(no subject)
задержавшись на работе, неспешно возвращалась домой через рождественский рынок под ратушей, куда из года в год традиционно захожу смотреть на три вещи: не поменялся ли вдруг цветовой тренд елочных игрушек, не улучшилось ли качество глинтвейна и не срубили ли мое любимое инфернальное дерево с огромными красными сердцами-фонарями. но нет, весь китч на своих местах и качество глинтвейна по-прежнему оставляет изжогу и желать, хоть и согревает ненадолго, слегка и уютно размывает навязчиво мигающее на все лады разносветье рынка.
пустой старый трамвай небрежно, взболтав на поворотах, доставил меня до моей остановки, и равнодушно высадил в поле зрения неприкаянно слонявшегося по пустынной улице с банкой пива гастарбайтера, который, проводив мое цоканье плотоядным взглядом, не приминул хищно и молча последовать за мной.
привет-привет вам, мои московские уличные "университеты", научившие с молочных четырнадцати чуять затылком и не путать ни с чем угрюмо-однозрачное мужское преследование за 500 метров, за километр ли. здрасьте.
пока расстояние между мной и тенью позволяет, захожу в русский магазин, - подруга попросила купить сметаны (которой потом заодно и буду бить, деловито подсказывает проснувшийся внутренний стратег вынужденных уличных рокировок юности), - заодно неспешно удостовериваюсь в "хвосте". "хвост", как ему охотничьим инстинктом и положено, выжидает на предполагаемом расстоянии. оценка условий маневренности позволяет пройти вперед несколько шагов в спокойном раздумье, каким приемом следует воспользоваться, достаточно ли небольшой пробежки или стоит попросить хозяина русского магазина проводить до дома, одновременно играется беспечность и якобы неведение о насаженности на черный, ржавый крючок чужого тяжелого внимания, как неожиданно захлестывает смесь собственных ярости и ироничного куража, - это просто опыт уличного сталкинга, эдакая матерость, такого, скорее всего, не могло случиться в моей юности, где надежно впитанный с молоком Ленина октябрятский завет уважай взрослого, любого, взрослые не бывают плохими, ты виноват априори, кастрировал даже обоснованную реакцию в сторону взрослого обидчика, - и, резко повернувшись на каблуках, я иду навстречу ублюдку, глаза в глаза, доходчиво, на пальцах, объясняя, дублируя вслух по-русски, как именно я сейчас оторву ему яйца, если он не свалит с этой улицы подобру-поздорову. недобрый огонек в глазах у мужика сменяется выражением мгновенной растерянности, могло бы быть и иначе, но хищный запал сбит, путь свободен.
пустой старый трамвай небрежно, взболтав на поворотах, доставил меня до моей остановки, и равнодушно высадил в поле зрения неприкаянно слонявшегося по пустынной улице с банкой пива гастарбайтера, который, проводив мое цоканье плотоядным взглядом, не приминул хищно и молча последовать за мной.
привет-привет вам, мои московские уличные "университеты", научившие с молочных четырнадцати чуять затылком и не путать ни с чем угрюмо-однозрачное мужское преследование за 500 метров, за километр ли. здрасьте.
пока расстояние между мной и тенью позволяет, захожу в русский магазин, - подруга попросила купить сметаны (которой потом заодно и буду бить, деловито подсказывает проснувшийся внутренний стратег вынужденных уличных рокировок юности), - заодно неспешно удостовериваюсь в "хвосте". "хвост", как ему охотничьим инстинктом и положено, выжидает на предполагаемом расстоянии. оценка условий маневренности позволяет пройти вперед несколько шагов в спокойном раздумье, каким приемом следует воспользоваться, достаточно ли небольшой пробежки или стоит попросить хозяина русского магазина проводить до дома, одновременно играется беспечность и якобы неведение о насаженности на черный, ржавый крючок чужого тяжелого внимания, как неожиданно захлестывает смесь собственных ярости и ироничного куража, - это просто опыт уличного сталкинга, эдакая матерость, такого, скорее всего, не могло случиться в моей юности, где надежно впитанный с молоком Ленина октябрятский завет уважай взрослого, любого, взрослые не бывают плохими, ты виноват априори, кастрировал даже обоснованную реакцию в сторону взрослого обидчика, - и, резко повернувшись на каблуках, я иду навстречу ублюдку, глаза в глаза, доходчиво, на пальцах, объясняя, дублируя вслух по-русски, как именно я сейчас оторву ему яйца, если он не свалит с этой улицы подобру-поздорову. недобрый огонек в глазах у мужика сменяется выражением мгновенной растерянности, могло бы быть и иначе, но хищный запал сбит, путь свободен.