Вскоре Пишчевич был определен в Санкт-Петербургский драгунский полк.
Согласно данным уже упоминавшегося списка А. Пишчевич находился «в 1782 и 1783 гг. в Крыму при покорении оного, 1784 октября 14 дня при разбитии лезгинцев с его высочеством царем грузинским под командой генерал-майора Самойлова, 1786 апреля в действительном против злодейских толп сражении и разбитии оных, потом того года при Невянном мысе в отряде полковника Муфеля против многочисленных татар в действительном сражении и прогнании находился, в 1787 в горах в поиске над закубанскими народами, в 1788 по переправе за Кубань 21 и 26 сентября сражениях, а потом и к городу Анапе находился». Сохранилось дело о дворянстве рода Пишчевича, датированное 1864 г. (РГИА Ф.1343. Оп. 27. Д. 3221). В нем приведены данные из формулярного списка А.С. Пишчевича на 1798 г., дополняющие данные списка 1789 г.
Из них видно, что Пишчевич в 1776 г. служил в Ахтырском гусарском полку, в 1777 в лейб-гусарском эскадроне, в 1783 в Санкт-Петербургском драгунском полку, был произведен в капитаны со старшинством с 22 июня 1791 г., то есть с момента взятия Анапы, 22 марта 1793 г. переименован в ротмистры и переведен в Ростовский карабинерный полк, 14 февраля 1794 г. переведен в Нарвский карабинерный полк, с 10 июня 1796 г. переведен в провиантский штат обер-провиантмейстером в премьер-майорском чине. Этот перевод был сделан по просьбе его дяди, Екатеринославского губернатора Иосифа Ивановича Хорвата, который нуждался в провиантском комиссионере. А 20 ноября 1797 г. был уволен «для определения к статским делам с переименованием в статский соответствующий чин» (там же. ЛЛ. 12,13). То есть майор А. Пишчевич (VIII класс) стал коллежским асессором.
Однако в гражданской службе он фактически не состоял, числясь по Герольдии и занимаясь хозяйственными делами в своих поместьях. Умер он 20 марта 1820 г. Как следует из письма, отправленного Александровской дворянской опекой его жене Марии Федоровне Пишчевич, Александр Семенович возвратился домой больным и не успел сделать распоряжения о наследстве и о долгах, сумма которых доходила до 40 тысяч рублей (там же. ЛЛ. 4, 15,16). У А.С. Пишчевича остались дети - Платон 16 лет, Любовь 20 лет, Александра 17 лет и Надежда 14 лет (там же. Л. 19 об.). Старший сын Платон Александрович сумел сделать хорошую военную карьеру, которая так и не удалась его отцу. Он вышел в отставку в 1844 г. полковником гвардии и завел семью. В 1863 г. он подал ходатайство о причислении детей (Анны, Марии, Александра, Леонтия, Ольги и Михаила) к дворянскому сословию, приобщив к делу и документы о службе своих предков.
Согласно документам, имеющимся в деле о дворянстве рода Пишчевича, генерал-майор Семен Пишчевич, отец автора публикуемых мемуаров, в 1796 г. по представленным в Екатеринославскую дворянскую комиссию доказательствам был признан в дворянском достоинстве (РГИА Ф. 1343. Оп. 27. Д. 3221. Л. 4).
Среди представленных в комиссию С.С. Пишчевичем документов было свидетельство, что его дед в 1691 г. служил в Римской империи капитаном, патент на бригадирский чин самого С. С. Пишчевича и грамота о пожаловании ему недвижимого имения в Могилевском наместничестве. В деле указано, что С. С. Пишчевичу тогда было 50 лет от роду, вдов, имел детей: поручика Александра 23 лет, капитана Ивана 19 лет, и трех дочерей - Анну 14 лет, Надежду 12 лет и Варвару 10 лет (Л. 9). Эти данные на 1796 г. были уже устаревшими. А.С. Пишчевич родился в 1764 г., а в чине поручика был с 1786 по 1791 г., Иван Пишчевич был капитаном с 1788 г., следовательно, приведенные данные о возрасте детей относятся к 1787-1788 гг. Однако сам Семен Степанович родился в 1731 г., и, следовательно, в 1787 г. ему было 56 лет. В этом же деле находятся и уже цитированные документы о службе А.С. Пишчевича.
