Cтарший сын. Часть первая.
Сангвиний, Кровавые Ангелы, Баал.
На самом деле "Старший сын" - первая глава небольшой повести, но читать можно и как самостоятельную новеллу. Герой-репортер (POV) - Ралдорон. Рейтинг - PG-13.
Целиком на фикбуке (в один ЖЖ-шный пост традиционно не влезло).
4 год от Обретения Ангела
Ралдорон стоял на почтительном отдалении, хранил молчание, внимательно слушал, потому что ему было позволено слушать, и думал, не пора ли спасать примарха.
Нет, правда.
Вот его примарх отступил еще на шаг. Еще на полшага. Еще немного - и концы его крыльев коснутся стены. Ралдорон не смог бы объяснить, что за катастрофа случится, если коснутся, но что какая-то катастрофа точно случится, был уверен.
И не знал, как вмешаться, чтобы не сделать хуже.
Они обступили его примарха плотно - четверо мужчин и три женщины. Самый рослый из них был примарху только немного выше пояса, все они были безоружны, босоноги, одеты в неподшитую шерсть. Все немолоды, все не в лучшей физической форме, одна из них тяжело опиралась на костыль. Даже все вместе они не представляли для примарха никакой реальной угрозы.
И все же примарх отступал, а они надвигались, постепенно оттесняя его к стене.
(Меньше метра от переборки до конца самого выступающего пера).
Люди были сильно напуганы - Ралдорон не только видел, но и чуял их страх, в воздухе отчетливо пахло адреналином и кортизолом. Но еще они были разгневаны, и если он правильно оценивал их состояние, разгневаны даже больше, чем напуганы. Они говорили громко и быстро, перебивая друг друга и примарха, что было даже не столько возмутительно, сколько непредставимо. Примарх отвечал им - напряженным, слишком высоким, сдавленным голосом. Ему стоило заговорить громче на десяток децибел, чтобы без труда перекрыть всех остальных даже вместе взятых, но он почему-то не делал этого.
Ралдорон считал до сих пор, что сносно выучил баальский, но сейчас сомневался. Люди говорили на двух или трех диалектах, и слишком быстро, и использовали выражения, которых он не знал, а расшифровать не успевал. Интонация была, впрочем, постоянна: гнев, страх, обвинение.
- Мы поверили твоему слову, Бен-дам!
(Девяносто один сантиметр).
Самая старшая из женщин подняла руку и ткнула примарха в грудь указательным пальцем. Жест был обличительный и несомненно угрожающий. Схемы распознавания агрессии активировались, ускорилось сердцебиение, и Ралдорон подавил рефлексы усилием воли. Это нелепо, здесь нет никакой действительной опасности для примарха.
И кроме того, Ралдорону, как и всем остальным Ангелам, было запрещено строго, однозначно и определенно причинять какой бы то ни было вред этим людям, как бы враждебно они ни повели себя.
Строго и однозначно.
Его дело - смотреть и слушать.
(Восемьдесят шесть).
Как они только смели разговаривать с его примархом в таком тоне? Как у них получалось? Его примарх, как и его братья, вызывал у обычных людей трепет - если только они не были достаточно привычны к его присутствию. Но даже те, кто научился владеть собой, даже самые высокопоставленные из людей, даже лорды-патриции Терры, даже сам Лорд-Регент - никто и не подумал бы говорить с примархом иначе, чем тоном предельного уважения.
Но не семеро баалитов.
(Восемьдесят)
Почему примарх не мог просто приказать им? Разве он не был их верховным правителем до своего обретения? Его титулы звучали именно так: Посланник Сущего, Великий Пророк, Голос небес.
Чего Ралдорон не сумел понять про примарха и про то, что связывало его с этими людьми? Чего не сумел понять, хотя должен был?
(Семьдесят три)
И ведь происходящее на самом деле было его, Ралдорона, виной. Хотя бы отчасти.
Переселение (Исход, как говорил примарх, и он не шутил) готовилось с большой срочностью. Примарх хотел, чтобы Народ покинул свой мир смерти как можно скорее. «Они претерпели достаточно, и я не хочу длить их беды и на лишний день», были его слова. Кроме того, примарх настоял, что организовывать Исход должны его сыновья, и было видно, что это условие по-настоящему важно для него.
Задача даже не выглядела сложной. Срочной - несомненно, но не сложной. Сто с небольшим тысяч населения Баала - это пассажиры всего для пары имперских кораблей среднего измещения. Да, было странно, что баалиты (Народ, как учил говорить примарх) отказывались общаться с кем-то из Астартес напрямую, предпочитая использовать флотских в качестве посредников. Но не более того. В остальном, стоило старейшинам Народа узнать, что какое-то распоряжение исходит от Ангела, они соглашались быстро и беспрекословно. Ралдорон даже сказал бы - дисциплинированно.
И вот, из-за спешки, или потому, что сам Ралдорон и все остальные, кому поручили устроить переселение, были Астартес и им не всегда легко давалось учитывать особенности обычных людей - так или иначе, важная, очень важная деталь оказалась упущена из виду. Того, что случилось позже, легко было бы избежать.
