Владимир Гершуни. Словязь. / Суперэпус. [Палиндромы. 6] / Тать
Последняя авторская редакция.
Впервые опубликована в 2002 году
на сайте «Неофициальная поэзия».
Содержание неизданной книги В. Гершуни «Словязь»
(с гиперссылками)
Тать
1
Дорога за город.
Топот! Топот!
А речь у кучера ―
ах, и лиха! ―
«Ого-го-го-го-го!»
И воззови,
и кричи Каурому ― одурь! Аж в жару, до умору, аки чирки!
О, летело поле! Селó полетело…
Ток… Скот…
Овин… Жниво…
А мы дворов, дыма ―
о, мимо! Мимо
коров да задворок ―
оле, чмокалка! Мне дар кутилы пылит (украден маклаком)! Чело
ти́нет с жару, кураж стени́т…
И лад в дали,
диво ― вид!
Ольха… Полынь… Уныло пахло…
Мята… Тьма на воле перепелов… А нам, татям,
ах, ето пело поле! Потеха!
Ревел клевер
о лесе весело
и о воле еловой ―
и летят ели!
Но! Но, Каур! Я еду к Кудеяру. А конь ― он ―
ну как скакун!
Силач! Мы мчались
и летели ―
ох и лихо!
............................
Я с лавры вырвался ―
о мати! Тамо
и кони ― как иноки…
И лети, богопасóм, амо сапог обители-
мати несет, оле, зело тесен. И там
сени демон ономедни нес I
сорома морось,
лепо сопел,
манил: «О, воли нам!»
............................
Липок дьявол, слов яд копил ―
нож оно, нож! Олово ль слово? Ложь оно, нож! Он
воспел о воле псов!
«Шарашь
потоп!»
И летели
плотины древ, таче в утече мечет, увеча твердыни толп
воров
и черни, будто терпит и прет от дубин речи
и трепа паперти ―
ух, и прет в терпиху,
яру душу дуря,
яро в омут умов оря,
маня, ловя, воззовя: «Воля ― нам!
Раба ― на бар,
а на раба ― барана!
Ропот, ищи топор!
Топор, ищи ропот!»
О вера ― зарево!
Ее
тот
ли, буесловя, дьявол се убил?
2
Нам атаман,
как
иерей,
мир указал. А закурим ―
мир озарим и разорим!
Миру курим
мы дым!
Ужас, как сáжу,
метем!
Яро горя́,
беда с усадеб
тень холопий полохнет…
Миру душу дурим!
Мишуру рушим!
Отчины ― ничто!
Мир обуян ― гори! Пир огня ― убор им!
Мори пиром!
Уничтожь отчину! ―
Вознесен зов,
зов к силе. Пели сквозь
топот
и рев двери,
ярость соря!
Вóсплах ахал, псов
яро хорохоря.
О, до
жути пир хмелем хрипит уж,
и смеемси,
аки на пиру до одури паника,
и харь пот, рев. И носились они, вертопрахи,
и кнезь таращил, ища рать, зенки:
«Ущерб обрещу!»
Яра харя,
как
у худого духу,
отупел сослепу-то!
А рать стара.
Лелеет ее Лель,
Лель одолел.
(Или опоили?)
Но стереть сон
могим мигом!
Но сметем сон ―
да в ад!
Ад ― жар. В ту темь и мороку ало зияя, и зола ― укором, и метут вражда,
угар бед, где брагу
ту сосут,
чем течет меч.
Елозь в золе,
адороба борода!
Ад ― жажда!
Ад ― еда!
Туда пира цари падут ―
ада ртов отрада!
Их и
давили, в ад
маня, ров дворянам
вырыв,
умереть в терему
велев
им. А чем велев? Мечами!
Им, аду пира, дари пудами
и не цени
вора даров!
Мир обуян ― гори! Пир огнями убор им
несет, мир им тесен!
Наш меч ал. Плачь, емшан…
3
Ого ― нюх юного!
Шиш,
молокосос! Соколом
он туго, могутно
у терема замер: «Ету
уведу деву».
«Али мила?»
«Я ея,
ýтушку-цацу… к шуту!»
Окно ― теньк! О, в окне ― тонко:
«А-а! Мама-а!»
И тати:
«Аха-ха-ха!
и ее, и
матушку-маму… к шутам!
Им алеть телами!»
Ала в хуле телу хвала!
