в огороде бузина, за забором бабка
Обожгла ногу крапивой и нахлынули на меня приятные воспоминания. О любви, не первой, но сильной. Я юна, свежа и нагло красива приехала к любимой бабушке погостить. Дом ее стоит на отшибе на станции Рамонь, что в 40 минутах езды от славного города Воронежа. Хотя, какая к черту станция - деревенька небольшая, лес кругом, пару турбаз в округе и целых 5 водоемов величиной от реки, до болотца. И места там красивые, тут не поспоришь…
Березы стройные, сосны высокие, небо лазурно-голубое и воздух пьянящий свежестью.
Вот то ли воздух мне городской дурехе голову вскружил, то ли действительно я тогда влюбилась без памяти - не знаю. Но парень был непрост. Ох, как не прост. Глаза синющие в пол лица …хм.. ну, высокий, телосложение ладное… а вот больше ничего и не вспомню. Главное глаза! О, Боже, какие это были глаза. Как блюдца. Я смотрела в них и тонула в глубине этих ясных очей. Мозг, не выдерживая перегрузок - выключался и тем самым позволял проводить с возлюбленным сутки напролет. Практически не есть, не спать, а лишь прикасаться к его рукам, слушать голос, наблюдать, как ветер играет с его белокурыми кудрями. Да, он был блондин - я сейчас вспомнила. Кстати, единственный блондин в моей жизни. Всю жизнь неровно дышу в сторону брюнетов, а тут видать переклинило малёк.
Звали моего красавца Вася. Только не ржать! Да, именно «Вася» слетело с его уст, когда мы называли друг другу свои имена. Не Апполон, и даже не Деонис, а «просто Вася» - наименование, которое ему совершенно не соответствовало. Поэтому, Вася тут же был мной переименован в Василька, мол глаза твои, что васильки цветом. На том и порешили.
У любой любовной истории есть трагедия. У моей она заключалась в следующем: Василек приехал из Москвы отдохнуть на турбазу «Березка» на недельку. А познакомились мы с ним, когда ему до отъезда оставалось всего 3 дня. Ровно трое суток нам хватило, чтобы понять - мы созданы друг для друга, сильнее нашей любви свет еще не видывал, будем жить 100 лет держась за руки и умрем в один день.
Мы гуляли вдоль темного леса по бесконечной бетонной дороге и наш путь освещала огромная медовая луна. Мы купались голышом, при этом, даже боясь посмотреть в сторону друг друга, не говоря уж о том, чтобы случайно коснуться. Мы, разговаривали и не могли наговориться. Мы, изрядно вымокнув под проливным дождем, босые и счастливые укрылись в беседке и именно там впервые поцеловались. По всем законам жанра.
После этого мы целовались везде. И чем ближе был час разлуки, тем крепче были поцелуи. В лесу, на дискотеке, в баре, опять в лесу, на детской площадке и наконец, у моей калитки. На часах что-то около двух часов ночи, ему рано утром уезжать, деревня спит, тишина и мы вдвоем прощаемся близ моего дома, понимая, что возможно больше никогда друг друга не увидим. Сердце у меня бухало так, что казалось от его стука, могут проснуться соседи. Василек держал меня за руки, пристально смотрел в глаза и шептал что-то ласковое и утешительное. В ответ, сдерживая слезы, я лишь бормотала «Не уезжай!».
Я знала, что надо его задержать, изо всех сил прижать к себе, поцеловать родные губы, погладить милые кудри и никуда-никуда не отпускать. В ответ он пообещал писать письма и приехать на следующие каникулы. Последний поцелуй, еще один, потом еще и еще… затем более смелые объятья, сбивчивое дыхание, полная луна - вот он момент наивысшего счастья двух любящих сердец.
- Настасья, я долго тут буду тебя у калитки ждать? - неожиданно из темноты раздался голос бабули. - Сколько можно?
Луна померкла, глаза прояснились, скомканные последние «пока», «пока», «пиши», «обязательно», «я буду ждать» и всё. Точка. Нуль. Пустота.
Слезы сами навернулись на глаза, руки от негодования сжались в кулаки и я раздраженно предъявила бабуле:
- Нет, ну надо же, а! Такой момент испортить! И вообще, почему ты не спишь, с каких это пор ты меня у калитки дожидаешься? Понимаешь, что я тут с любовью всей своей жизни прощаюсь? Господи, неужели не могла еще 10 минут подождать, а?
-Не могла, - виновато ответила бабушка. - Понимаешь, тут такое дело. Я проснулась среди ночи, писать захотелось. А в дальний туалет не охота было по темноте идти. Вот я у забора в углу и присела. И только штанишки сняла, а тут вы… Охи, вздохи свои. Я терпела, сколько могла, честно-честно. Сидела тихонечко, не дыша - стыдно же. А тут комары, крапива и писить очень-очень хочется. Сколько ж можно, со спущенным штанами-то сидеть? Ну, я и не выдержала.