Радиационное голодание - феномен известный и хорошо изученный. Сообщи они заранее людям Баала, чего ждать, все могло бы обернуться иначе. Могло бы и после того, как синдром проявился, почти одновременно, у многих и многих. Оплошность была исправлена и меры приняты, умереть успело всего несколько человек, в основном стариков, у кого форма оказалась скоротечной. Но кто-то из штата Имперских медикусов - невеликого ума или просто плохо понимающий, с кем имеет дело, назвал людям Баала настоящую причину эпидемии. Которая была услышана и понята ими по-своему.
«Вас поразила болезнь, потому что вы покинули родной мир».
И все вспыхнуло одновременно.
И вот теперь старейшины - Учителя, Пророки и Пророчицы - стояли перед примархом, обвиняя его в случившемся.
А он пятился.
(Шестьдесят шесть).
Они требовали вернуть их обратно, на Баал. Они не хотели слушать никаких аргументов и возражений.
Они не были глупы. Они понимали суть объяснений о причине болезни - насколько могли понять. Они просто отказывались считать это объяснение достаточным.
Женщина с костылем бросила примарху какую-то фразу. Ралдорон понял ее только приблизительно, но, судя по всему, это была строка из священного текста. Примарх побледнел еще сильнее, заговорил вдвое быстрее и окончательно перешел на тот архаичный диалект баальского, из которого Ралдорон понимал только смысл отдельных корней.
Лжепророк. Они называли его примарха лжепророком. Сколько Ралдорон знал, для баалита есть только одно оскорбление хуже.
Но примарх только отступил дальше.
(Двадцать три).
- Хорошо!.. - сказал примарх, и в голосе у него было почти что отчаяние. - Хорошо! Я велю развернуть корабли.
Ралдорон подавил желание зажмуриться.
Никогда и никто не узнает о произошедшем здесь. Никогда и никто.
* * *
Примарх удалился в свои покои, и, хотя были важные дела, Ралдорон счел, что примарх нуждается хотя бы в часе покоя. У него же будет время подумать и навести нужные справки.
Катастрофа не была полной, потому что баалиты вовсе не были единодушны. Ралдорон сам наблюдал дикую сцену вчера в трюме, после которой примарх и собрал старейшин вместе. Было беспорядочно и шумно, и одни люди высоко воздевали руки и потрясали посохами, и произносили нечто угрожающее нараспев. А другие либо плакали, либо шарахались в сторону, либо злились - а потом сами заговаривали в том же тоне и так же воздевали руки.
Проклятия. Как Ралдорон понял по словам - но больше по мертвеющему лицу примарха - это был обмен проклятиями.
Выглядело предельно нелепо, как сцена из голофильма про жизнь дикарей. (Все верно, а кем же еще они были?). Немногочисленные зрители из числа флотских посмеивались украдкой. Но для самих баалитов - и самое главное, для самого примарха - все было предельно всерьез. Потому не до шуток было и Ралдорону, и всем Ангелам.
Но примарх же не мог верить в пролятия, так? Он разделял Имперские Истины полностью и безраздельно, даже несмотря на то, что был воспитан в религиозных заблуждениях. Так?..
Ралдорон был свидетелем и того, как поздним вечером по бортовым часам, после того, как примарху удалось навести подобие порядка в трюме, пришла делегация несогласных - и попросила встречи.
Их было семеро, но говорила одна, женщина лет двадцати пяти на вид, по имени Нехора («Нехора бат Нахум бен Раав бен Авиэль», - продолжил примарх сразу и без запинки, когда она назвала свое имя). Она была настроена решительнее всех, остальные если и подавали голос, то чтобы согласиться с ней. Нехора говорила по-баальски, но примарха старательно называла на готике, «лорд Сангвиний» и пользовалась (хотя часто и неправильно) исключительно его имперскими титулами. Она говорила о желании принять Имперские истины, оставить прошлое и стать настоящими гражданами Империума. «Что бы ни утверждали наши старики, - сказала она примарху, - мы готовы последовать за тобой по-прежнему. Ты обещал нам новое небо и новую землю, и вот они перед нами» - она обвела рукой над головой и топнула ногой в пол. «Я рад твоим словам, - ответил ей примарх, и он действительно выглядел растроганным. - Но ты не должна говорить так непочтительно о старших, Нехора бат Нахум». Она растерялась на секунду, потом поклонилась: «Как ты скажешь, лорд Сангвиний. - Но что бы Учителя и Пророки не решили между собой, мы следуем, куда ты скажешь. Мы туда не вернемся», - она решительно указала рукой в случайном направлении, но Ралдорон понял, что она имела в виду Баал.
Примарх обнял ее на прощание, но когда она ушла, выглядел только еще более огорченным и растерянным. «Проклят, кто вносит разделение и раздор между людьми Истинной Крови, семикратным проклятием проклинаю сеющего семена смуты…», - пробормотал он вполголоса и тяжело вздохнул, тяжело и измученно.
И вот, сегодня.
Нельзя было все так оставлять. Нельзя было оставлять примарха с этим одного.
Час истек.
