На два дома было трое детей-ровесников: два мальчишки и девчонка, в силу соседства больше похожая на мальчишку: к этому вынуждало и родство -- старший брат -- и то, что все игры во дворе строились по мальчишеским законам. Иногда в их маленький коллектив вклинивалась я, но все равно мы больше играли в казаки-разбойники и лазали по крышам гаражей и помойкам, чем одевали пупсиков или сплетничали, сидя на лавке у доминошного стола в их дворе.
Старший брат моей почти подружки иногда посылал нас с трехлитровой банкой за пивом, но нам доставленного напитка не доставалось: малы. Продавать-то продавали -- в ларьке работала еще одна жительница какого-то из этих домов.
Во дворе и около дома, выходящего торцом в переулок, росли вишни, которые мы нещадно обрывали в конце лета. Одичавшие, они исправно родили страшную кислятину, но как же красиво цвели весной! А какие там были заросли сирени!
В обоих -- типовых -- домах были скрипучие деревянные лестницы, тесные и очень теплые комнаты, ванная с узким окошком. Квартиры были трех- или четырехкомнатные, по две на площадку, коммуналки, конечно. Дома, построенные как кооперативные в конце 1920-х, были набиты жильцами под завязку, и все, обитавшие там, мечтали о новом жилье, современном и просторном.
Кому-то новое жилье досталось по очереди в конце 1980-х, а засидевшихся расселяли в срочном порядке после пожара: то ли Володя, то ли Серега, то ли еще какой носитель простого русского имени из второго дома заснул среди постперестроечной разрухи с сигаретой -- и вуаля: пожар уничтожил дом полностью, и власти, раздобрившись, расселили оба. Фили, Крылатское, Братеево. Уцелевший дом ушел в частные руки и долго еще использовался под офисы -- с прежней скрипучей лестницей, бугристым линолеумом поверх дощатого пола и узкими окошками в местах общего пользования.
С месяц назад приговорили и его. Участок уходит под застройку, очередная многоэтажная ебанина будет оскорблять мой взгляд -- и радовать взгляд членов конституционного суда (или кто там теперь живет на их месте) из дома через дорогу напротив. А вишни и сирень давно уже сдохли сами.
Фото 1991 года, оба дома слева еще стоят. Справа -- бывшее ателье, оно же дом быта. В глубине -- бывшая школа Завельского, позже -- ПТУ.
А еще во втором, сгоревшем, доме незадолго до ВОВ поселилась пожилая чета Ганешиных -- Федор Алексеевич, архитектор, и Екатерина Алексеевна, кстати сказать, внучка Матвея Кузнецова, хозяина тех самых фарфоровых заводов. Ф.А. же был потомком купцов-текстильщиков, чье производство, расположенные на Большом Саввинском, нынче называется "Московский шелк" и не существует. И даже Малый Саввинский переулок полуофициально носил название "Ганешин".