Про сигареты "Парашют"
История из парашютной жизни. Это были такие сигареты. Два красных парашюта на коробочке из обойной бумаги с надписью "Парашют". Мы их покуривали в пубертатном возрасте. Дерьмо было редкостное. Делалось оно из сухой травы, пропитанной никотином и селитрой. Компоненты перемешивались тяп-ляп, в результате чего в теле сигареты попадались комки, где селитры было в избытке, и получалась такая маленькая "бомбочка".
Когда огонь доходил до неё, она начинала шипеть и разбрызгивать вокруг искры, как бенгальский огонь. Сигареты мы прятали на лестнице, там на втором этаже была сделана деревянная ступенька к входной двери квартиры, вот под неё мы и клали сигареты. Однажды получилось так, что эти манипуляции заметил рано пришедший с работы глава жившего в нашей квартире семейства Гугелей, Роман Иосифович, или, как его звали в квартире, Рома. Это был во всех отношениях достойный человек, даже с избытком достоинств, поэтому умные люди из числа приходивших в нашу квартиру взрослых гостей относились к нему с лёгкой иронией. Время от времени с ним происходили истории, которые эту его репутацию подтверждали. Однажды зимой к нам в дверь кто-то позвонил. Жили мы в квартире дружно, поэтому звонок у нас был один, а открывал тот, кто был в данный момент ближе к двери на лестницу. В тот раз ближе оказался Рома. Он открыл дверь, и в квартиру вошёл незнакомый мужчина, уверенно направившийся по коридору вглубь в сторону кухни. Рома какое-то время его сопровождал, а потом зашёл в свою комнату. А ещё позже мы услышали вопрос его жены Эли, произнесённый громким голосом и тоном, не предвещавшим ничего хорошего:
- Рома, а где твоё новое пальто? -
В нашей небогатой квартире верхнюю одежду вешали на вешалки в коридорах, но своё новое пальто Рома всегда заносил в комнату. В этот раз оно оказалось в коридоре временно, так как Рома только что пришёл с улицы, где шёл снег, и бережливо ждал, пока пальто высохнет. Вот это самое Ромино пальто и унёс незнакомец. На крики сбежалась вся квартира. Рома стоял в центре и с унылым видом оправдывался. Эля, уже откричавшаяся и с подозрительно блестевшими глазами, молчала. Больше всех разорялась Тася Аганина:
- Ну, как это можно было не спросить, к кому этот человек пришёл? Мой Петюня (так она называла своего мужа) обязательно бы спросил -
- Что значит неудобно? А если бы он унёс Петюнино пальто? -
Эта воображаемая ретроспектива так её распалила, что она, по-видимому, даже не вспомнила, что у её Петюни не было не то что нового, а вообще никакого пальто, а его всесезонный плащ, который Тася называла солидным словом "мантель", не соблазнил бы даже нашего дворника-узбека дядю Ваню. Впрочем, всё это не имело никакого значения. Тася торжествовала. Ромино пальто ставило его выше Петюни...
... на нашей квартирной лестнице статусов, а случившаяся кража восстанавливала статус-кво. Масла подлила тётя Маня:
- А я это вижу, идёт мужчина, и на нём пальто, ну, как у Ромы. Я даже ещё подумала, чего это все с одним фасоном выбирают?
Это был уже перебор. Эля громко всхлипнула, схватилась за голову и убежала в комнату. У неё начиналась мигрень. А через неделю квартуполномоченная Лиза Блехман сказала:
- Надо собрать Роме на пальто -
Собрали. С отдачей, когда будет. Самый большой вклад внёс таксист Сима, которого мы видели всего несколько раз в году.
И вот этот самый Рома подсмотрел, как мы прятали сигареты. Подсмотрел и утащил, чтобы накапать родителям. И мало, что накапал, так ещё нагло решил наш "Парашют" раскурить. Рома курил, и это был его единственный недостаток. Впрочем, всем говорилось, что Рома бросает. И в самом деле, вечером всё ограничивалось парой половинок сигареты. Обычно Рома покупал себе "Новые", имевшие половинную длину, а если таковых в угловом ларьке не было, он покупал обычные и резал их пополам. Такая же судьба постигла и конфискованный у нас "Парашют".