…Он, ковров не видя ― дивен вор! ― в окно:
«О, ты-то
иди.
Али сдала, лад-сила?»
Зело пьян, я полез.
Я-то хотя
доломан, а молод!
«А-а! Ма-ма-а!»
«Цыц!»
Атата!
О, да не по жопе надо!
Он сапогом ее мог, опасно ―
он кован. Она ― в окно,
от хорóм… О, к саду ― тенью… Не туда скоморох-то!
Ее
и нет! Куда скакнула шалунка! К саду, к тени ―
ищи
ее,
шиш,
ухарь праху!
И в ольхах лови,
как
у хат птаху.
У, взял язву!
Юла! Шалуну сунула шалью ―
и в рожу, и в рот! ― «Оторви ужо, рви
от сучьев!» ― «Увечусь-то!»
Ах он, аноха!
Лапал ―
ручища! ― «Тащи!» ― «Чур!
Ручищи, чур!
А-а! Ма-а-ама-а!»
Но ее он
унес к сену ―
яти дитя.
Ещё-то ко тёще
тащат!
Но он
лишь ету цацу тешил.
О, вот сила ж! Сжал истово ―
сила вола! Баловались…
Сила! Сосватались! Сила-та! Всосались!..
Вот суку-мать, аще теща ― там у кустов…
И орет! Ерои
ети́ ― зяти-витязи те!
Еть ее, во соитии опоити ― осовеете!
Ах, ето потеха!
Мама хамам:
«Саван на вас!»
Но взлетел звон
меча… Зачем?
Не обуян я у боен.
У ребят я беру
ее
и зову юного, гоню: «Увози».
А, к шутам! Им она мать, а с атаманом и матушка!
Молодися с идолом!
Отселе велес-то
недале ― на деле, ано наворовано на-еле. Да, неладен
идол! Плоди
котят-татяток!
4
Не вилы ― ливень
сено понес
и мял емшан со сна шмелями
и маки с усиками.
Се, воя, с ливня пьян, вился овес,
оторопело поле порото,
оно
мокло волком
и ныло. Мечут в туче молыньи,
моргая, а гром
мир оглашал: «Горим!
Я славен! ― гневался. ―
Я Илия!
Яро в туче лечу, творя
потоп
ада пен, горимир огнепада ―
иду, гроз вперив свиреп взор!» Гуди,
летатель
гор! Ветрá, жарьте в рог!
Лети, но гори, мирогонитель,
и, опьянев, звеня, пой!
Небу бубен
и радугу дари!
Иди!
«И иду!» ― Буди, и
дебри, мир бед,
как
тень гор, дрогнет!
_______
Ебена нежить иже на небе!
Тю она! Речи чи́чера ноют,
аще пёр тугу, трепеща.
Тело колет,
болит и лоб.
Насморк сип. Искромсан
дух, истя́т си. Худ
шалаш ―
мокну сосунком!
Но, стеня, тянет сон,
уд унежив оков, иже нуду
уняв в утине, сон осенит ― увяну.
…Ан сна
оков и чар мощь, омрачив око,
летак, сатаны натаскатель,
я́ви дменьем дивя,
и марами,
он речи-тени кинет ― и черно,
и ало дымят ямы дола, и,
намутя туман,
виляя, поле мучил и чумел, опялив
и диво-воду ― чудо в óвиди,
и разлив явил зари
потоп,
и лалы по воде медово пылали.
Не морок-сон ли, сильно скоромен? ―
Ту деву ведут,
юну куничку ― к чину кунью!
А куница ― цаца цац! И ну-ка,
залазь!
А хули, милуха,
утолим-ка так милоту!
И ей
унзну…
Оле, чур! Тру чело.
Оле, шел пот, речил о боли ― чертоплешило,
и с чертогону течет у ног. Отречьси
от чертенят! Уноси ноги и гони сон! Утянет речь-то
акы в утробы в адовы. Вывода выбор, тувыка ―
молись силóм.
Я мру, чур мя!
Иди
себе, бес,
и сон уноси.
Ала мóлонья пьяно ломала
ярок узор, грозу коря,
ахи нежити, жениха
морóку, и метала теми укором,
али небо кобенила
сила грома. Заморгались
вымоин гор огни. Омыв
адово мир, зримо вода
яростиво рубит, и шарашит, и буровит, соря.
............................