Оставив военную службу, А. С. Пишчевич стал писать мемуары, которые были опубликованы под редакцией Н.А. Попова в «Чтениях Московского Общества истории и древностей российских (1885, кн. 1 и 2), а также отдельным изданием (М., 1885), по которому текст с сокращениями воспроизводится в настоящем издании (опущены сюжеты, не относящиеся к службе А.С. Пишчевича на Кавказе). Кроме воспоминаний А.С. Пишчевич является автором ряда очерков: «Примечания на Новороссийский край» (Киевская старина, 1884, № 1), «Южно-русский город в начале текущего столетия» (там же, 1886, № 1), «Бугские казаки и украинские уланы» (там же, 1886, № 2).
Примечание Александра Пишчевича на Новоросийский край.
Рукопись под этим заглавием представляет собою черновой набросок историческаго, топографическаго и хозяйственнаго содержания. Она состоит из небольшой тетради в лист и нескольких не сшитых листков, не достаточно связанных между собою и по изложению. «Примечания на новороссийский край» обязательно сообщены мне внуком их автора, живущим в родовем имении Пишчевичей, селе Скалевом, Александрийскаго уезда, Херсонской губернии.
Род Пишчевичей выселился в Россию из Австро-Венгрии, в прошлом столетии, в лице Семена Степановича Пишчевича, прадеда теперешняго владельца, и отца автора «Примечаний». Последний оставил по себе довольное число дневников, заметок и т. п., был человеком любознательным и начитанным. Выйдя в отставку из военной службы в начале нынешняго столетия или в самом конце прошлаго, он остаток жизни провел в своем отцовском имении, селе Скалевом; с 1811-го по 1814 г. был предводителем александрийскаго дворянства. По делам этой должности и по своим частным делам в разное время ездил в Херсон, Николаев, Елисаветград, Александрию и Кременчуг, имел много родственников и знакомых. Александр Семенович обладал наклонностями к гуманитарным познаниям. Он занимался политикой, историей, воспитанием, но, по видимому, не особенно успешно вел свое хозяйство и не много понимал в нем, а потому и замечания его о Новороссийском крае касательно этого предмета отличаются большим диллетантизмом и во многом расходятся с действительностью. Беглый исторически очерк Новороссии в начале его «Примечаний» имеет более интереса, представляя собою, вероятно, передачу сведений, полученных главным образом от отца; здесь приводятся также некоторыя предания, слухи и т. п. мелочи, которыя могут иметь этнографический интерес, хотя вообще разсказываются вкратце. Сербское происхождение автора «Примечаний» наложило очень явственную печать на отзывы и мнения его, касающияся его соотечественников и Запорожья, но суждения его могут остаться за ним. «Примечания» относятся к 1806 году, как видно из одного места их.
В. Ястребов.
"..Здравый разсудок не дозволяет отыскивать в архиве запорожскаго скопища каких либо записок о начале их скопища, но некоторые разсказы, от стариков мною слышанные и перешедшие к ним по преданию старейших из них, здесь предложу. Натурально судя, нельзя за все сии бредни ручаться.
Начальное их скопище произошло от небольшаго числа людей, приплывших от Азова на плавках (лодки они называли плавками) и основали свое жилище на левом берегу Днепра, против теперешняго Херсона, назвав оное Алешками (Алешки теперь уездный город Таврической губ), по имени Алексея, ими над собою поставленнаго начальника. Сии Алешские жители, впоследствии времени, разделились на два именования, хотя и составляли одно общество. Живущие в Олешках назывались плавниками и упражнялись в рыбной ловле, а живущие по днепровским плавням и островам, лесом покрытым, именовались пластунама. Сии пластуны занимались стрельбою зверей, тогда в плавнях в великом множестве бывших. На том месте, где теперь Херсон, владычествовала какая то девица, по имени Харсия, над каким-то народом и имевшая войну с каким-то царем, который ее покорив, истребил и полонил ея народ, после чего владения Харсии исчезли. Всего этого мы не находим ни в какой истории и потому надобно считать за басню, ими выдуманную, или быль, разсказами изуродованную. Впоследствии турки, или крымские татары, начав притеснять олешских жителей, то они оставили сие место и перешли на правый берег Днепра, основав свое жилище ниже порогов и потому назвали себя порожанами, а впоследствии запорожцами, главное же свое место наименовали Сечью. Здесь их скопище начало умножаться из разных мест приходящими, в том числе найболее такими, которые содеяли какое либо преступление.
