Лет пять назад мой давний приятель провел полгода в Афганистане, где работал в одной из миссий ООН в Кабуле. Из этой поездки он привез несколько забавных рассказов о сослуживцах, коллекцию старинного серебра: браслеты, подвески и ожерелья, украшенные чудесными лазуритами, и несколько десятков фото, сделанных на кабульских базарах и в "антикварных" лавках, где американским офицерам и европейским чиновникам впаривали современные поделки под видом старины. Рассматривая недавно в гостях у него (ухоженная вилла в пригороде Кельна) эти фото, я обратил внимание на изображения трех обгоревших сверху и снизу страниц, покрытых арабской вязью. Приятель рассказал, как однажды в тесной темной лавчонке у входа на птичий рынок он увидел на верхней полке единственного застекленного шкафа за грудой черненого серебряного хлама книгу. Продавец не очень охотно вытащил книгу из шкафа, сказав, что это истинная драгоценность, с которой он расставаться не желает, разве что за десять тысяч долларов, но показать ее уважаемому покупателю может. Перелистав несколько страниц, приятель сообразил, что перед ним рукописный текст на арабском языке, которым он не владел. Хозяин явно вешал ему на уши лапшу, утверждая, что книге этой тысяча лет, что она обгорела во время нашествия монголов, а написал ее сам Авиценна. «Уважаемый покупатель» заявил, что книга его интересует, но он должен посоветоваться с экспертом и попросил разрешения сфотографировать ее. Ему удалось сделать снимки обложки и трех страниц, прежде чем хозяин книгу отобрал и спрятал. Фото обложки оказалось не в фокусе, а страницы вполне читались. Никакого эксперта он тогда не нашел, а может, и не очень искал, так что содержание страничек оставалось тайной. Тут я вспомнил, что мой школьный товарищ еврей, католик, полиглот, ученый, шпион и журналист-аналитик ныне работает в Мичиганском университете, где арабским языком и литературой занимаются давно и очень серьезно. Я списался с ним, послал фото страниц и через два месяца получил перевод.
... в назидание молодым, только ступающим на тяжкий путь врачевания. Ибо должны они ясно сознавать, что и наилучшее лечение может оказаться источником бед для их больного. В те дни, когда происками клеветников я оказался в тюрьме в Хамадане, явился ко мне начальник стражи эмира Абу Хасан Дурахшон. Тут должно отметить, что заключение мое не было жестоким: комната хорошо освещалась сквозь зарешеченное окно, я мог продолжать писать мою книгу, кормили сносно, мне разрешалось получать передачи. Только желающих передачи посылать не находилось. Так вот, этот начальник стражи, с которым я был мало знаком прежде, принес мне в подарок свежие фрукты и сказал, что с разрешения эмира он приведет на осмотр свою старшую жену Наргизу, которая в последнее время болеет. На следующий день они появились ближе к вечеру. Я спросил женщину, на что она жалуется, и узнал, что ее мучают головокружения, потеря аппетита и сильные боли во время месячных. Женщина была родом из Шираза, она родила мужу двух здоровых сыновей, а от роду ей было тридцать четыре года. На просьбу исследовать ее пульс она протянула в дверное окошко полную руку с короткими пальцами, унизанными кольцами. Я различаю сто четырнадцать видов пульса, так что ритма ее сердцебиения вкупе с ответами на мои вопросы оказалось достаточно для постановки диагноза. Я велел мужчине прийти завтра, так как мне необходимо поразмыслить, и попросил его принести немного вина как лекарства от слабости после долгих размышлений. Назавтра утром стражник принес сладости и вино, а во второй половине дня появился и сам начальник стражи. Мы беседовали недолго:
- У вашей почтенной супруги, эфенди, явственно прослеживается дисбаланс элементов, а это влияет на соотношение активностей пневм. Но оставим теорию, Дурахшон ага, господин мой, скажите, сколько вам лет и сколько лет вашей младшей супруге?
- Мне 50, а моей младшей жене 22 года, но к чему эти вопросы?
- Я уверен, что недомогания вашей драгоценной старшей супруги связаны с тем, что вы давно не появлялись в ее спальне. Наш Закон требует, чтобы между женами было равенство в распределении благ. Если муж проводит ночь у одной жены, то следующую ночь он обязан провести у другой. Проводите ли вы ночи в спальне младшей жены и как часто?
- Да, уважаемый доктор, обычно раз в неделю.
- Так почему же вы не посещаете спальню старшей?
- По очень простой причине. У меня с ней ничего не получается. Но я ей дарю больше подарков и слежу, чтобы у нее ни в чем не было недостатка.
- Увы, женщины из Шираза страстны и сохраняют эту страстность до почтенного возраста. А Наргиза в самом расцвете женственности. Она болеет только из-за вашего пренебрежения ее ложем.
- Что же мне делать? Неужели развестить с матерью моих сыновей?
- Даже не думайте об этом. Вот вам три рецепта. Отнесите их в аптеку маленького Наиля в нижнем городе, рядом с Голубой баней. Он сделает вам жидкость, порошок и мазь. Жидкость пейте в намеченный для посещения старшей супруги день три раза: утром, в полдень и перед наступлением сумерек, порошок разведите в чашке с вином и выпейте за час до встречи с Наргизой, мазью смажьте ваш нефритовый жезл уже в ее спальне. Рядом с ней, закройте глаза и представьте, что лежите с младшей супругой. Уверяю вас, все получится, и ваша старшая супруга выздоровеет и станет еще прекраснее.
Больше этого важного чиновника я никогда не видел. Но, уверен, что лечение было удачным, поскольку дважды в неделю мне приносили в тюрьму корзину полную многими изыскаными яствами. Через месяц передачи иссякли. А еще через два месяца наш эмир почувствовал ужасные боли подагрической природы и приказал немедленно меня освободить, так как только я владел секретом смягчения его страданий.
С удивлением я увидел, что во дворце появился новый начальник стражи. Оказалось, что прежнего лишили высокой должности, вынудили продать дом по дешевке и отправили командовать отдаленной крепостью. Родители его младшей жены истребовали развод и возврат свадебных подарков, а старшей с детьми деваться было некуда, и она последовала в ссылку вместе с мужем. Причиной опалы было безнравственное поведение и пренебрежение службой. Его видели средь бела дня прикрывающим лицо возле домов свиданий в центре города и в отвратительных притонах за городской стеной. Его подчиненные, следуя дурному примеру начальника, распоясались и вели себя недостойно. Чашу терпения эмира переполнили два доноса. Из первого следовало, что три стражника нагло требовали в лавке почтенного продавца ковров невиданных скидок, а когда приказчик им отказал, жестоко его избили. Второй донос сообщал, что в тот же день Абу Хасан развлекался в своих покоях с акробаткой - раджпуткой из странствующего цирка, в то время, как его жены в этом же доме вкушали послеполуденный отдых.
И тут я задаюсь вопросом, не ослаб ли мой ум из-за тюремных тягот, действительно ли было выбрано наилучшее лечение для Наргизы, старшей жены начальника стражи. И если это лечение было наилучшим, отчего же вследствие его применения ее жизнь стала хуже, чем до лечения? Где граница... невозможность...
Товарищ писал, что с этого места буквы становятся неразличимыми, что, судя по шрифту, написано это было не ранее 17-го века, что в научном обороте подобного текста нет.
Значит не узнать нам, если только таинственная книга не выплывет из афганской трясины, где же она, эта граница, и как нам быть с этой невозможностью.