О жажде
В последнее время все чаще хочется быть водой. Такой значимой, столь необходимой для жизни. Очнувшемуся от наркоза после тяжелой операции больному очень хочется пить. Он просит лишь об одном глотке, но улучшить его состояние могут даже просто смоченные губы. Мне хотелось бы приносить столько же счастья человеку, соклько приносит вода в жаркий и липкий от пота полдень. Деньги, машины, квартиры, привязанности, друзья… все уходит на второй план, когда тебе нужна вода. Ты с радостью поглощаешь ее или даешь поглоть ей себя, выкинув тело в прогретый водоем. Так или иначе, она возвращает тебе силы. Я хочу быть водой. Изо всех сил. Изо дня в день. Но пока мне выпадало быть тем самым больным, очнувшимся после тяжелой операции. Причем явно сердечником. Этот орган особенно слаб у тех, кто умеет любить.
Моя первая операция прошла довольно успешно, видимо, потому что была плановой. И ее последствия я ощутила лишь спустя какое-то время, когда поняла, что пустота, оставшаяся после нашего разрыва, ничем не заполняется. Жажда моя ничем не утолялась, и только увеличивалась, пропорционально часам, которые отделяли меня от моего недавнего тогда еще прошлого. Мои поиски счастья могли бы увенчаться успехом, не будь я настолько наивной в свои 17 лет. Влюбленность была моим неизлечимым состоянием. Но все мои амурные чувства при этом были лишь выдумкой. Они не оставили следа. Наверное, поэтому иногда поздно ночью я открывала коробку со старыми письмами, перечитывала и напивалась прошлым. Думала - а стоило ли тогда вот так рвать все. Тем не менее, после первой операции я полностью оправилась. Ведь силы молодого организма неисчерпаемы.
Второе хирургическое вмешательство тоже не явилось неожиданностью. Оно было результатом запущенного недуга. В этих отношениях мне так хотелось большего, а мне не давали и банального, обязательного по программе, если так можно выразиться. Мы довели историю до прилюдного обмена кольцами, чтобы, не дожив до следующей осени, убить всяческое желание быть вместе. И если первая любовь была источником, которыйпитал меня, но надоел в одно прекрасное летнее утро, то эта зрелая увлеченность игрой во взрослых была потоком, проложившим новое русло для течения моей прежде безмятежной жизни. Смывались города и лица, рвались связи. И, как случается после стихийного бедствия, приходилось строить жизнь заново. Но этот бурный поток, однажды превратившись в степенное озеро, готовился стать болотом. И в нем не хотелось оставаться, пусть болото и состояло в основном из воды, но жажда моя по-прежнему оставалась неутолимой. Казалось, я могу выпить море.
Оно и теперь мне нужно. Но побывав в его волнах, я точно узнала, что количество штормов, которые я смогу пережить, жестко ограничено, и не стоит искушать судьбу. Море слишком непредсказуемое и слишком соленое, надменное, своенравное и пьяное от зашкалившего чувства собственного совершенства. Мне даже иногда жаль его. При всех своих достоинствах, размерах, глубине, объемах, которые оно в себя вмещает, оно никого не может напоить, никого не избавит от жажды. Последняя операция, как вы понимаете, была экстренной, нельзя было медлить, надо было резать сейчас или уже не имело смысла. Врачам ничего более не оставалось, как удалить добрую часть сердца и те самые нервные окончания в головном мозге, которые отвечают за чувство жажды. Я не хочу больше пить.
С тех самых пор, как жажда перестала меня более мучить, я верю, что есть где-то на этой планете уставший путник, изнывающий от нее. В тот день, когда я помогу ему, мне будет радостно на душе так, как никогда еще не было.
Моя первая операция прошла довольно успешно, видимо, потому что была плановой. И ее последствия я ощутила лишь спустя какое-то время, когда поняла, что пустота, оставшаяся после нашего разрыва, ничем не заполняется. Жажда моя ничем не утолялась, и только увеличивалась, пропорционально часам, которые отделяли меня от моего недавнего тогда еще прошлого. Мои поиски счастья могли бы увенчаться успехом, не будь я настолько наивной в свои 17 лет. Влюбленность была моим неизлечимым состоянием. Но все мои амурные чувства при этом были лишь выдумкой. Они не оставили следа. Наверное, поэтому иногда поздно ночью я открывала коробку со старыми письмами, перечитывала и напивалась прошлым. Думала - а стоило ли тогда вот так рвать все. Тем не менее, после первой операции я полностью оправилась. Ведь силы молодого организма неисчерпаемы.
Второе хирургическое вмешательство тоже не явилось неожиданностью. Оно было результатом запущенного недуга. В этих отношениях мне так хотелось большего, а мне не давали и банального, обязательного по программе, если так можно выразиться. Мы довели историю до прилюдного обмена кольцами, чтобы, не дожив до следующей осени, убить всяческое желание быть вместе. И если первая любовь была источником, которыйпитал меня, но надоел в одно прекрасное летнее утро, то эта зрелая увлеченность игрой во взрослых была потоком, проложившим новое русло для течения моей прежде безмятежной жизни. Смывались города и лица, рвались связи. И, как случается после стихийного бедствия, приходилось строить жизнь заново. Но этот бурный поток, однажды превратившись в степенное озеро, готовился стать болотом. И в нем не хотелось оставаться, пусть болото и состояло в основном из воды, но жажда моя по-прежнему оставалась неутолимой. Казалось, я могу выпить море.
Оно и теперь мне нужно. Но побывав в его волнах, я точно узнала, что количество штормов, которые я смогу пережить, жестко ограничено, и не стоит искушать судьбу. Море слишком непредсказуемое и слишком соленое, надменное, своенравное и пьяное от зашкалившего чувства собственного совершенства. Мне даже иногда жаль его. При всех своих достоинствах, размерах, глубине, объемах, которые оно в себя вмещает, оно никого не может напоить, никого не избавит от жажды. Последняя операция, как вы понимаете, была экстренной, нельзя было медлить, надо было резать сейчас или уже не имело смысла. Врачам ничего более не оставалось, как удалить добрую часть сердца и те самые нервные окончания в головном мозге, которые отвечают за чувство жажды. Я не хочу больше пить.
С тех самых пор, как жажда перестала меня более мучить, я верю, что есть где-то на этой планете уставший путник, изнывающий от нее. В тот день, когда я помогу ему, мне будет радостно на душе так, как никогда еще не было.