Его примарх стоял посреди своих покоев и глубоко дышал, вдох и выдох, так что приподнимались и опускались крылья, и крепко прижимал ладони к лицу. Выглядел он так, словно Старейшины ушли не час, а минуту назад. Было похоже, что у него болела голова.
- Ав адони, - позвал Ралдорон.
Его примарх отнял руки от лица, поднял голову и чуть улыбнулся ему.
…Это всегда было одинаково. Ралдорон думал, что время притупит остроту, должно было притупить. Сколько раз примарх обращался к нему лично, сколько раз смотрел на него, сколько раз ему улыбался?
И всякий раз было одно и то же. Шесть тактов мелодии - всегда шесть, не больше и не меньше. Шесть тактов, флейта, цимбалы и что-то струнное. Ралдорон нашел записи инструментов и сличил. В Астартес отбирали не за музыкальный слух, и он даже не подозревал, что обладает таковым - пока примарх не стал учить их петь, и не выяснилось, что почти идеальный музыкальных слух есть не только у Ралдорона.
У всего Легиона.
А Ралдорон еще всегда удивлялся, что же его так раздражают песни Волков.
Шесть тактов мелодии - и с ними чувство радости. Даже не такой, которую испытываешь после победы. Такой, какую испытываешь, когда, спустя недели кампании, рефильтрованного воздуха и рефильтрованной воды, впервые снимаешь шлем, дышишь чистым воздухом и пьешь свежую воду.
Шесть тактов, воздух и вода.
«Псевдогаллюцинации».
Да, конечно. Просто псевдогаллюцинации.
- Хорошо, что ты здесь, - сказал примарх. - Мне потребуется созвать Старейшин завтра снова. Я должен их убедить. Я уверен, что сумею.
«Но корабли вы уже развернули».
Сказал Ралдорон другое.
- Поручите переговоры мне, ав адони.
Ралдорон снова забыл, что примарх велел обращаться к себе на «ты», но на сей раз примарх даже не заметил ошибки.
- Тебе?
- Я возьму на себя хотя бы часть.
- Почему ты думаешь, что справишься лучше? - спросил примарх, без недовольства, только с удивлением
«Потому что справиться хуже трудно. Потому что вы любите их, а они отвергают вашу заботу, и мне невыносимо на это смотреть. Потому что они не имеют надо мной власти, какую имеют над вами». Таков был честный ответ, но произнести его было немыслимо, и Ралдорон промолчал.
Примарх, впрочем, ответил себе сам.
- Может быть, ты и прав…- сказал он задумчиво, глядя то на Ралдорона, то на свои руки. - Кто-то чужой для Народа, кто лучше знает Империум, но никогда не давал им надежд и обещаний, которые не в силах исполнить…
Ралдорон почувствовал свою неуместность. Едва ли последняя фраза и впрямь предназначалась для его ушей.
Или все-таки… предназначалась?
- Но, - примарх снова вздохнул, - это невозможно. Никто из Народа не станет с тобой говорить. Для них ты…
Примарх замешкался и поморщился. Ралдорон пожал плечами.
- Не человек, ав адони. Я знаю.
Когда все только началось, Ралдорон навел справки.
- Но ты, ав адони, считаешься одним из Народа. А я - твой сын.
Примарх снова улыбнулся. Улыбнулся так, что снова зазвучали шесть тактов.
- Все это очевидно для нас, мой сын, но, увы, далеко не так просто в глазах Народа, - сказал он.
- Я узнал, что существует способ проверки - для спорных случаев.
Нехора бат Нахум, когда Ралдорон нашел ее, рассказала довольно подробно, пусть и неохотно. И старалась держаться на расстоянии.
- Он существует, - сказал примарх, и его лицо прояснилось. - Суд Крови, чтобы решить, есть ли у человека Изъян. К суду прибегают редко, но это возможно. Ты хочешь его пройти?
- Я смогу быть гораздо более полезным, имея возможность говорить с Народом напрямую, ав адони. Мне тяжело сознавать, что пока я не приношу тебе никакой пользы в этом деле.
- В последнем ты ошибаешься, - сказал примарх мягко. - Но в первом прав.
Примарх подошел ближе.
- Спасибо, Рал, - сказал он и похлопал по плечу. - Что бы я только без тебя делал.
Не первый раз он так говорил, и это неизменно неприятно царапало. Ралдорон не выдал бы неудовольствия и под страхом смерти, как бы ни хотелось поморщиться. Он даже не был уверен, имеет ли на это неудовольствие право - примарху виднее, как проявлять свое расположение. И фамильярность обращения должна была радовать, даже льстить. Может быть, и радовала бы, не будь именно эти слова и эти жесты такими выученными, такими… неестественными у его примарха.
Ралдорон даже знал источник, из которого они взялись. Слово «подражание» казалось - и было! - на грани непочительного. И тем не менее, именно им поведение его примарха и было. Подражанием.
Точно таким образом Лорд Гор выказывал особое расположение своему Первому Капитану, и не только ему, но и другим, кто удостаивался привилегии считаться не просто его Астартес, но и его друзьями.
Его примарх многое перенимал у Лорда Гора. Манеру носить поверх парадного доспеха шкуру, приметные словечки (Ралдорон знал их все), какие-то способы поощрять экипажи кораблей, набранные из обычных людей.