Иди
и потопи
лета темень! Говори, миров огнеметатель!
Рок, сила! Шал и скор,
носясь, он
море в узилища тащил изувером ―
потоп
он носил, а тополя лопотали сонно
и ливень гневили.
…Но светел, улетев, сон
овил тополя вяло, потливо,
и лавы бурь убывали.
И еле с елей
течет,
и лапы ссыпали
уже долгих игл одежу.
Ясень умер, дрему неся
и лень, и синели
тучи, чуть
морося сором.
............................
Бор гробу во хмурý. Мхов убор. Гроб,
как
око,
теменью немеет,
как
и шумом уши,
а робостью ― уют собора.
И леса чухать птах учась, ели ―
как
монахи. Шиханом
леший шел,
как
поп,
во вере тетеревов ―
невидаль, а дивен.
Шел по плешь
во хмызу, и лапищи щипали узы мхов.
Вид у лешака шелудив.
Он и во снах учухан совино.
Или
он ослеп, архиерей? Храпел сонно…
Аль епархии храпела
нелюдью лень?
Али чума замучила?
5
Лари бояр я обирал ―
и на день мне дани!
И зову юного, гоню: «Увози».
Но вон
еще,
уведя, деву
тащат.
Ахти! Журка та кружит, ха!
Косы, венец ― в цене высок.
И ребята: «Батя, бери,
от мира дарим-то!
И бей ее, и еби,
и поркой окропи!»
И, обругана гурьбой,
алела.
Охуеет ее ухо ―
мат и тут и там.
Уж я вяжу
ее,
а не лезу ― зелена.
Ей не мило зол имение ―
там ее мать…
Тать,
ее
не убий, буен!
Но он ―
аки наш Аника!
Ее
тень отстонет…
............................
Но, взлетев, светел звон!
Ух, рев вверху!
Мечту во злобе на небо ль зовут? Чем
нов звон
тот?
Уж я ль гляжу,
и там ― ого! ― Богомати…
О видение! И, ей-ей, не диво!
Сиро в тине лени творись!
Ох, и тупел сослепу тихо ―
и тины нити
опутали… Вся сила! Виси, валися ― свила тупо.
Али мне лень мила,
и мя теснит и тин сетями,
и манит ям вмятинами?
Али пел сопьяну, глазел, слеза-лгунья послепила?
Ту зелием змеи лезут ―
оле, змеит и питием зело!
Таче лень не лечат.
Или
овил чад ум удачливо,
яря
во себе бесов?
Как
у вод неводу, худо. В ендову
сую ус,
сую, опьянён… Я пою, ус
в висок скосив.
Он рот умилял, и муторно.
Я бес, я у чар в яме! Нем я, врачуя себя,
и чёрт речи
меня лишил, я нем.
Я, следя, лгу ему в уме. Угляделся.
И себе на небеси ―
нема, как и лика камень,
а чутка, как туча.
Ясен зов Ее вознесся:
«Я и надзор, и мама мироздания,
беду судеб
вижу, ран боль обнаружив.
…И о плаче, печаль, пой,
и воззови,
и мир прими!»
............................
Ее
дивен мне вид!
У дива на виду
я утеснён, сетуя,
и лоб томим от боли,
от чуда-ладу: что
Успенье псу?
Молися силóм!
И омыты мои
очиньки, лик… Ничо,
вымолил, омыв
ее
укором тенет мороку.
Зло переполз…
Я славил боль, обливался
ей, нем, ан знамение
яро в тиши творя…
Меня истина манит сияньем!
Лети, сон, тенет носитель!
Лети, чар рачитель!
А тута,
въявь:
― Лезь, мамзель!
― Залазь!
― И повопи!
― Цыц! ―
Убрав ее в арбу
и обдав свадьбой,
катили так
и летели,
как
ада чада,
а дар конокрада
летел,
ровно и он вор.
Удал, сулил усладу…
Сёла, лес,
и луг, и Жигули,
и город у дороги ―
о, мимо, мимо!
Тю! О пирах ухари поют
и о воде медовой!
Их усы сухи.
6
Ого,
топот!
Ага,
учуял я. Учу:
«Молодь-зелено! Не лезь долом».
Топот… Топот…
«Он далече? Ладно!»
И летели,
и лепо пели
мы там холмам лохматым,
и маками
низин
яра залила заря
у города дорогу.