Сечь разделилась на четыре части, пириями названныя. Каждая пирия состояла из 10 куреней, а каждый курень вмещал в себе тысячу человек. Курень был пространное строение. Весь город обнесен был валом; у брамы, или ворот стража впущала только известных людей. Во всяком курене оставалось до 200 человек, известных под именем сиромах, не имевших ни какой собственности; они получали жалованье и провиант и должны были быть готовы, по первому востребованию, на службу, и потому сии сиромахи назывались регулярными воинами. Прочие жили хуторами, зимовниками называемыми, где, плодили скот и лошадей, и имели, смотря по достатку, других бродяг человек по нескольку для присмотру за скотом. Сих прислужников не редко хозяин зимовника вооружал, сажал на кони и отправлял грабить Польшу, делясь добычею с ними. О таковых побочных походах Кошевой и войско часто ничего не знали. Во время уже сего распорядка живущее на островах все остались при прежнем своем наименовании пластунов и сверх звериной ловли завели многочисленныя стада свиней, который откармливались и до того одичали, что когда приезжали купцы оных покупать, то иначе не могли их взять, как застрелив. Несколько из сих пластунов завели большие заводы кошек, вмещаемых в выстроенных сараях и не токмо доставляли хозяину прибыль от продаваемых их кож, но еще и тем, что на некоторой окрестности не смели появляться ни хори, ни.....(пропуск в подлиннике); они все это давили и приносили для корму своим детям. Хозяин, снимая сии кожи, продавал, а мясо бросал кошкам.
Запорожцы не забывали ограбленным серебром, золотом и другими камнями украшать церковь в Сечи и таковое окровавленное приношение полагали богоугодным. Сия церковь соединяла в себе неоцененныя богатства. Одних евангелиев, серебром украшенных, считалось 30, в том числе до 10 непомерной величины, из которых, во время крестнаго хода, каждое едва поднимаемо было 4 человеками; паникадил было 12 огромных, серебряной оправы. В средине города выстроены были дома кошевого, судьи и войскового писаря. Сверх сего, войсковая скарбница, в которой хранилась войсковая казна и пушкарня, где были пушки. Всякая пирия имела свою скарбницу, где содержалась особая казна, принадлежавшая той пирии.
Все вообще запорожцы не имели жен ни в Сечи, ни в зимовниках. Некоторые, однакож, женились в соседних городах или деревнях и оставляли там своих жен. Были таковы, что женились в разных местах по два и по три раза. Но сие казалось прекращенным по следующему случаю. Один козак, заехав в местечко Кропивное, женился на племяннице своего кошевого, Григория Калныша, и оставив жену у ея матери, уехал в Запорожье, обещав скоро возвратиться. Мать долго ожидала, но не видя возвращения, взяла дочь и отправилась к своему брату в Сечь. Сей случай заставила кошевого сделать постановление, что все те козаки, которые пожелают жениться, должны оставить свои хутора и поселиться деревнями, на рубеже полков Новой Сербии. Таковых деревень составилось пять, под названиями: Верблюжка, Петровка, Куцовка, Зеленая и Желтая. Сие постановление имело свое начало за 8 лет до истребления Сечи, т. е. начали было умом жить, но поздно. Правда, что сии заселения умножалися такими людьми, которые из пикинерных поселений пожелают, тогда запорожцы приходили вооруженною командою и брали их с семействами, называя своими родственниками и препровождая во вновь заводимыя свои деревни. Средство умножить таким образом число жителей было только известно одним буянам-запорожцам.
На сей степи было довольно сайгаков или диких овец. Старики помнят их стада, покрывавшая его степь. Разсказывают, что когда приходило время им ягниться, тогда стада приходили к хутору и вблизи онаго останавливались до тех пор, пока все не токмо оягнятся, но и их ягненки придут в силу. Повидимому, они сближались к людям для того, чтобы обезопасить себя от хищнаго зверя, но в мнимых своих защитниках обретали то, от чего убегали: запорожцы оставляли их в покое только до того времени, пока их дети придут в силу, и тогда начинали убивать старых и малых и тем отгоняли от себя такую скотину, которая, может быть, современем содеялась-бы домашнею. По замечанию старых запорожцев, сайгаки удалились, неведомо куда, за год до истребления Сечи и во весь сей год, подходя табунами к зимовникам, производили некий странный крик. Так заставляют запорожцы оплакивать падение их войска даже и зверей.
