Лолита наоборот
Одна донельзя избитая история. Читать непременно с саундтреком.
Ей было семнадцать лет, Лолита уже не первой свежести. Со спины ей можно было дать тридцать, когда она возвращалась домой не совсем поздним вечером, кутаясь в драповое пальто. Душной летней ночью ей можно было дать пятнадцать, из-за поблескивающих в темноте наивных темных глаз. Дождливым осенним утром , мелко перебирая тоненькими ножками, спеша в университет, она казалась той девочкой, какой была на самом деле - семнадцатилетней первокурсницей.
В ее жизни пока ещё не было любви - не было, до того самого момента, как в первый день учёбы она не столкнулась в коридоре с ним, с А. С того самого взгляда, скользнувшего наискосок по ее лицу, и началась история Лолиты наоборот.
***
Она устало затушила сигарету в пепельнице и привстала, глядя в окно. Машины равнодушно мчались по проспекту. Ее вымытые и уложенные волосы успели пропахнуть сигаретным дымом, вечернее платье, взятое напрокат, стало похожим на дешевую тряпку. На часах половина первого. Он не пришёл.
- Чего я жду? - прошептала она в пустоту. - Что он воспримет меня всерьез? Сколько раз он ведь уже говорил, что у меня это все временное, это помешательство, девичья дурость, что всё пройдет… Нет, любовь моя, не пройдет, только потому, что ты не любишь меня, я любить тебя не перестану.
Она взяла с тумбочки фотографию. Провела ногтем по вычурному узору рамки. Единственная фотография вдвоем, она сидит у его ног и смотрит вверх, а он, с его волевым подбородком и тронутыми сединой висками, отвернулся в профиль и неподвижным взглядом смотрит вдаль. Сколько символизма в этой позе! Весь год их отношений отражался в этой единственной фотографии.
***
В самом начале, когда она для него была только безликой фамилией в списке студентов-первокурсников, она обращала на себя внимание отличной учёбой, постоянно сидела на первой парте и смотрела ему в глаза, зачарованно ловя каждое слово. В конце сентября, когда он пил кофе в университетском кафе, она остановилась около его столика и спросила разрешения присесть - свободных мест больше не было. Он кивнул и показал ей на стул напротив. От смущения она не могла вымолвить ни слова, а он не горел желанием вступать в диалог. Она смотрела ему в глаза, они обменялись парой общих фраз об университете и обстановке в целом. А когда он собрался уходить, она собралась с духом, и предложила ему сходить в театр.
Он был заядлым театралом, и с удовольствием принял приглашение. После спектакля они пили кофе в маленьком полупустом ресторанчике, он шутил и грел ее озябшие под холодным октябрьским дождем пальцы. А когда принесли счет, и пора было расходиться в разные стороны, она перегнулась через стол и поцеловала его. Уже на улице, не в силах отпустить рукав его дорогого пальто, прошептала на ухо: «Поехали ко мне…».
За год она научилась не оставлять следов. Она жила в постоянном страхе повредить его кожу. Он ничего не рассказывал ей о себе: женат или нет, есть дети или нет, она даже не знала, сколько ему лет, до того памятного майского дня, когда ни о чем не подозревающие сокурсники рассказали ей, что собирают деньги на подарок в честь 55-летнего юбилея А. Они никогда не говорили о других женщинах в его жизни, и она даже не хотела о них говорить, хотя всегда чувствовала, что они были. Ей нравилось думать, что в те редкие ночи вдвоём, он принадлежал ей без остатка. Только одинокими ночами она курила, изводила себя, не могла заснуть, снедаемая необоснованной ничем ревностью.
Они ходили по лучшим ресторанам, он научил ее вести себя как леди и привил безупречный литературный вкус. В университете они старались не сталкиваться, чтобы не выдать себя, и ей стоило большого труда не смотреть на него как на что-то, принадлежащее только ей. Она часами слушала его рассказы обо всём, а он наслаждался ее доверчивостью и бесхитростностью.
