Муза
Стучат и глухо проваливаются доски под бегущими босыми ногами. Вокруг туман, из него будто вот-вот кто-то кинется в лицо, соединится с полузакрытыми глазами.
Бег, ожидающий конца мостика; бесконечный, усиливающийся от усталости. Прыжок.
Вокруг все тот же туман, он запомнит этот миг тишины. Он - сон, он - облако, он - снег, держит, мучает.
Еще секунда.
От холода кожа становится чужой, прикасается со всех сторон, липнет. Ленивое бульканье смыкается над головой. Вода обнимает тонкие кости.
Еще мгновение.
Тело становится шаром, плотным, непроницаемым, единым.
Рождение.
Больше нет ничего, что минуту назад было прошлым. Нет ни боли, ни слез, ни того, что было ей, ни того, что было им. Нет ни детства, ни старости, ни будущего, ни сейчас. Не осталось ничего, только шар, повисший в мутной, зеленой темноте.
- Когда нам будет пятьдесят, у нас не будет ни семьи, ни детей, потому что мы никогда никого не полюбим, а тех, кто осмелится любить нас, мы непременно доведем до петли, ну, или до сумасшедшего дома… в худшем случае.
- Да… тогда, если мы совсем уже будем томиться в одиночестве, можем жить вместе. Будем читать книги вслух, смотреть фильмы про фриков и украшать всякими штуками дом.
- Только потом нам вместе придется покончить жизнь самоубийством, или поехать в Голландию, чтоб нам там сделали эвтаназию. А то мне совсем не хочется оставаться одной. Тебя оставлять одного я тоже не намерена.
- Да, я тоже об этом подумал. Ты ведь никуда сейчас не торопишься? Пойдем алкоголь пить?
- Я не тороплюсь.
Под ногами скользил снег. Снег летел в лицо, путался в шарфе и таял под подбородком. Держа его под руку, она чувствовала, как он дышит, живет, идет рядом. Молча, они разговаривали о том, что вслух никогда не смогли бы друг другу сказать. Она никогда ему не признается - это слабость, он будет молчать даже самому себе - это страх. Это значило бы предать все, что их объединяет. Нельзя нарушить этого равновесия, они готовы жить страдая, лишь бы вместе, пусть так, лишь бы не ошибиться. Лишь бы вместе.
Весна прижалась к земле. Слезы первой любви покатились по асфальту. От этой страсти рождались капризные почки и мать-и-мачеха.
Ходить по городу, дышать. Воскресенье.
Они шли, и на фотоаппаратной пленке оставался каждый их шаг. Они хотели удержать воздух, запахи, стук сердца, случайные прикосновения, фантазии, мечты, иллюзии.
- Мне кажется, я нашла его, моего принца. Я страдаю, я задыхаюсь, но я счастлива. Каждый раз, когда я думаю о нем, у меня голова кружится.
- Я считаю, что ты должна его использовать и бросить.
- Я тоже об этом думала, но потом поняла, что это ОН! Я даже готова, наверное, замуж выйти.
Она хотела что-то прочитать на его лице, но оно было неподвижным, мертвым - ничего в ответ. Дерево, под которым они сидели и лениво курили, замерло и вместе с ними уставилось вдаль, соки его трепетали и кричали листьям «Подожди!».
Он смотрел на прозрачное солнце в ее волосах, на ветер в ее одежде. Она видела в его глазах себя - больше ничего.
«Да… Принц оказался жабой. Все в нем меня раздражает. И как так вышло, что я на него польстилась? Когда он попадается мне на глаза, у меня возникает одно желание - ударить его. На следующей неделе пойдем в оперу? Все тебе подробно и расскажу. Хоть посмеемся».
В оперу они не пошли. Ее письма он не прочел.
Мокрое платье больно прилипало к груди, животу, ногам. В глазах темнело от холода. Побежать она не могла - это слабость.
Сев в машину, она стянула тяжелую от воды одежду, влезла в длинный шерстяной кокон свитера.
Стало тепло. Хотелось спать.
Из-за ив на другом берегу подсматривало осеннее солнце, тянуло руки к стеклам, сквозь которые она наблюдала за исчезающим туманом. Не было ни прошлого, ни будущего, ни сейчас.
Она закурила сигарету - «За тебя, мой друг».
2010г.
LuxLisbonTR