Начало весны здесь прекрасно; вся равнина покрыта хорошей, изобильной травой, между которой разбросаны разнородные цветы; но сия приятность едва до исхода июня месяца продолжается; тогда начинаются жары и теплые ветры, пожигающие всю зелень. Трава изсыхает, стада скота, с весны на жирных пастбищах утучненныя, начинают худеть и ежели осень от дождей и возвращение теплой погоды не поправит корм, то скот, входя в зиму худым, нередко производит падеж. Таковый климат мы, находим, по описаниям, в дикой Аравии, за то она и осталась необитаемою; но Россия, привыкшая превозмогать самое невозможное, приказала заселить сию степь. Народ живет и бедствует: Новое доказательство, что сии степи надобно-бы оставить для скотоводства, а не заставлять на оных мучиться людей.
Все жилища, и те самыя, которыя уже по 20 лет заселены, кажутся по своей скудности как будто вчера на то место перенесенными. Многие скажут: как-же заселили часть сей степи от Кременчуга до Елисаветграда? Да, заселили, но там есть отчасти чернозем, а большею части песок, на котором кое-как хлеб родится, а в дождливое время и довольно хорош, а на Херсонской степи земли нет и на два вершка, а по (под) ней камень или известь, на которой, известно, нельзя ни хлебу, ни садам быть.
Сия-же степь определена судьбою была видеть первыя заселения жидов. Разсеянные по всему миру, херсонская степь их приемлет в виде хлебопашцев. Под их деревни отведено много земли. На первую зиму их много умерло. Обрабатывают они хлеб худо. Видеть, как они пашут, есть смеху достойно. Возле волов, в плуги запряженных, стоит жидов куча, всякий кричит, всякий понуждает. Воловья тихость с жидовскою опрометчивостью не сходна. Плуг тронется с места и кидается во все стороны поверх земли. Жиды, не ведая дать оному настоящаго направления, чтобы придать ему тяжести, садятся на плуг, опрокидываются. Оканчивается все это тем, что приходит несколько жидовок, имея каждая по чулку в руке, и какими нибудь домашним кляузами займут всю честную беседу разговором. Волов в это время никому и в голову не придет выпрячь, и так день пройдет. Из их селений выйдут со временем род местечек, в которых есть всякие мастеровые. Могут они жить разными оборотами, отдавать свою землю в наймы, но хлебопашцами не будут никогда."
Все дневники можно прочитать по адресу - http://library.kr.ua/elib/pishevich/pishevich2.html
Наверное, он единственный человек, который провел путь будущих запорожцев от крепости Азов, которая находилась в устье Дона, до самой Сечи, ниже днепровских порогов. А крепость Азов была в то времена под властью Отоманской Порты. И может быть по этому и наличиствует удивительная схожесть между Янычарами и Запорожцами. В одеянии, атрибутике, в образе жизни.
Набрел на кладезь материалов. Сайт восточной литературы. http://www.vostlit.info Много материалов по Византии, по Отоманской Порте, по Крыму. И очень много материала по Кавказу и войне там. Но меня заинтересовали воспоминания серба, Александра Пишчевича. Судя по его воспоминаниям, человек он неординарный. Обладает интересным слогом. И самое главное, он излагает свое видение процесса колонизации Новороссии, глазами человека, предки которого приехали из совершенно другой родины. Он был не отягощен знанием официальной истории, поэтому излагал собственный взгляд на все эти процессы. А знания он впитывал в основном в процессе общения с местным населением. У которого осталось в памяти все то, что происходило в Северном Причерноморье и Приазовье. И немного не так, как трактовала официальная история того периода.
Полные мемуары есть по адресу
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1760-1780/Strandmann/pred.phtml - предисловие
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1780-1800/Piscevic/frametext1.htm - первая часть
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XVIII/1780-1800/Piscevic/frametext2.htm - вторая часть
Дневника Александра Семеновича взяты из другого источника.