И его отец и господин имел на это полное, неотъемлемое право. Не было ни малейшей причины для неудовольствия. Не было даже никакой причины так тщательно подмечать все, что его примарх… заимствовал у Лорда Гора.
Совершенно, абсолютно никакой.
- Я приложу все усилия, ав адони, - сказал Ралдорон и поклонился.
Корабли по-прежнему шли обратным курсом.
* * *
Спустя неделю он подумал, что был бы не против небольшого, совсем локального возмущения в варпе, которое задержало бы возвращение еще на какое-то время.
Он проводил с примархом много времени, пользовался роскошью его внимания, подаренного очень щедро и почти безраздельно. Потому что примарх перепроверял, все ли он запомнил, несколько раз - хотя и знал, конечно, что запомнил с первого.
Титулы, обращения, тонкости этикета - их удивительного много для народа кочевников из радиоактивной пустыни. Точные формулировки ответов.
- Всех вопросов я не смогу назвать тебе заранее, - говорил примарх с заметным беспокойством. - Только те, которые задавали мне. Но наверняка будут новые, закон это позволяет.
- Как мне поступать в таком случае?
-Говорить правду.
Ралдорон только кивал. Говорить правду - первая обязанность человека Истинной крови.
И все же нужно было понять, в каких выражениях ее передать, правду, и он проводил немало времени, обсуждая с примархом сложности перевода, особенно когда речь шла о технических терминах.
Он был уверен, что отнимает неоправданно много времени. Часть того, о чем говорил с ним примарх, можно почерпнуть и из других источников: к счастью, немало баалитов готовы сотрудничать. Часть можно попросту записать.
Но его примарх убежден, что важные знания передаются исключительно одним образом - напрямую, лицом к лицу, от старшего к младшему, и Ралдорон не мог и подумать ему перечить.
Последнее наставление было предельно ясным: «Что бы с тобой ни делали - подчинись». Прямой приказ.
Ралдорон заглянул на тренировочную палубу перед отбытием, прочистить и прояснить голову, сбросить лишнюю агрессию перед делом, которое потребует концентрации, внимания и, самое главное, терпения и усидчивости.
Не ему сомневаться в замыслах Императора, возлюбленного всеми, но возможности так же быстро и эффективно перейти в режим ожидания и анализа, как в боевой, иногда очень не хватало.
Хорошо, что на отдельной тренировочной палубе - небольшой привилегии для командной верхушки Легиона - он в такой час наверняка окажется один.
Палуба и впрямь была почти пуста, и тем отчетливее раздавались звуки ударов - быстрых, очень быстрых, точных, яростных. Бараттиил (наедине Ралдорон иногда оговаривался и называл его Йеном, по старой привычке, и Бараттиил в последнее время поправлял его все более и более раздраженно). Конечно, Бараттиил, кто же еще. Ралдорон узнал его даже не по характерному силуэту шести крыльев на броне, и даже не по рисунку ударов. Просто именно Бараттиила он все чаще обнаруживал здесь, даже в самый неурочный час.
В броне и без, с оружием и без, боевые сервиторы, автоматоны, противник-тень, и снова - сервиторы, автоматоны, тень. Раз за разом, час за часом, до изнеможения, а это ведь надо очень постараться, когда ты Астартес.
Ралдорон подумал, не окликнуть ли, и не стал. Он так или иначе давно исчерпал аргументы и знал наизусть диалог, который мог бы последовать. Бараттиил, лучший боец Легиона, одинаково по счету побед на поле боя и в турнирах, считал, что недостаточно хорош, чтобы служить телохранителем примарха. Его Первым Серафимом. «Я не успеваю уследить за ним, - говорил Бараттиил, прежде чем мгновенно измочалить очередного сервитора. - Я просто не понимаю, где он через секунду окажется!». «Разумеется, ты не успеваешь уследить, - возражал Ралдорон. - Он примарх и у него реакция…». Бараттиил бросал на него яростный взгляд, всегда один и тот же: «Реакция!.. Я должен понимать его. Я должен чувствовать его намерения. Я должен быть еще одними его руками. А я - не - могу!». «Он сам выбрал тебя, - говорил Ралдорон, уже зная, что воззвать к благоразумию не выйдет. - Он считает, что ты достаточно хорош». «Я знаю, - отвечал Бараттиил. - Он говорил мне». И отворачивался, давая понять, что разговор окончен, и продолжал, продолжал, продолжал.
Бараттиил проговорился однажды. «Я думаю иногда, что из меня получился бы хороший командир его гвардии. Но е я не понимаю, как быть его Серафимом». Ралдорон не нашел тогда сразу, что ответить, и до сих пор жалел.
Не то чтобы, впрочем, нашел ответ теперь.
«Знаю ли я сам, как быть его Архангелом? Или только Первым Капитаном?».
Жаль, что снова не выйдет поговорить как следует. Ралдорон все собирался спросить, слышит ли Бараттиил музыку, но сейчас едва ли он станет отвечать.
Ралдорон понаблюдал еще немного и поднялся на общую тренировочную палубу, ко всем остальным.
