(no subject)
В простых незамутненных словах бесхитростного жизнеописания так и хочется делать карандашные вставки и писать на полях "Найми себе другого биографа", ведь талантливый человек даже самое скучное может расцветить такими яркими красками, что дух у любого, даже самого искушенного читателя, будет захватывать и страницы будут переворачиваться жадно, быстро, с нетерпением.
Точно так и жизнь живется, размеренные дни кому-то удел, а кому-то нужно много, всего и сразу, познавать, переживать, ставить эксперименты над собой и окружающими. Задумок масса, реализация ждет, ведь мы молодые, мы думаем, что время бесконечно, а оно вот - улетает, взмахнув на прощание сорочьим крылом и насмешливо каркнув, а ты смотришься в зеркало и жемчужные бусы уныло мерцают на дряблой старческой груди, а беззубый рот ощетинился новыми протезами - последним чудом техники, которые ты купила себе с посдледней пенсии, добавив деньги от продажи последнего фамильного кольца. У тебя остался только этот жемчуг и протезы, и старое кресло-качалка, и картина неизвестного художника с Арбата, который нарисовал тебя, двадцатипятилетнюю, сидящую на бортике и скалящую зубы в измученной от долгого неподвижного сидения улыбке. И ты одна, ни семьи, ни детей, ни собаки с кошкой, только неживые стены и собственные мысли, передуманные уже триста раз за послдений год, ничего нового, ничего животрепещущего, все одно и то же, ведь ты ста-ру-ха, плюшкина, оставившая в свое время всех, надменно поводя плечами, а им-то живется хорошо, они вместе, они разговаривают, а ты только цокаешь языком по протезам и шлешь мысленные проклятия на голову всех, кому завидуешь.
Но тебе нечего делать, твоя биография написана неумелой рукой, и ты, подцепляя ручку дрожащими руками, садишься за поцарапанный древний стол и начинаешь писать все заново, чтобы потом сжечь и умереть со спокойной совестью.
Точно так и жизнь живется, размеренные дни кому-то удел, а кому-то нужно много, всего и сразу, познавать, переживать, ставить эксперименты над собой и окружающими. Задумок масса, реализация ждет, ведь мы молодые, мы думаем, что время бесконечно, а оно вот - улетает, взмахнув на прощание сорочьим крылом и насмешливо каркнув, а ты смотришься в зеркало и жемчужные бусы уныло мерцают на дряблой старческой груди, а беззубый рот ощетинился новыми протезами - последним чудом техники, которые ты купила себе с посдледней пенсии, добавив деньги от продажи последнего фамильного кольца. У тебя остался только этот жемчуг и протезы, и старое кресло-качалка, и картина неизвестного художника с Арбата, который нарисовал тебя, двадцатипятилетнюю, сидящую на бортике и скалящую зубы в измученной от долгого неподвижного сидения улыбке. И ты одна, ни семьи, ни детей, ни собаки с кошкой, только неживые стены и собственные мысли, передуманные уже триста раз за послдений год, ничего нового, ничего животрепещущего, все одно и то же, ведь ты ста-ру-ха, плюшкина, оставившая в свое время всех, надменно поводя плечами, а им-то живется хорошо, они вместе, они разговаривают, а ты только цокаешь языком по протезам и шлешь мысленные проклятия на голову всех, кому завидуешь.
Но тебе нечего делать, твоя биография написана неумелой рукой, и ты, подцепляя ручку дрожащими руками, садишься за поцарапанный древний стол и начинаешь писать все заново, чтобы потом сжечь и умереть со спокойной совестью.