Александр Семенович Пишчевич родился в 1764 г. Его отец С.С. Пишчевич, родом из сербских дворян, переехал в Россию в 1753 г. Он стал одним из руководителей сербской колонизации в России. (В 1752 г. в Новороссии была образована колония с автономным управлением под названием Новая Сербия. На этих землях поселились сербы, перешедшие на жительство в Россию ввиду притеснений, чинимых им австро-венгерскими властями.) Согласно данным формулярного списка на 1789 г. (РГВИА Ф. 489. Оп. 1. Д. 2327. Лл. 12 об.-13) вступил в службу кадетом с 21 января 1776, с 9 июня 1777 был прапорщиком, подпоручиком с 25 декабря 1783, поручиком с 1 января 1786, «грамоте по-французски, по-немецки, по-русски читать и писать умеет, арифметике, геометрии и фортификации, артиллерии и рисовать умеет».
В 1777 г. отец взял Александра с собой в Петербург, где тот был представлен Г.А. и П.С. Потемкиным, с которыми С.С. Пишчевич был хорошо знаком по «сербским» делам. Александр был определен в одно из лучших учебных заведений того времени - училище Массона, бывшего преподавателем в инженерном кадетском корпусе. Благодаря ходатайству Г.А. Потемкина А. Пишчевичу было разрешено посещать уроки и в самом инженерном корпусе. Вскоре Пишчевич был определен в Санкт-Петербургский драгунский полк.
Согласно данным уже упоминавшегося списка А. Пишчевич находился «в 1782 и 1783 гг. в Крыму при покорении оного, 1784 октября 14 дня при разбитии лезгинцев с его высочеством царем грузинским под командой генерал-майора Самойлова, 1786 апреля в действительном против злодейских толп сражении и разбитии оных, потом того года при Невянном мысе в отряде полковника Муфеля против многочисленных татар в действительном сражении и прогнании находился, в 1787 в горах в поиске над закубанскими народами, в 1788 по переправе за Кубань 21 и 26 сентября сражениях, а потом и к городу Анапе находился». Сохранилось дело о дворянстве рода Пишчевича, датированное 1864 г. (РГИА Ф.1343. Оп. 27. Д. 3221). В нем приведены данные из формулярного списка А.С. Пишчевича на 1798 г., дополняющие данные списка 1789 г.
Из них видно, что Пишчевич в 1776 г. служил в Ахтырском гусарском полку, в 1777 в лейб-гусарском эскадроне, в 1783 в Санкт-Петербургском драгунском полку, был произведен в капитаны со старшинством с 22 июня 1791 г., то есть с момента взятия Анапы, 22 марта 1793 г. переименован в ротмистры и переведен в Ростовский карабинерный полк, 14 февраля 1794 г. переведен в Нарвский карабинерный полк, с 10 июня 1796 г. переведен в провиантский штат обер-провиантмейстером в премьер-майорском чине. Этот перевод был сделан по просьбе его дяди, Екатеринославского губернатора Иосифа Ивановича Хорвата, который нуждался в провиантском комиссионере. А 20 ноября 1797 г. был уволен «для определения к статским делам с переименованием в статский соответствующий чин» (там же. ЛЛ. 12,13). То есть майор А. Пишчевич (VIII класс) стал коллежским асессором.
Однако в гражданской службе он фактически не состоял, числясь по Герольдии и занимаясь хозяйственными делами в своих поместьях. Умер он 20 марта 1820 г. Как следует из письма, отправленного Александровской дворянской опекой его жене Марии Федоровне Пишчевич, Александр Семенович возвратился домой больным и не успел сделать распоряжения о наследстве и о долгах, сумма которых доходила до 40 тысяч рублей (там же. ЛЛ. 4, 15,16). У А.С. Пишчевича остались дети - Платон 16 лет, Любовь 20 лет, Александра 17 лет и Надежда 14 лет (там же. Л. 19 об.). Старший сын Платон Александрович сумел сделать хорошую военную карьеру, которая так и не удалась его отцу. Он вышел в отставку в 1844 г. полковником гвардии и завел семью. В 1863 г. он подал ходатайство о причислении детей (Анны, Марии, Александра, Леонтия, Ольги и Михаила) к дворянскому сословию, приобщив к делу и документы о службе своих предков.