На самом деле "Старший сын" - первая глава небольшой повести, но читать можно и как самостоятельную новеллу. Герой-репортер (POV) - Ралдорон. Рейтинг - PG-13.
Целиком на фикбуке (в один ЖЖ-шный пост традиционно не влезло).
4 год от Обретения Ангела
Ралдорон стоял на почтительном отдалении, хранил молчание, внимательно слушал, потому что ему было позволено слушать, и думал, не пора ли спасать примарха.
Нет, правда.
Вот его примарх отступил еще на шаг. Еще на полшага. Еще немного - и концы его крыльев коснутся стены. Ралдорон не смог бы объяснить, что за катастрофа случится, если коснутся, но что какая-то катастрофа точно случится, был уверен.
И не знал, как вмешаться, чтобы не сделать хуже.
Они обступили его примарха плотно - четверо мужчин и три женщины. Самый рослый из них был примарху только немного выше пояса, все они были безоружны, босоноги, одеты в неподшитую шерсть. Все немолоды, все не в лучшей физической форме, одна из них тяжело опиралась на костыль. Даже все вместе они не представляли для примарха никакой реальной угрозы.
И все же примарх отступал, а они надвигались, постепенно оттесняя его к стене.
(Меньше метра от переборки до конца самого выступающего пера).
Люди были сильно напуганы - Ралдорон не только видел, но и чуял их страх, в воздухе отчетливо пахло адреналином и кортизолом. Но еще они были разгневаны, и если он правильно оценивал их состояние, разгневаны даже больше, чем напуганы. Они говорили громко и быстро, перебивая друг друга и примарха, что было даже не столько возмутительно, сколько непредставимо. Примарх отвечал им - напряженным, слишком высоким, сдавленным голосом. Ему стоило заговорить громче на десяток децибел, чтобы без труда перекрыть всех остальных даже вместе взятых, но он почему-то не делал этого.
Ралдорон считал до сих пор, что сносно выучил баальский, но сейчас сомневался. Люди говорили на двух или трех диалектах, и слишком быстро, и использовали выражения, которых он не знал, а расшифровать не успевал. Интонация была, впрочем, постоянна: гнев, страх, обвинение.
- Мы поверили твоему слову, Бен-дам!
(Девяносто один сантиметр).
Самая старшая из женщин подняла руку и ткнула примарха в грудь указательным пальцем. Жест был обличительный и несомненно угрожающий. Схемы распознавания агрессии активировались, ускорилось сердцебиение, и Ралдорон подавил рефлексы усилием воли. Это нелепо, здесь нет никакой действительной опасности для примарха.
И кроме того, Ралдорону, как и всем остальным Ангелам, было запрещено строго, однозначно и определенно причинять какой бы то ни было вред этим людям, как бы враждебно они ни повели себя.
Строго и однозначно.
Его дело - смотреть и слушать.
(Восемьдесят шесть).
Как они только смели разговаривать с его примархом в таком тоне? Как у них получалось? Его примарх, как и его братья, вызывал у обычных людей трепет - если только они не были достаточно привычны к его присутствию. Но даже те, кто научился владеть собой, даже самые высокопоставленные из людей, даже лорды-патриции Терры, даже сам Лорд-Регент - никто и не подумал бы говорить с примархом иначе, чем тоном предельного уважения.
Но не семеро баалитов.
(Восемьдесят)
Почему примарх не мог просто приказать им? Разве он не был их верховным правителем до своего обретения? Его титулы звучали именно так: Посланник Сущего, Великий Пророк, Голос небес.
Чего Ралдорон не сумел понять про примарха и про то, что связывало его с этими людьми? Чего не сумел понять, хотя должен был?
(Семьдесят три)
И ведь происходящее на самом деле было его, Ралдорона, виной. Хотя бы отчасти.
Переселение (Исход, как говорил примарх, и он не шутил) готовилось с большой срочностью. Примарх хотел, чтобы Народ покинул свой мир смерти как можно скорее. «Они претерпели достаточно, и я не хочу длить их беды и на лишний день», были его слова. Кроме того, примарх настоял, что организовывать Исход должны его сыновья, и было видно, что это условие по-настоящему важно для него.
Задача даже не выглядела сложной. Срочной - несомненно, но не сложной. Сто с небольшим тысяч населения Баала - это пассажиры всего для пары имперских кораблей среднего измещения. Да, было странно, что баалиты (Народ, как учил говорить примарх) отказывались общаться с кем-то из Астартес напрямую, предпочитая использовать флотских в качестве посредников. Но не более того. В остальном, стоило старейшинам Народа узнать, что какое-то распоряжение исходит от Ангела, они соглашались быстро и беспрекословно. Ралдорон даже сказал бы - дисциплинированно.
И вот, из-за спешки, или потому, что сам Ралдорон и все остальные, кому поручили устроить переселение, были Астартес и им не всегда легко давалось учитывать особенности обычных людей - так или иначе, важная, очень важная деталь оказалась упущена из виду. Того, что случилось позже, легко было бы избежать.