…Тише! Мститель летит, смешит
воров ―
то гогот,
то хохот:
«Ого-го-го-го-го!
Аха-ха-ха! Аха-ха-ха-
ха!» Бах! ―
осело колесо.
И жалко поклажи.
Летит смерти хитрее мститель!
Летел,
как
и чёрт с встречи
с иконой ― он окис!
А вижу: на небе мать там ...на ― ну, жива!
И ..... над нами!
Лети, о воитель,
ха, Мономах!
Лети, бар грабитель,
лети на канитель!
Нельзя, в ухабах увяз, лень…
Нам ― амáн.
Наш меч умер. Дремуч емшан.
7
Ха, в оковах
ем я в яме
уху.
Ишь, а ныне, жаря еду, кутят у Кудеяра жены наши!
Нежь жен,
мило ври, мирволь им!
Ах, уха
аки бибика!
Ох, и лечь нынче лихо!
Как
лапоть, си ищущи истопал.
Верю в Юрьев
мора денек. Шуба бабушке недаром
и дарена, да не ради
их ухи…
Шабаш!
Ров, двор
и щелка… Дабы дыба да клещи
мя трем смертям
отдали… «Мил ад-то?» ―
Так жалил и пилил аж кат.
Ад алкал. А клада
иди
ищи!
А клада ― гадалка
ищи в сене, свищи!
Огонь меня немного
того… Ноготь ―
ого! Того…
Акика!
Так, кат,
учи бичу!
Моли шилом!
Тот
кат ли повалил, оголил, а вопил так,
как
от сапа сто
волов.
Икал. У ката кулаки ―
ины дыни
ешь ― не меньше!
Он рот воплями мял повторно
и мял после дел соплями,
и, воркуя у крови,
узел свил, слив слезу.
Еда звучала палачу в заде ―
и прет, а терпи!
Коты пыток!
Раки кар!
Кат ― сам ада мастак!
Яра татарья,
яра харя!
Шарашь,
акы быка,
овец, и сицево
мочи бичом!
Тело коли, шило! Колет,
аки пика!
Я следом оделся
укóлов. У зубов обузу волоку.
«Иль язик изъяли?
Мы дадым
нового! Вон
и повиси. Вопи,
как
колоколок!»
Инно: в зубы да на дыбу. «Звони!
И о вере вой!»
Йок, а на кой?
Каты, вы так!
Кату ― кутак!
Но выдал клады ― вон
они, тут: инно ―
течет
ета наша каша, нате!
И уха на хуй
течет!
Течет,
как
адова вода…
8
Не жив день, недвижен,
и чуть тучи
намутили туман.
Вянет стен явь.
А за кирпича лапами атака таима ― палачи Приказа.
Теперь трепет
тише тешит.
Ах, и так ты, пытка, тиха!
Тишь у дыбы душит.
Я не шишеня,
дар я аду. Ну, да я рад
аду суда.
Дьявол ― слов яд
оговору сурового.
Яду, судья!
Ишь, и твари! Мука ― везут. У зевак, у мира в тиши,
сиволапо тащат. Опал, овис,
ха, лег на виду… Съехал по плахе. Судьи в ангелах,
да втащат в ад ―
ад же дан как надежда!
9
И летописи потели…
Адов слог ал, глав ал глагол свода:
то пот ―
чем течет меч!
Топор плахам ахал про пот,
ухал, плаху
вымыв!
Индо дни
он метил, и темно
махал по плахам
мытым.
О нас и писано:
мол, занят ум смутьяна злом ―
то мот
и вор крови.
Или тем-то и отметили?
Мора день недаром
моту, мол, уныл… Хмелем хлынул, омутом ―
и пир хмелем хрипи!
И позови воров, и возопи,
в омут умов
ори сиро!
Ада
идол, псов алы рыла восплоди
и рты, вымыв, вытри!
И ши́шара, шиши,
шерёшь
и тати ―
тут как тут.
И опои,
и наври рвáни!
И враз у пира втихаря о боярах ― и твари пуза рви!
И на холопа по лохани!
А боль-злоба
алела
и ворковала во крови ―
от часа, что
сила воспенилась, а псари мира спасали не псов, а лис,
и летописи лисьи потели…
10
Может, ямы мятежом
вырыв,
топор искал плакс и ропот,
и охал, пахарь праха, плахой
им, а палача лапами
те четвертованы. Нá вот ― рев течет…
Ям вера ― ревмя.
