150 лет повести-пророчеству М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города».
В 1870 году после ряда публикаций отдельных глав вышло в
свет произведение Михаила Салтыкова-Щедрина «История
одного города». Это событие получило широкий общественный
резонанс: писателя обвиняли в насмешках над русским народом
и очернении фактов российской истории. Жанр произведения -
сатирическая повесть, обличающая нравы, взаимоотношения
власти и народа в самодержавном обществе.
Повесть «История одного города» насыщена такими
приемами, как ирония, гротеск, эзопов язык, иносказание.
Все это позволяет автору, в отдельных эпизодах доводя до
абсурда описываемое, ярко изобразить абсолютную
покорность народа любому произволу власти. Пороки
современного автору общества не изжиты и в наши дни.
Главные герои повести - градоначальники, каждый из которых
сумел чем-то запомниться в истории города Глупова с 1731-1826
годы. Говорится о двадцати двух правителях, один другого хуже
и чудней. Поскольку портретов градоначальников повесть
описывает немало, наиболее значимые персонажи следующие:
Брудастый - потряс жителей своей категоричностью, своими
возгласами по любому поводу «Разорю!» и «Не потерплю!».
Двоекуров со своими «великими» реформами относительно
лаврового листа и горчицы представляется совсем безобидным
на фоне последующих градоначальников. Бородавкин -
воевал с собственным народом «за просвещение».
Фердыщенко - его алчность и похоть едва ли не погубили
горожан. Прыщ - к такому правителю, как он, народ оказался
не готов: слишком хорошо людям жилось при нем, не
вмешивающимся ни в какие дела. Угрюм-Бурчеев - при всем
своем идиотизме сумел не только стать градоначальником, но
и погубить весь город, пытаясь воплотить в жизнь
свою бредовую идею.
Народ, как водится, второстепенные герои, и показан как
собирательный образ. Автор в целом изображает его как
повинующегося своему правителю, готового терпеть все
притеснения и различные странности своей власти. Вообщем,
безликая масса, которая бунтует только тогда, когда вокруг
происходит повальная гибель людей от голода или пожаров.
Последним градоначальником Глупова стал Угрюм-Бурчеев.
Этот человек был полнейшим идиотом: «чистейший тип идиота»,
как пишет автор. Для себя он поставил единственную цель -
сделать из города Глупова город Непреклонск, «вечно-достойныя
памяти великого князя Святослава Игоревича».
Непреклонск должен был выглядеть так: городские улицы
должны быть однотипно прямыми, дома и строения также
идентичными друг другу, люди тоже. Каждый дом должен
стать «поселенной единицей», за которой будет наблюдать
его, Угрюм-Бурчеева, шпион.
Краткий пересказ «Истории одного города» наглядно
демонстрирует не только сатирическое направление повести,
но и неоднозначно указывает на исторические параллели.
Образы градоначальников списаны с исторических личностей,
многие события также отсылают к дворцовым переворотам.
Полная версия повести (здесь), безусловно, даст возможность
детально ознакомиться с содержанием произведения.
Цитаты из произведения «История одного
города» М. Е. Салтыкова-Щедрина
Наконец, всякий администратор добивается, чтобы к нему питали
доверие, а какой наилучший способ выразить это доверие, как
не беспрекословное исполнение того, чего не понимаешь?
Там, где простой идиот расшибает себе голову или наскакивает
на рожон, идиот властный раздробляет пополам всевозможные
рожны и совершает свои, так сказать, бессознательные
злодеяния вполне беспрепятственно.
И начал он обдумывать свое намерение, но чем больше думал,
тем больше запутывался в своих мыслях. Всего более его смущало
то, что он не мог дать достаточно твердого определения слову
«права». Слово «обязанности» он сознавал очень ясно, так что
мог об этом предмете исписать целые дести бумаги,
но «права» - что такое «права»?
Достаточно ли определить их, сказав: «всякий в дому своем
благополучно да почивает»? не будет ли это через чур уж кратко?
А с другой стороны, если пуститься в разъяснения, не будет через
чур уж обширно и для самих глуповцев обременительно?
«Сумрак законов» - то есть такие законы, которые, с пользою
занимая досуги законодателей, никакого внутреннего касательства
до посторонних лиц иметь не могут.
Одним словом, вопросы глуповцев делались из рук вон
щекотливыми. Наступила такая минута, когда начинает говорить
брюхо, против которого всякие резоны и ухищрения
оказываются бессильными.
Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя
сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность
за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на
плечах вместо головы была пустая посудина.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника
стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно
рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать
под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать,
что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то
есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому
наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не
волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Жители ликовали; еще не видав в глаза вновь назначенного
правителя, они уже рассказывали об нем анекдоты и называли
его «красавчиком» и «умницей». Поздравляли друг друга с
радостью, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки,
снова выходили из них и опять заходили.
- И тех из вас, которым ни до чего дела нет,
я буду миловать; прочих же всех - казнить.
... мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же
лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно» и были наперед
уверены, что «стыд глаза не выест». Таким образом взаимно
разорили они свои земли, взаимно надругались над своими
женами и девами и в то же время гордились тем, что
радушны и гостеприимны.
...ежели человек, произведший в свою пользу отчуждение на
сумму в несколько миллионов рублей, сделается впоследствии
даже меценатом и построит мраморный палаццо, в котором
сосредоточит все чудеса науки и искусства, то его все таки
нельзя назвать искусным общественным деятелем, а следует
назвать только искусным мошенником.
...он был твердой души прохвост, а это тоже своего
рода сила, обладая которою можно покорить мир.
Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не сдерживаемого
уздою и не угрожаемого непрерывным представлением о возможности
наказания на теле. Однажды возбужденное, оно сбрасывает с себя
всякое иго действительности и начинает рисовать своему
обладателю предприятия самые грандиозные.
Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они
непременно злы (в идиоте злость или доброта совершенно
безразличные качества), а потому, что они чужды всяким
соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на
которой они очутились, принадлежит исключительно им
одним. Издали может показаться, что это люди хотя и суровых,
но крепко сложившихся убеждений, которые сознательно
стремятся к твердо намеченной цели. Однако ж это оптический
обман, которым отнюдь не следует увлекаться. Это просто со
всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят
вперед, потому что не в состоянии сознать себя в связи с
каким бы то ни было порядком явлений…
Обыкновенно противу идиотов принимаются известные меры,
чтоб они, в неразумной стремительности, не все опрокидывали,
что встречается им на пути. Но меры эти почти всегда касаются
только простых идиотов; когда же придатком к идиотству
является властность, то дело ограждения общества
значительно усложняется.
А глуповцы стояли на коленях и ждали. Знали они, что
бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего
они не передумали в это время!
...Глуповцы тоже были себе на уме. Энергии действия они с большою
находчивостью противопоставили энергию бездействия. - Что хошь
с нами делай! - говорили одни, - хошь - на куски режь; хошь - с
кашей ешь, а мы не согласны! - С нас, брат, не что возьмешь! -
говорили другие, - мы не то что прочие, которые телом обросли!
Нас, брат, и уколупнуть негде! И упорно стояли при этом на коленях.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предал огню и мечу,
ещё могло казаться, что в нём олицетворяется что громадное,
какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего
содержания, может поражать воображение; теперь, когда он
лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не
тяготел его, исполненный бесстыжества, взор, делалось ясным,
что это «громадное», это «всепокоряющее» - не что иное,
как идиотство, не нашедшее себе границ.
Видно было, как вздрогнула на лице его какая-то административная
жилка, дрожала-дрожала, и вдруг замерла... Глуповцы в смятении
и испуге повскакали с своих мест. Кончилось...
Но все, как бурные, так и кроткие, оставили по себе благодарную
память в сердцах сограждан, ибо все были градоначальники.
Народ, доведенный до вздыхания, -
какого идеала еще можно требовать!
Не только спокойствие, но даже самое счастье казалось
обидным и унизительным, в виду этого прохвоста, который
единолично сокрушил целую массу мыслящих существ.
«Он» даст какое-то счастие! «Он» скажет им: я вас разорил
и оглушил, а теперь позволю вам быть счастливыми! И они
выслушают эту речь хладнокровно! они воспользуются его
дозволением и будут счастливы! Позор!!!
А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые,
пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не
головотяпами, а глуповцами.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Создавая ироничную гротескную «Историю одного города»
Салтыков-Щедрин рассчитывал вызвать у читателя не смех,
а «горькое чувство» стыда. Идея произведения построена
на изображении некой иерархии: простой народ, который
не будет сопротивляться указаниям зачастую глупых
правителей, и самих правителей-тиранов.
Книгу сию желательно иметь как настольную и для чтения
семейного, и во всяком учебном заведении. А уж что до
господ чиновников и прочих властей предержащих особ,
так те и вовсе за долг свой почесть должны с трудом сиим
ознакомление, дабы их хождение во власть еще большей
бедой для Отечества не обернулось.