Радиационное голодание - феномен известный и хорошо изученный. Сообщи они заранее людям Баала, чего ждать, все могло бы обернуться иначе. Могло бы и после того, как синдром проявился, почти одновременно, у многих и многих. Оплошность была исправлена и меры приняты, умереть успело всего несколько человек, в основном стариков, у кого форма оказалась скоротечной. Но кто-то из штата Имперских медикусов - невеликого ума или просто плохо понимающий, с кем имеет дело, назвал людям Баала настоящую причину эпидемии. Которая была услышана и понята ими по-своему.
«Вас поразила болезнь, потому что вы покинули родной мир».
И все вспыхнуло одновременно.
И вот теперь старейшины - Учителя, Пророки и Пророчицы - стояли перед примархом, обвиняя его в случившемся.
А он пятился.
(Шестьдесят шесть).
Они требовали вернуть их обратно, на Баал. Они не хотели слушать никаких аргументов и возражений.
Они не были глупы. Они понимали суть объяснений о причине болезни - насколько могли понять. Они просто отказывались считать это объяснение достаточным.
Женщина с костылем бросила примарху какую-то фразу. Ралдорон понял ее только приблизительно, но, судя по всему, это была строка из священного текста. Примарх побледнел еще сильнее, заговорил вдвое быстрее и окончательно перешел на тот архаичный диалект баальского, из которого Ралдорон понимал только смысл отдельных корней.
Лжепророк. Они называли его примарха лжепророком. Сколько Ралдорон знал, для баалита есть только одно оскорбление хуже.
Но примарх только отступил дальше.
(Двадцать три).
- Хорошо!.. - сказал примарх, и в голосе у него было почти что отчаяние. - Хорошо! Я велю развернуть корабли.
Ралдорон подавил желание зажмуриться.
Никогда и никто не узнает о произошедшем здесь. Никогда и никто.
* * *
Примарх удалился в свои покои, и, хотя были важные дела, Ралдорон счел, что примарх нуждается хотя бы в часе покоя. У него же будет время подумать и навести нужные справки.
Катастрофа не была полной, потому что баалиты вовсе не были единодушны. Ралдорон сам наблюдал дикую сцену вчера в трюме, после которой примарх и собрал старейшин вместе. Было беспорядочно и шумно, и одни люди высоко воздевали руки и потрясали посохами, и произносили нечто угрожающее нараспев. А другие либо плакали, либо шарахались в сторону, либо злились - а потом сами заговаривали в том же тоне и так же воздевали руки.
Проклятия. Как Ралдорон понял по словам - но больше по мертвеющему лицу примарха - это был обмен проклятиями.
Выглядело предельно нелепо, как сцена из голофильма про жизнь дикарей. (Все верно, а кем же еще они были?). Немногочисленные зрители из числа флотских посмеивались украдкой. Но для самих баалитов - и самое главное, для самого примарха - все было предельно всерьез. Потому не до шуток было и Ралдорону, и всем Ангелам.
Но примарх же не мог верить в пролятия, так? Он разделял Имперские Истины полностью и безраздельно, даже несмотря на то, что был воспитан в религиозных заблуждениях. Так?..
Ралдорон был свидетелем и того, как поздним вечером по бортовым часам, после того, как примарху удалось навести подобие порядка в трюме, пришла делегация несогласных - и попросила встречи.
Их было семеро, но говорила одна, женщина лет двадцати пяти на вид, по имени Нехора («Нехора бат Нахум бен Раав бен Авиэль», - продолжил примарх сразу и без запинки, когда она назвала свое имя). Она была настроена решительнее всех, остальные если и подавали голос, то чтобы согласиться с ней. Нехора говорила по-баальски, но примарха старательно называла на готике, «лорд Сангвиний» и пользовалась (хотя часто и неправильно) исключительно его имперскими титулами. Она говорила о желании принять Имперские истины, оставить прошлое и стать настоящими гражданами Империума. «Что бы ни утверждали наши старики, - сказала она примарху, - мы готовы последовать за тобой по-прежнему. Ты обещал нам новое небо и новую землю, и вот они перед нами» - она обвела рукой над головой и топнула ногой в пол. «Я рад твоим словам, - ответил ей примарх, и он действительно выглядел растроганным. - Но ты не должна говорить так непочтительно о старших, Нехора бат Нахум». Она растерялась на секунду, потом поклонилась: «Как ты скажешь, лорд Сангвиний. - Но что бы Учителя и Пророки не решили между собой, мы следуем, куда ты скажешь. Мы туда не вернемся», - она решительно указала рукой в случайном направлении, но Ралдорон понял, что она имела в виду Баал.
Примарх обнял ее на прощание, но когда она ушла, выглядел только еще более огорченным и растерянным. «Проклят, кто вносит разделение и раздор между людьми Истинной Крови, семикратным проклятием проклинаю сеющего семена смуты…», - пробормотал он вполголоса и тяжело вздохнул, тяжело и измученно.
И вот, сегодня.
Нельзя было все так оставлять. Нельзя было оставлять примарха с этим одного.
Час истек.