Рома "бросал курить" у форточки на кухне к нескрываемому неудовольствию готовивших там еду хозяек. Они гнали его на лестницу, а Рома упирался. На лестнице было холодно, надо было надевать пальто, потом снимать - полсигареты явно этого не заслуживали. Поэтому Рома отшучивался, говоря, что присутствующим полезно ощутить мужской запах. Из всех мужчин квартиры курил только он. Ему чего-то отвечали, он чего-то отвечал - тут полсигареты кончались, а с этим и дебаты. Так должно было быть и в тот раз. Рома засунул половинку "Парашюта" в мундштук и пристроился у форточки. На расстоянии метра от форточки была раковина, и именно эта их близость и служила основной причиной споров о вреде курения. К раковине подошла Тася, якобы чтобы набрать воды, а на самом деле, чтобы начать очередную табачную свару. Тася работала копировщицей и так же, как и другие её 40 товарок, работавших с ней в одном помещении, была языката и криклива. Её основным способом общения было подпускание язв и развязывание мелких свар. Например, страдавшей от мигреней Эле, начавшей к тому же слегка полнеть, она могла сказать что-то вроде такого:
- Знаете Эля, я где-то читала, что мигрени бывают от полноты -
От этого у Эли тут же начиналась мигрень, и она убегала в комнату, не доварив куриный суп. Соседи укоряли Тасю, а она от них отбивалась:
- Чего такого я сказала? -
А на этот раз случилось вот что. Тася уже успела что-то сказать про рак и что нечего транжирить семейный бюджет. Рома приготовился ей ответить и повернулся в её сторону. Он раньше не курил "Парашют" и про "бомбочки" ничего не знал. А одна из них сидела прямо на кончике отрезанной им половинки. Рома чиркнул спичку, поднёс её к сигарете, "бомбочка" пыхнула и с лёгким хлопком отлетела прямо Роме в ноздрю. Почувствовав боль от ожога, Рома фукнул носом и из его ноздри вырвался ослепительный сноп летящих в Тасю искр. Зрелище было ошеломительное и комичное одновременно. Стоит мужчина, похожий на Жванецкого, и из его носа бьёт пламя. Тася отреагировала на пламя испуганным криком:
- Рома, перестаньте хулиганить! -
Но это в первый момент, а в следующий крик испуга превратился в оглушительный рёв. Мы-то знали, что искры от "бомбочек", как от электросварки - прожигают насквозь. Это родители никак не могли понять, почему на рукавах наших пальто столько мелких дырочек. Сейчас та же судьба постигла Тасино крепдешиновое платье, которое она не успела переодеть, придя с работы. Кроме того, ей было просто больно от жгучих искр. Рома стоял с обалдевшим видом. Он просто не понимал, что произошло. В следующие несколько секунд пространство кухни разорвала какофония озвученных эмоций коммунального бытия. Был тот самый вечерний момент, когда все приходят с работы и собираются на кухне. Жёны, чтобы греть еду для семейного ужина, мужья, чтобы узнать, скоро ли их будут кормить, дети, чтобы просто покрутиться у взрослых под ногами. Даже редко обнаруживающий своё присутствие таксист Сима вышел на кухню, чтобы обменять сгущёнку на банку сушёных снетков, которые всегда водились у судомойки Мани, и которыми было намного сподручнее закусывать надыбанное им где-то чешское пиво. Мужики откровенно хохотали. Даже подкаблучник Петюня, до которого обычно всё доходило, когда все уже засыпали, хохотливо постанывал в углу. Сима уронил банку со снетками и даже не пытался собрать осколки стекла. Женщины реагировали более разнообразно и с отсутствием всякой логики. Тасю за её постоянные язвы не любили, но с другой стороны ей было больно и, опять-таки, испорченное платье. Поэтому Маня и Аня, нахохотавшись вволю, дружно осудили Рому:
- А ещё говорят, что приличный мужчина -
Лиза Блехман, тоже смеявшаяся, вдруг замолчала и дала крутившемуся рядом сыну Юрке подзатыльник, как бы сразу переходя к финалу. В разгар веселья на кухне появилась Эля. Она ещё ничего не понимала, но женская интуиция подсказала ей, что виной всему её муж, а, вернее, его пагубная привычка к курению, которая постоянно служила причиной размолвок этих, в общем-то, искренне любящих друг друга людей. Поэтому она сделала лицо Медузы-Горгоны и обрушила на мужа поток упрёков, которые, по-видимому, были понятны только им одним:
- Ну, что, доволен?! Ты этого добивался?! -
А плод их любви, девочка Ирочка или, как её называл папа, Пумпа, прыгала от восторга и хлопала в ладоши:
- Папа, сделай ещё!!! -
В общем, это всё. Дальше было неинтересно. Конечно, во всём обвинили нас с Юркой. Мол, это мы подложили что-то в Ромину сигарету. Мы отрицали злодейский умысел, что было несколько затруднительно, так как одновременно надо было заставить присутствующих поверить в выдвинутую нами версию, что сигареты мы нашли и оставили их у себя не для курения, а только для пацанского престижа. Развеять сомнения нам так и не удалось, поэтому Юрка получил ещё пару подзатыльников, а меня отправили к жившей неподалёку тётке выносить мусор, что было хуже всяких подзатыльников, так как мне надо было с этим поганым ведром идти в соседний двор через дом по ярко освещённому Литейному проспекту, где было полно ребят из моего класса. Но это уже другая история.