Она изучила каждый шрам, каждую родинку, каждую морщинку на его теле, привыкла к жесткости его волос, ласковым рукам, колючей щетине и легкому запаху миндаля. С закрытыми глазами она могла описать его художнику так, что нарисованный портрет был бы наделен максимальным сходством с оригиналом.
Об их романе никто не знал. Она даже никогда не звонила ему по телефону, всегда он набирал сам. Но сегодня была среда - её день. По средам он обычно приходил в восемь вечера с букетом цветов и вином, она готовила ужин, они ели, разговаривали, смотрели какой-нибудь интересный фильм, или он читал ей вслух понравившиеся литературные отрывки. А сейчас уже почти час, а его нет.
***
Она решилась. Взяла мобильный, не глядя набрала любимый номер.
«Абонент временно заблокирован», бесстрастно заявил металлический голос в трубке.
До утра заснуть она не могла. А в семь натянула брюки и свитер, и поехала в университет. Студенческий улей гудел, обсуждая что-то в едином порыве. Её дернули за рукав: «Слышала что? А. женился на беременной первокурснице, и теперь увольняется, чтобы уехать вместе с женой в Америку». Дальше говорили что-то еще, но она уже не слушала, колени подогнулись, и только усилием воли она удержалась от того, чтобы не упасть, не заплакать, и не начать задавать потрясенные вопросы. Пожала плечами и вошла в аудиторию.
За кафедрой деловито раскладывал бумаги незнакомый пожилой, но подтянутый мужчина. Она вопросительно посмотрела на него, и облизнула губы. Жизнь, наверное, продолжается. А противозачаточным таблеткам в этой, новой, жизни, уже не будет место.
В Тусклом пламени мысли растворяется небо
Разлетится в осколки этот рай в этих стенах
В то, что любишь не веришь, то, что веришь, не помнишь
То, что помнишь - забудешь, навсегда и надолго
Ей было семнадцать лет, Лолита уже не первой свежести. Со спины ей можно было дать тридцать, когда она возвращалась домой не совсем поздним вечером, кутаясь в драповое пальто. Душной летней ночью ей можно было дать пятнадцать, из-за поблескивающих в темноте наивных темных глаз. Дождливым осенним утром , мелко перебирая тоненькими ножками, спеша в университет, она казалась той девочкой, какой была на самом деле - семнадцатилетней первокурсницей.
В ее жизни пока ещё не было любви - не было, до того самого момента, как в первый день учёбы она не столкнулась в коридоре с ним, с А. С того самого взгляда, скользнувшего наискосок по ее лицу, и началась история Лолиты наоборот.
***
Она устало затушила сигарету в пепельнице и привстала, глядя в окно. Машины равнодушно мчались по проспекту. Ее вымытые и уложенные волосы успели пропахнуть сигаретным дымом, вечернее платье, взятое напрокат, стало похожим на дешевую тряпку. На часах половина первого. Он не пришёл.
- Чего я жду? - прошептала она в пустоту. - Что он воспримет меня всерьез? Сколько раз он ведь уже говорил, что у меня это все временное, это помешательство, девичья дурость, что всё пройдет… Нет, любовь моя, не пройдет, только потому, что ты не любишь меня, я любить тебя не перестану.
Она взяла с тумбочки фотографию. Провела ногтем по вычурному узору рамки. Единственная фотография вдвоем, она сидит у его ног и смотрит вверх, а он, с его волевым подбородком и тронутыми сединой висками, отвернулся в профиль и неподвижным взглядом смотрит вдаль. Сколько символизма в этой позе! Весь год их отношений отражался в этой единственной фотографии.