Согласно документам, имеющимся в деле о дворянстве рода Пишчевича, генерал-майор Семен Пишчевич, отец автора публикуемых мемуаров, в 1796 г. по представленным в Екатеринославскую дворянскую комиссию доказательствам был признан в дворянском достоинстве (РГИА Ф. 1343. Оп. 27. Д. 3221. Л. 4).
Среди представленных в комиссию С.С. Пишчевичем документов было свидетельство, что его дед в 1691 г. служил в Римской империи капитаном, патент на бригадирский чин самого С. С. Пишчевича и грамота о пожаловании ему недвижимого имения в Могилевском наместничестве. В деле указано, что С. С. Пишчевичу тогда было 50 лет от роду, вдов, имел детей: поручика Александра 23 лет, капитана Ивана 19 лет, и трех дочерей - Анну 14 лет, Надежду 12 лет и Варвару 10 лет (Л. 9). Эти данные на 1796 г. были уже устаревшими. А.С. Пишчевич родился в 1764 г., а в чине поручика был с 1786 по 1791 г., Иван Пишчевич был капитаном с 1788 г., следовательно, приведенные данные о возрасте детей относятся к 1787-1788 гг. Однако сам Семен Степанович родился в 1731 г., и, следовательно, в 1787 г. ему было 56 лет. В этом же деле находятся и уже цитированные документы о службе А.С. Пишчевича.
Оставив военную службу, А. С. Пишчевич стал писать мемуары, которые были опубликованы под редакцией Н.А. Попова в «Чтениях Московского Общества истории и древностей российских (1885, кн. 1 и 2), а также отдельным изданием (М., 1885), по которому текст с сокращениями воспроизводится в настоящем издании (опущены сюжеты, не относящиеся к службе А.С. Пишчевича на Кавказе). Кроме воспоминаний А.С. Пишчевич является автором ряда очерков: «Примечания на Новороссийский край» (Киевская старина, 1884, № 1), «Южно-русский город в начале текущего столетия» (там же, 1886, № 1), «Бугские казаки и украинские уланы» (там же, 1886, № 2).
Примечание Александра Пишчевича на Новоросийский край.
Рукопись под этим заглавием представляет собою черновой набросок историческаго, топографическаго и хозяйственнаго содержания. Она состоит из небольшой тетради в лист и нескольких не сшитых листков, не достаточно связанных между собою и по изложению. «Примечания на новороссийский край» обязательно сообщены мне внуком их автора, живущим в родовем имении Пишчевичей, селе Скалевом, Александрийскаго уезда, Херсонской губернии.
Род Пишчевичей выселился в Россию из Австро-Венгрии, в прошлом столетии, в лице Семена Степановича Пишчевича, прадеда теперешняго владельца, и отца автора «Примечаний». Последний оставил по себе довольное число дневников, заметок и т. п., был человеком любознательным и начитанным. Выйдя в отставку из военной службы в начале нынешняго столетия или в самом конце прошлаго, он остаток жизни провел в своем отцовском имении, селе Скалевом; с 1811-го по 1814 г. был предводителем александрийскаго дворянства. По делам этой должности и по своим частным делам в разное время ездил в Херсон, Николаев, Елисаветград, Александрию и Кременчуг, имел много родственников и знакомых. Александр Семенович обладал наклонностями к гуманитарным познаниям. Он занимался политикой, историей, воспитанием, но, по видимому, не особенно успешно вел свое хозяйство и не много понимал в нем, а потому и замечания его о Новороссийском крае касательно этого предмета отличаются большим диллетантизмом и во многом расходятся с действительностью. Беглый исторически очерк Новороссии в начале его «Примечаний» имеет более интереса, представляя собою, вероятно, передачу сведений, полученных главным образом от отца; здесь приводятся также некоторыя предания, слухи и т. п. мелочи, которыя могут иметь этнографический интерес, хотя вообще разсказываются вкратце. Сербское происхождение автора «Примечаний» наложило очень явственную печать на отзывы и мнения его, касающияся его соотечественников и Запорожья, но суждения его могут остаться за ним. «Примечания» относятся к 1806 году, как видно из одного места их.
В. Ястребов.
"..Здравый разсудок не дозволяет отыскивать в архиве запорожскаго скопища каких либо записок о начале их скопища, но некоторые разсказы, от стариков мною слышанные и перешедшие к ним по преданию старейших из них, здесь предложу. Натурально судя, нельзя за все сии бредни ручаться.