Его примарх стоял посреди своих покоев и глубоко дышал, вдох и выдох, так что приподнимались и опускались крылья, и крепко прижимал ладони к лицу. Выглядел он так, словно Старейшины ушли не час, а минуту назад. Было похоже, что у него болела голова.
- Ав адони, - позвал Ралдорон.
Его примарх отнял руки от лица, поднял голову и чуть улыбнулся ему.
…Это всегда было одинаково. Ралдорон думал, что время притупит остроту, должно было притупить. Сколько раз примарх обращался к нему лично, сколько раз смотрел на него, сколько раз ему улыбался?
И всякий раз было одно и то же. Шесть тактов мелодии - всегда шесть, не больше и не меньше. Шесть тактов, флейта, цимбалы и что-то струнное. Ралдорон нашел записи инструментов и сличил. В Астартес отбирали не за музыкальный слух, и он даже не подозревал, что обладает таковым - пока примарх не стал учить их петь, и не выяснилось, что почти идеальный музыкальных слух есть не только у Ралдорона.
У всего Легиона.
А Ралдорон еще всегда удивлялся, что же его так раздражают песни Волков.
Шесть тактов мелодии - и с ними чувство радости. Даже не такой, которую испытываешь после победы. Такой, какую испытываешь, когда, спустя недели кампании, рефильтрованного воздуха и рефильтрованной воды, впервые снимаешь шлем, дышишь чистым воздухом и пьешь свежую воду.
Шесть тактов, воздух и вода.
«Псевдогаллюцинации».
Да, конечно. Просто псевдогаллюцинации.
- Хорошо, что ты здесь, - сказал примарх. - Мне потребуется созвать Старейшин завтра снова. Я должен их убедить. Я уверен, что сумею.
«Но корабли вы уже развернули».
Сказал Ралдорон другое.
- Поручите переговоры мне, ав адони.
Ралдорон снова забыл, что примарх велел обращаться к себе на «ты», но на сей раз примарх даже не заметил ошибки.
- Тебе?
- Я возьму на себя хотя бы часть.
- Почему ты думаешь, что справишься лучше? - спросил примарх, без недовольства, только с удивлением
«Потому что справиться хуже трудно. Потому что вы любите их, а они отвергают вашу заботу, и мне невыносимо на это смотреть. Потому что они не имеют надо мной власти, какую имеют над вами». Таков был честный ответ, но произнести его было немыслимо, и Ралдорон промолчал.
Примарх, впрочем, ответил себе сам.
- Может быть, ты и прав…- сказал он задумчиво, глядя то на Ралдорона, то на свои руки. - Кто-то чужой для Народа, кто лучше знает Империум, но никогда не давал им надежд и обещаний, которые не в силах исполнить…
Ралдорон почувствовал свою неуместность. Едва ли последняя фраза и впрямь предназначалась для его ушей.
Или все-таки… предназначалась?
- Но, - примарх снова вздохнул, - это невозможно. Никто из Народа не станет с тобой говорить. Для них ты…
Примарх замешкался и поморщился. Ралдорон пожал плечами.
- Не человек, ав адони. Я знаю.
Когда все только началось, Ралдорон навел справки.
- Но ты, ав адони, считаешься одним из Народа. А я - твой сын.
Примарх снова улыбнулся. Улыбнулся так, что снова зазвучали шесть тактов.
- Все это очевидно для нас, мой сын, но, увы, далеко не так просто в глазах Народа, - сказал он.
- Я узнал, что существует способ проверки - для спорных случаев.
Нехора бат Нахум, когда Ралдорон нашел ее, рассказала довольно подробно, пусть и неохотно. И старалась держаться на расстоянии.
- Он существует, - сказал примарх, и его лицо прояснилось. - Суд Крови, чтобы решить, есть ли у человека Изъян. К суду прибегают редко, но это возможно. Ты хочешь его пройти?
- Я смогу быть гораздо более полезным, имея возможность говорить с Народом напрямую, ав адони. Мне тяжело сознавать, что пока я не приношу тебе никакой пользы в этом деле.
- В последнем ты ошибаешься, - сказал примарх мягко. - Но в первом прав.
Примарх подошел ближе.
- Спасибо, Рал, - сказал он и похлопал по плечу. - Что бы я только без тебя делал.
Не первый раз он так говорил, и это неизменно неприятно царапало. Ралдорон не выдал бы неудовольствия и под страхом смерти, как бы ни хотелось поморщиться. Он даже не был уверен, имеет ли на это неудовольствие право - примарху виднее, как проявлять свое расположение. И фамильярность обращения должна была радовать, даже льстить. Может быть, и радовала бы, не будь именно эти слова и эти жесты такими выученными, такими… неестественными у его примарха.
Ралдорон даже знал источник, из которого они взялись. Слово «подражание» казалось - и было! - на грани непочительного. И тем не менее, именно им поведение его примарха и было. Подражанием.
Точно таким образом Лорд Гор выказывал особое расположение своему Первому Капитану, и не только ему, но и другим, кто удостаивался привилегии считаться не просто его Астартес, но и его друзьями.
Его примарх многое перенимал у Лорда Гора. Манеру носить поверх парадного доспеха шкуру, приметные словечки (Ралдорон знал их все), какие-то способы поощрять экипажи кораблей, набранные из обычных людей.