Березы стройные, сосны высокие, небо лазурно-голубое и воздух пьянящий свежестью.
Вот то ли воздух мне городской дурехе голову вскружил, то ли действительно я тогда влюбилась без памяти - не знаю. Но парень был непрост. Ох, как не прост. Глаза синющие в пол лица …хм.. ну, высокий, телосложение ладное… а вот больше ничего и не вспомню. Главное глаза! О, Боже, какие это были глаза. Как блюдца. Я смотрела в них и тонула в глубине этих ясных очей. Мозг, не выдерживая перегрузок - выключался и тем самым позволял проводить с возлюбленным сутки напролет. Практически не есть, не спать, а лишь прикасаться к его рукам, слушать голос, наблюдать, как ветер играет с его белокурыми кудрями. Да, он был блондин - я сейчас вспомнила. Кстати, единственный блондин в моей жизни. Всю жизнь неровно дышу в сторону брюнетов, а тут видать переклинило малёк.
Звали моего красавца Вася. Только не ржать! Да, именно «Вася» слетело с его уст, когда мы называли друг другу свои имена. Не Апполон, и даже не Деонис, а «просто Вася» - наименование, которое ему совершенно не соответствовало. Поэтому, Вася тут же был мной переименован в Василька, мол глаза твои, что васильки цветом. На том и порешили.
У любой любовной истории есть трагедия. У моей она заключалась в следующем: Василек приехал из Москвы отдохнуть на турбазу «Березка» на недельку. А познакомились мы с ним, когда ему до отъезда оставалось всего 3 дня. Ровно трое суток нам хватило, чтобы понять - мы созданы друг для друга, сильнее нашей любви свет еще не видывал, будем жить 100 лет держась за руки и умрем в один день.
Мы гуляли вдоль темного леса по бесконечной бетонной дороге и наш путь освещала огромная медовая луна. Мы купались голышом, при этом, даже боясь посмотреть в сторону друг друга, не говоря уж о том, чтобы случайно коснуться. Мы, разговаривали и не могли наговориться. Мы, изрядно вымокнув под проливным дождем, босые и счастливые укрылись в беседке и именно там впервые поцеловались. По всем законам жанра.
После этого мы целовались везде. И чем ближе был час разлуки, тем крепче были поцелуи. В лесу, на дискотеке, в баре, опять в лесу, на детской площадке и наконец, у моей калитки. На часах что-то около двух часов ночи, ему рано утром уезжать, деревня спит, тишина и мы вдвоем прощаемся близ моего дома, понимая, что возможно больше никогда друг друга не увидим. Сердце у меня бухало так, что казалось от его стука, могут проснуться соседи. Василек держал меня за руки, пристально смотрел в глаза и шептал что-то ласковое и утешительное. В ответ, сдерживая слезы, я лишь бормотала «Не уезжай!».
Я знала, что надо его задержать, изо всех сил прижать к себе, поцеловать родные губы, погладить милые кудри и никуда-никуда не отпускать. В ответ он пообещал писать письма и приехать на следующие каникулы. Последний поцелуй, еще один, потом еще и еще… затем более смелые объятья, сбивчивое дыхание, полная луна - вот он момент наивысшего счастья двух любящих сердец.
- Настасья, я долго тут буду тебя у калитки ждать? - неожиданно из темноты раздался голос бабули. - Сколько можно?
Луна померкла, глаза прояснились, скомканные последние «пока», «пока», «пиши», «обязательно», «я буду ждать» и всё. Точка. Нуль. Пустота.
Слезы сами навернулись на глаза, руки от негодования сжались в кулаки и я раздраженно предъявила бабуле:
- Нет, ну надо же, а! Такой момент испортить! И вообще, почему ты не спишь, с каких это пор ты меня у калитки дожидаешься? Понимаешь, что я тут с любовью всей своей жизни прощаюсь? Господи, неужели не могла еще 10 минут подождать, а?
-Не могла, - виновато ответила бабушка. - Понимаешь, тут такое дело. Я проснулась среди ночи, писать захотелось. А в дальний туалет не охота было по темноте идти. Вот я у забора в углу и присела. И только штанишки сняла, а тут вы… Охи, вздохи свои. Я терпела, сколько могла, честно-честно. Сидела тихонечко, не дыша - стыдно же. А тут комары, крапива и писить очень-очень хочется. Сколько ж можно, со спущенным штанами-то сидеть? Ну, я и не выдержала.