давно я не писала про живопись..
Дойдя до площади Конвансьон, я купил селедку.
- А теперь ты напишешь мне натюрморт!
Он пошел в свою мастерскую.
Через два часа он появился с картиной, на которой были изображены рыбины на желтой тарелке и две вилки.
Я дал ему тридцать франков и прикрепил картину кнопками к стене.
/скульптор ингенбаум/
во франции тяга к искусству велика. простояв полтора часа в очереди на хоппера и дойдя до отметки "отсюда время ожидания два часа", я поняла, что я херовый искусствовед и пошла пить горячий шоколад со сливками.
но, тем не менее, на одну выставку я все-таки попала - это была выставка хаима сутина в "оранжерее", белорусского еврея, эмигрировавшего в париж.
я не буду сильно тут описывать сутина, его биографию и прочие детали, речь не о том, - обмолвлюсь лишь, что заглавная работа экспозиции, "
купальщица", действительно прекрасный образчик мирового искусства и, являясь репликой рембрандтовской
картины, выигрывает у нее своей живостью и простотой: блики света, контуры женских ступней в прозрачной воде, - все очень лапидарно, безыскусно, но невероятно реалистично.
мы пошли в музей с дорогой моей викторией олеговной. я зависла в зале с гладиолусами, вика ускакала вперед. сутин считается певцом мясных туш, бесконечных кроликов и автором странных женских портретов. я отвела взгляд от гладиолусов и обмерла: на меня смотрела смерть.
логика выставки была очень простой: пейзажи в пейзажах, цветы к цветам, мясо с мясом. поэтому меня прям пронзило стальной иглой и прошиб пот, так это было страшно и неожиданно, когда вместо ожидаемых цветов и кувшинов, я увидела такую картину:
каково же было мое удивление, когда, переварив увиденное и ясно поняв высказывание и замысел автора, я прочла: "натюрморт с селедками".
вика, которую я схватила за руку и притащила к картине, вопя что-то на тему: ты только подумай, КОГО символизирует рыба, сказала: знаешь, а я как-то прошла мимо, и мы тут же, наперебой, принялись обсуждать значение цифры "три", раннехристианскую символику, веласкеса и проч., и проч.
мы простояли минут пять у холста, ощущая вот это ни с чем не сравнимое таинство и красоту работы, невыносимой обманки, и я в который раз поклялась себе, что буду заговаривать с незнакомцами, но никогда, никогда не буду читать названия художественных работ.
разве что после просмотра.