Начальное их скопище произошло от небольшаго числа людей, приплывших от Азова на плавках (лодки они называли плавками) и основали свое жилище на левом берегу Днепра, против теперешняго Херсона, назвав оное Алешками (Алешки теперь уездный город Таврической губ), по имени Алексея, ими над собою поставленнаго начальника. Сии Алешские жители, впоследствии времени, разделились на два именования, хотя и составляли одно общество. Живущие в Олешках назывались плавниками и упражнялись в рыбной ловле, а живущие по днепровским плавням и островам, лесом покрытым, именовались пластунама. Сии пластуны занимались стрельбою зверей, тогда в плавнях в великом множестве бывших. На том месте, где теперь Херсон, владычествовала какая то девица, по имени Харсия, над каким-то народом и имевшая войну с каким-то царем, который ее покорив, истребил и полонил ея народ, после чего владения Харсии исчезли. Всего этого мы не находим ни в какой истории и потому надобно считать за басню, ими выдуманную, или быль, разсказами изуродованную. Впоследствии турки, или крымские татары, начав притеснять олешских жителей, то они оставили сие место и перешли на правый берег Днепра, основав свое жилище ниже порогов и потому назвали себя порожанами, а впоследствии запорожцами, главное же свое место наименовали Сечью. Здесь их скопище начало умножаться из разных мест приходящими, в том числе найболее такими, которые содеяли какое либо преступление.
Сечь разделилась на четыре части, пириями названныя. Каждая пирия состояла из 10 куреней, а каждый курень вмещал в себе тысячу человек. Курень был пространное строение. Весь город обнесен был валом; у брамы, или ворот стража впущала только известных людей. Во всяком курене оставалось до 200 человек, известных под именем сиромах, не имевших ни какой собственности; они получали жалованье и провиант и должны были быть готовы, по первому востребованию, на службу, и потому сии сиромахи назывались регулярными воинами. Прочие жили хуторами, зимовниками называемыми, где, плодили скот и лошадей, и имели, смотря по достатку, других бродяг человек по нескольку для присмотру за скотом. Сих прислужников не редко хозяин зимовника вооружал, сажал на кони и отправлял грабить Польшу, делясь добычею с ними. О таковых побочных походах Кошевой и войско часто ничего не знали. Во время уже сего распорядка живущее на островах все остались при прежнем своем наименовании пластунов и сверх звериной ловли завели многочисленныя стада свиней, который откармливались и до того одичали, что когда приезжали купцы оных покупать, то иначе не могли их взять, как застрелив. Несколько из сих пластунов завели большие заводы кошек, вмещаемых в выстроенных сараях и не токмо доставляли хозяину прибыль от продаваемых их кож, но еще и тем, что на некоторой окрестности не смели появляться ни хори, ни.....(пропуск в подлиннике); они все это давили и приносили для корму своим детям. Хозяин, снимая сии кожи, продавал, а мясо бросал кошкам.
Запорожцы не забывали ограбленным серебром, золотом и другими камнями украшать церковь в Сечи и таковое окровавленное приношение полагали богоугодным. Сия церковь соединяла в себе неоцененныя богатства. Одних евангелиев, серебром украшенных, считалось 30, в том числе до 10 непомерной величины, из которых, во время крестнаго хода, каждое едва поднимаемо было 4 человеками; паникадил было 12 огромных, серебряной оправы. В средине города выстроены были дома кошевого, судьи и войскового писаря. Сверх сего, войсковая скарбница, в которой хранилась войсковая казна и пушкарня, где были пушки. Всякая пирия имела свою скарбницу, где содержалась особая казна, принадлежавшая той пирии.
Все вообще запорожцы не имели жен ни в Сечи, ни в зимовниках. Некоторые, однакож, женились в соседних городах или деревнях и оставляли там своих жен. Были таковы, что женились в разных местах по два и по три раза. Но сие казалось прекращенным по следующему случаю. Один козак, заехав в местечко Кропивное, женился на племяннице своего кошевого, Григория Калныша, и оставив жену у ея матери, уехал в Запорожье, обещав скоро возвратиться. Мать долго ожидала, но не видя возвращения, взяла дочь и отправилась к своему брату в Сечь. Сей случай заставила кошевого сделать постановление, что все те козаки, которые пожелают жениться, должны оставить свои хутора и поселиться деревнями, на рубеже полков Новой Сербии. Таковых деревень составилось пять, под названиями: Верблюжка, Петровка, Куцовка, Зеленая и Желтая. Сие постановление имело свое начало за 8 лет до истребления Сечи, т. е. начали было умом жить, но поздно. Правда, что сии заселения умножалися такими людьми, которые из пикинерных поселений пожелают, тогда запорожцы приходили вооруженною командою и брали их с семействами, называя своими родственниками и препровождая во вновь заводимыя свои деревни. Средство умножить таким образом число жителей было только известно одним буянам-запорожцам.
