Постмодерн вывихнул мозги, похоже, обладателю лучшей частной коллекции икон.
Владимир Бондаренко:
Возьмите XVII век, Симона Ушакова. Сколько упреков ему досталось от староверов! А царь и патриарх поставили Ушакова во главе мастеров Оружейной палаты. Тогда это выглядело так, как если бы сегодня руководителем Софринских мастерских назначили Олега Кулика или Влада Мамышева-Монро.Нет, если бы он назвал Чахала или хотя бы Врубеля, или даже, не знаю, Васю Церетели, - это было бы экстравагантным высказыванием, но не идиотским. А такая аналогия демонстрирует полнейшее невежество. Начать надо как минимум с того, что Ушаков был верующим человеком, и далее со всеми остановками.
Стоит отметить, что с некоторыми высказываниями Бондаренко трудно не согласиться:
Посмотрите на все эти вчера построенные храмы с луковками. Они стоят и тоскуют: «Нам так здесь неуютно, зачем вы нас вытащили сюда из мира идей, но не дали при этом адекватной формы?» В современном городе подражания XVII веку смотрятся как елочные игрушки, чистой воды экзотика. Некоторые люди говорят: «А нам нравятся луковки». Мне тоже нравятся: только оригиналы, а не копии. В Кремле, в Новгороде, в Пскове, в Суздале, во Владимире: дух захватывает от красоты. Потому что те церкви органичны, они создавались мастерами, которые соревновались друг с другом в смелости и новизне.Делает фанасмагорические выводы:
Компьютерные технологии - символ нашего времени, так же как для Средних веков пергамен или левкас.Как я это вижу? Храм, возведенный из композитных материалов. Плазменный иконостас. Вместо паникадила - какая-нибудь лазерная осветительная система. Голография. Странно было бы, если бы в таком храме пелись средневековые гимны. Мелодика, ритмы тоже должны измениться. Проповедь может читаться, скажем, в стиле рэп. Кажется вызывающим? А я напомню, что христианская проповедь вышла из живой речи IV-V веков и именно потому оказала такое влияние на общество. Поймите, я мечтаю не о том, чтобы разрушить что-то, но чтобы вдохнуть новую жизнь и воскресить. Значительная часть интервью посвящена проекту "Предстояние". Ну и Бог бы с ним, в конце концов, нравится ли он отдельным людям или не нравится (как мне), пространство для эксперимента и творческого поиска существует.
Однако, ключевая фраза интервью - вот эта:
"
церковное искусство в России касается не одной только Церкви. Вот я, не церковный человек, но для меня икона - святыня. Не религиозная, но реликвия. Это знак моей принадлежности к православной цивилизации, от которой я не могу себя отделить, даже если б захотел. Некоторые образы - Троица, Богоматерь, Спас Нерукотворный - впечатаны в наш генотип. Православие - базовая идеология, которая цементирует страну, она определяет характер нашей цивилизации, существующей в ряду других (исламской, китайской, евро-атлантической). Архитектура, иконопись - знаковые системы, в которых выражаются идеи этой цивилизации".
И ведь таких людей - успешных и не очень, бизнесменов, писателей, политиков, философов - которым по каким-то прагматическим или эстетическим причинам удобно православие, сегодня очень много. Они не чувствуют традицию, не имеют духовного опыта, не являются членами приходской общины. При этом с удовольствием несут православие в массы. И формируют образ Церкви в массовом сознании - эклектичный, размытый и политизированный. Симулякр.
Недавно смотрела передачу "Сто вопросов к взрослому" по ТВЦ с профессором МГИМО Юрием Вяземским. Его там подросток спросил, как он себе представляет загробную жизнь. А Вяземский ответил примерно так: "Вообще-то я - человек православный. Но я немножечко еретик от православия. Мне кажется, что я уже однажды жил. А в следующей жизни, боюсь, буду девочкой". Даже если он так "элегантно отшутился", была упущена возможность христианского свидетельства на молодежную аудиторию, я уж не говорю про введение в заблуждение мальчика, задавшего вопрос...