***
В самом начале, когда она для него была только безликой фамилией в списке студентов-первокурсников, она обращала на себя внимание отличной учёбой, постоянно сидела на первой парте и смотрела ему в глаза, зачарованно ловя каждое слово. В конце сентября, когда он пил кофе в университетском кафе, она остановилась около его столика и спросила разрешения присесть - свободных мест больше не было. Он кивнул и показал ей на стул напротив. От смущения она не могла вымолвить ни слова, а он не горел желанием вступать в диалог. Она смотрела ему в глаза, они обменялись парой общих фраз об университете и обстановке в целом. А когда он собрался уходить, она собралась с духом, и предложила ему сходить в театр.
Он был заядлым театралом, и с удовольствием принял приглашение. После спектакля они пили кофе в маленьком полупустом ресторанчике, он шутил и грел ее озябшие под холодным октябрьским дождем пальцы. А когда принесли счет, и пора было расходиться в разные стороны, она перегнулась через стол и поцеловала его. Уже на улице, не в силах отпустить рукав его дорогого пальто, прошептала на ухо: «Поехали ко мне…».
За год она научилась не оставлять следов. Она жила в постоянном страхе повредить его кожу. Он ничего не рассказывал ей о себе: женат или нет, есть дети или нет, она даже не знала, сколько ему лет, до того памятного майского дня, когда ни о чем не подозревающие сокурсники рассказали ей, что собирают деньги на подарок в честь 55-летнего юбилея А. Они никогда не говорили о других женщинах в его жизни, и она даже не хотела о них говорить, хотя всегда чувствовала, что они были. Ей нравилось думать, что в те редкие ночи вдвоём, он принадлежал ей без остатка. Только одинокими ночами она курила, изводила себя, не могла заснуть, снедаемая необоснованной ничем ревностью.
Они ходили по лучшим ресторанам, он научил ее вести себя как леди и привил безупречный литературный вкус. В университете они старались не сталкиваться, чтобы не выдать себя, и ей стоило большого труда не смотреть на него как на что-то, принадлежащее только ей. Она часами слушала его рассказы обо всём, а он наслаждался ее доверчивостью и бесхитростностью.
Она изучила каждый шрам, каждую родинку, каждую морщинку на его теле, привыкла к жесткости его волос, ласковым рукам, колючей щетине и легкому запаху миндаля. С закрытыми глазами она могла описать его художнику так, что нарисованный портрет был бы наделен максимальным сходством с оригиналом.
Об их романе никто не знал. Она даже никогда не звонила ему по телефону, всегда он набирал сам. Но сегодня была среда - её день. По средам он обычно приходил в восемь вечера с букетом цветов и вином, она готовила ужин, они ели, разговаривали, смотрели какой-нибудь интересный фильм, или он читал ей вслух понравившиеся литературные отрывки. А сейчас уже почти час, а его нет.
***
Она решилась. Взяла мобильный, не глядя набрала любимый номер.
«Абонент временно заблокирован», бесстрастно заявил металлический голос в трубке.
До утра заснуть она не могла. А в семь натянула брюки и свитер, и поехала в университет. Студенческий улей гудел, обсуждая что-то в едином порыве. Её дернули за рукав: «Слышала что? А. женился на беременной первокурснице, и теперь увольняется, чтобы уехать вместе с женой в Америку». Дальше говорили что-то еще, но она уже не слушала, колени подогнулись, и только усилием воли она удержалась от того, чтобы не упасть, не заплакать, и не начать задавать потрясенные вопросы. Пожала плечами и вошла в аудиторию.
За кафедрой деловито раскладывал бумаги незнакомый пожилой, но подтянутый мужчина. Она вопросительно посмотрела на него, и облизнула губы. Жизнь, наверное, продолжается. А противозачаточным таблеткам в этой, новой, жизни, уже не будет место.
В Тусклом пламени мысли растворяется небо
Разлетится в осколки этот рай в этих стенах
В то, что любишь не веришь, то, что веришь, не помнишь
То, что помнишь - забудешь, навсегда и надолго