На сей степи было довольно сайгаков или диких овец. Старики помнят их стада, покрывавшая его степь. Разсказывают, что когда приходило время им ягниться, тогда стада приходили к хутору и вблизи онаго останавливались до тех пор, пока все не токмо оягнятся, но и их ягненки придут в силу. Повидимому, они сближались к людям для того, чтобы обезопасить себя от хищнаго зверя, но в мнимых своих защитниках обретали то, от чего убегали: запорожцы оставляли их в покое только до того времени, пока их дети придут в силу, и тогда начинали убивать старых и малых и тем отгоняли от себя такую скотину, которая, может быть, современем содеялась-бы домашнею. По замечанию старых запорожцев, сайгаки удалились, неведомо куда, за год до истребления Сечи и во весь сей год, подходя табунами к зимовникам, производили некий странный крик. Так заставляют запорожцы оплакивать падение их войска даже и зверей.
Начало весны здесь прекрасно; вся равнина покрыта хорошей, изобильной травой, между которой разбросаны разнородные цветы; но сия приятность едва до исхода июня месяца продолжается; тогда начинаются жары и теплые ветры, пожигающие всю зелень. Трава изсыхает, стада скота, с весны на жирных пастбищах утучненныя, начинают худеть и ежели осень от дождей и возвращение теплой погоды не поправит корм, то скот, входя в зиму худым, нередко производит падеж. Таковый климат мы, находим, по описаниям, в дикой Аравии, за то она и осталась необитаемою; но Россия, привыкшая превозмогать самое невозможное, приказала заселить сию степь. Народ живет и бедствует: Новое доказательство, что сии степи надобно-бы оставить для скотоводства, а не заставлять на оных мучиться людей.
Все жилища, и те самыя, которыя уже по 20 лет заселены, кажутся по своей скудности как будто вчера на то место перенесенными. Многие скажут: как-же заселили часть сей степи от Кременчуга до Елисаветграда? Да, заселили, но там есть отчасти чернозем, а большею части песок, на котором кое-как хлеб родится, а в дождливое время и довольно хорош, а на Херсонской степи земли нет и на два вершка, а по (под) ней камень или известь, на которой, известно, нельзя ни хлебу, ни садам быть.
Сия-же степь определена судьбою была видеть первыя заселения жидов. Разсеянные по всему миру, херсонская степь их приемлет в виде хлебопашцев. Под их деревни отведено много земли. На первую зиму их много умерло. Обрабатывают они хлеб худо. Видеть, как они пашут, есть смеху достойно. Возле волов, в плуги запряженных, стоит жидов куча, всякий кричит, всякий понуждает. Воловья тихость с жидовскою опрометчивостью не сходна. Плуг тронется с места и кидается во все стороны поверх земли. Жиды, не ведая дать оному настоящаго направления, чтобы придать ему тяжести, садятся на плуг, опрокидываются. Оканчивается все это тем, что приходит несколько жидовок, имея каждая по чулку в руке, и какими нибудь домашним кляузами займут всю честную беседу разговором. Волов в это время никому и в голову не придет выпрячь, и так день пройдет. Из их селений выйдут со временем род местечек, в которых есть всякие мастеровые. Могут они жить разными оборотами, отдавать свою землю в наймы, но хлебопашцами не будут никогда."
Все дневники можно прочитать по адресу - http://library.kr.ua/elib/pishevich/pishevich2.html
Наверное, он единственный человек, который провел путь будущих запорожцев от крепости Азов, которая находилась в устье Дона, до самой Сечи, ниже днепровских порогов. А крепость Азов была в то времена под властью Отоманской Порты. И может быть по этому и наличиствует удивительная схожесть между Янычарами и Запорожцами. В одеянии, атрибутике, в образе жизни.