И его отец и господин имел на это полное, неотъемлемое право. Не было ни малейшей причины для неудовольствия. Не было даже никакой причины так тщательно подмечать все, что его примарх… заимствовал у Лорда Гора.
Совершенно, абсолютно никакой.
- Я приложу все усилия, ав адони, - сказал Ралдорон и поклонился.
Корабли по-прежнему шли обратным курсом.
* * *
Спустя неделю он подумал, что был бы не против небольшого, совсем локального возмущения в варпе, которое задержало бы возвращение еще на какое-то время.
Он проводил с примархом много времени, пользовался роскошью его внимания, подаренного очень щедро и почти безраздельно. Потому что примарх перепроверял, все ли он запомнил, несколько раз - хотя и знал, конечно, что запомнил с первого.
Титулы, обращения, тонкости этикета - их удивительного много для народа кочевников из радиоактивной пустыни. Точные формулировки ответов.
- Всех вопросов я не смогу назвать тебе заранее, - говорил примарх с заметным беспокойством. - Только те, которые задавали мне. Но наверняка будут новые, закон это позволяет.
- Как мне поступать в таком случае?
-Говорить правду.
Ралдорон только кивал. Говорить правду - первая обязанность человека Истинной крови.
И все же нужно было понять, в каких выражениях ее передать, правду, и он проводил немало времени, обсуждая с примархом сложности перевода, особенно когда речь шла о технических терминах.
Он был уверен, что отнимает неоправданно много времени. Часть того, о чем говорил с ним примарх, можно почерпнуть и из других источников: к счастью, немало баалитов готовы сотрудничать. Часть можно попросту записать.
Но его примарх убежден, что важные знания передаются исключительно одним образом - напрямую, лицом к лицу, от старшего к младшему, и Ралдорон не мог и подумать ему перечить.
Последнее наставление было предельно ясным: «Что бы с тобой ни делали - подчинись». Прямой приказ.
Ралдорон заглянул на тренировочную палубу перед отбытием, прочистить и прояснить голову, сбросить лишнюю агрессию перед делом, которое потребует концентрации, внимания и, самое главное, терпения и усидчивости.
Не ему сомневаться в замыслах Императора, возлюбленного всеми, но возможности так же быстро и эффективно перейти в режим ожидания и анализа, как в боевой, иногда очень не хватало.
Хорошо, что на отдельной тренировочной палубе - небольшой привилегии для командной верхушки Легиона - он в такой час наверняка окажется один.
Палуба и впрямь была почти пуста, и тем отчетливее раздавались звуки ударов - быстрых, очень быстрых, точных, яростных. Бараттиил (наедине Ралдорон иногда оговаривался и называл его Йеном, по старой привычке, и Бараттиил в последнее время поправлял его все более и более раздраженно). Конечно, Бараттиил, кто же еще. Ралдорон узнал его даже не по характерному силуэту шести крыльев на броне, и даже не по рисунку ударов. Просто именно Бараттиила он все чаще обнаруживал здесь, даже в самый неурочный час.
В броне и без, с оружием и без, боевые сервиторы, автоматоны, противник-тень, и снова - сервиторы, автоматоны, тень. Раз за разом, час за часом, до изнеможения, а это ведь надо очень постараться, когда ты Астартес.
Ралдорон подумал, не окликнуть ли, и не стал. Он так или иначе давно исчерпал аргументы и знал наизусть диалог, который мог бы последовать. Бараттиил, лучший боец Легиона, одинаково по счету побед на поле боя и в турнирах, считал, что недостаточно хорош, чтобы служить телохранителем примарха. Его Первым Серафимом. «Я не успеваю уследить за ним, - говорил Бараттиил, прежде чем мгновенно измочалить очередного сервитора. - Я просто не понимаю, где он через секунду окажется!». «Разумеется, ты не успеваешь уследить, - возражал Ралдорон. - Он примарх и у него реакция…». Бараттиил бросал на него яростный взгляд, всегда один и тот же: «Реакция!.. Я должен понимать его. Я должен чувствовать его намерения. Я должен быть еще одними его руками. А я - не - могу!». «Он сам выбрал тебя, - говорил Ралдорон, уже зная, что воззвать к благоразумию не выйдет. - Он считает, что ты достаточно хорош». «Я знаю, - отвечал Бараттиил. - Он говорил мне». И отворачивался, давая понять, что разговор окончен, и продолжал, продолжал, продолжал.
Бараттиил проговорился однажды. «Я думаю иногда, что из меня получился бы хороший командир его гвардии. Но е я не понимаю, как быть его Серафимом». Ралдорон не нашел тогда сразу, что ответить, и до сих пор жалел.
Не то чтобы, впрочем, нашел ответ теперь.
«Знаю ли я сам, как быть его Архангелом? Или только Первым Капитаном?».
Жаль, что снова не выйдет поговорить как следует. Ралдорон все собирался спросить, слышит ли Бараттиил музыку, но сейчас едва ли он станет отвечать.
Ралдорон понаблюдал еще немного и поднялся на общую тренировочную палубу, ко всем остальным.