Ее
нежа в уме, и не чёрт отречением уважен,
а холоп отречен. Рок в корне чертополоха ―
закопан напоказ.
И врыв, в яме сгинь, книг семя, вырви ―
и врозь взорви!
И книжинки,
воспылав от силы листов, алы, псов
и лис они тревоги миговерти носили.
Ума хула в хвалу хаму,
и чёрту глазá лгут речи,
которыми наго поганим мы роток.
Хаму в умах
óголи ― хаму зароком око разума хилого.
Топор отколе вело? Кто, ропот
вил оголив,
учил кличу
мечом? О чем?
«Бар грабь!
Уничтожь отчину!
Фу-ка, в узы бар, абы́зу ― вакуф!
Не жалеть телá жен!»
Учил кличу
тот супостат со пустот
мира дыры́. Да ды́ры ― дар им!
И тамо преследовал главодел серпом. Áти
мира дырам! Чмары дар им ―
молот сокровищ или зуд узилищ и вор-костолом!
Ропот, ищи топор!
Топор, ищи ропот
и мани тóлпы плотинами!
Их ал путь у плахи,
ал зла
потоп!
Ям вера ― ревмя.
Манишь, рев, к вершинам
плоть толп.
Небодум им удобен,
а вера царева
родит нам антидор.
Но смутишь ― удушит ум сон,
и неметь в темени
уму.
И метет в те теми
и нéми шабаш имен и
ада
улова ― и диаволу
доход.
11
Но взнесен звон!
Мило колокол им,
яро, мило вещал, слаще воли мóря!
И рад устало ― псина, раб, вора забава, базаров баран! Исполать, судари!
Мы вечевым
мира думу в ум ударим!
Мором
мира дом одарим!
О вера-зарево!
О, не раз озарено
ее
имя татями ―
их и
ее
имян гори, мир, огнями!
Мир им ―
кабак.
Он, небось, особенно
мил им.
Мора день недаром
им ахал плахами
и олуха хулой.
Им и
дайте топор ― пропотеть, и ад,
зияя из
тени, заранее геенна разинет.
Ее
имя расписано до нас, и псарями
оно
воспето в рвоте псов ―
хам рока на кормах!
12
Веру доищи, одурев,
и мало ― колоколами,
и рано ― в звонари…
Ала в хуле делу хвала!
А народу хула в хвалу. Худо-рана
течет ―
вымокал у ката кулак, омыв
дел сих уд, и дух, и след.
Народ чохом охоч до ран,
он сир присно,
и крут, как турки,
и круче чурки,
и серее ереси.
Неодолим он, но мило доен,
нечесан, а сечен,
надзору роздан,
надолго оглодан,
натупо опутан,
утоп в поту
и охуел под оплеухой!
1969 ― 1972, 1975 ― 1976, 1990, 1993.
-------
С небольшими сокращениями.
-------
Прим. ред.
Палиндромическая поэма («ретрагедия») «Тать» входила в самиздатские машинописные сборники В.Г. 1976 ― 1977 годов. <Возможно, фрагменты были также представлены в самиздатском журнале «Поиски» и его парижском типографском переиздании. ― Проверить. Г.Л.> В начале 1990-х фрагменты печатались в ашхабадском журнале «Юность» («Яшлык»), в 1994 году - в «Новом мире» (№9), впоследствии - в антологии «Самиздат века» и других изданиях (см. библиографию).
Настоящий вариант текста, подготовленный автором для своей книги в 1993 году, является наиболее объемистым (приблизительно 730 палиндромических строк против 640 в самиздатской версии). Видимо, этот вариант можно считать окончательным, ― несмотря на авторскую сноску «С небольшими сокращениями». Во всяком случае, более полный и окончательный вариант поэмы нам неизвестен; скорее всего, такого в беловом виде и не существовало. В самиздатской версии 1970-х гг. имеются несколько десятков палиндромических строк, не вошедших в данную редакцию, но компиляция была бы затруднительна и вряд ли уместна ― в силу слишком значительных изменений даже в сходных фрагментах текста.
Первая и, видимо, единственная публикация настоящего варианта осуществлена в 2002 году в Интернете, на сайте «Неофициальная поэзия».
I сени демон ономедни нес… Авторская палиндромическая ошибка. (См. также прим. к строке «Матисс, там» из поэмы «Радуги мигу дар».)