Из жизни слов
Это случилось очень давно в еврейском местечке неподалеку от Винницы. У местного богача Гирша - мельника сын в детстве был болезненным ребенком. А проявления его болезни были такими, что прилипло к нему прозвище «какер». И мать кричала ему: «Какер, иди полдничать», - и мальчишки звали: «Какер, айда на озеро». Но вот исполнилось мальчику 13 лет, справили ему, как положено, бар мицву, закончил он обучение в местном хедере и начал помогать отцу на мельнице. Парень здоровый, видный, надо было с прозвищем этим обидным кончать. Как-то в пятницу купил он жбан хорошего кваса и сладких пирогов, собрал своих друзей и, когда жбан опустел, попросил ребят «какером» его больше никогда не звать. И более того, должны были они при случае и другим говорить, что он - Шмулик, просит так к нему и обращаться, так упоминать о нем в разговорах. А если нет, то он и врезать не постесняется. Ребята пообещали и сделали. «Знаете новость, Шмулик ништ мер какер*», - кричали они во дворе синагоги, где в пятницу вечером евреи собирались на молитву, на базарной площади во время торгов и перед местечковой новинкой - клубом, где приехавшие из Киева или Одессы студенты читали лекции. И опять к Шмулику прилипло! «Ништмеркакер» теперь звали его все в местечке. И не только евреи. Половина жителей местечка были украинцами или поляками, но идиш все прекрасно понимали.
Шмулик женился, у него родился ребенок, через пару лет второй. Он стал на мельнице главным, но ничего не изменилось: «Пойдем на брит к Ништмеркакеру?» - спрашивал сосед свою жену.
С тех пор прошло больше ста лет. Местечко уже не местечко, а украинское село. Никаких евреев здесь давным-давно нет, идиша никто не понимает, но... Когда хозяйку уж очень достают приехавшие из Винницы, а то из самого Киева, важные родственники мужа со своими балованными детьми, она говорит вполголоса на кухне своей маме: «Как же мне надоели эти, - и после паузы, - ништмеркакеры». И на лице старухи расцветает улыбка.
Шмулик женился, у него родился ребенок, через пару лет второй. Он стал на мельнице главным, но ничего не изменилось: «Пойдем на брит к Ништмеркакеру?» - спрашивал сосед свою жену.
С тех пор прошло больше ста лет. Местечко уже не местечко, а украинское село. Никаких евреев здесь давным-давно нет, идиша никто не понимает, но... Когда хозяйку уж очень достают приехавшие из Винницы, а то из самого Киева, важные родственники мужа со своими балованными детьми, она говорит вполголоса на кухне своей маме: «Как же мне надоели эти, - и после паузы, - ништмеркакеры». И на лице старухи расцветает улыбка.
- Уже не засранец (идиш)