Ноябрьское настроение
Несколько дней назад я сидела на сочинском пляже, смотрела на термометр, который показывал 30 градусов на солнце, на женщин и мужчин в возрасте, которые купались в Черном море, и думала о том, как будет невыносимо, ужасно, прекрасно вернуться в Москву и почувствовать там предновогоднее настроение. Как в моей голове рядом поместились сочинская почти летняя погода и московское предновогоднее настроение, объясняется, скорее всего тем, что я не хотела возвращаться в дождливый и промозглый московский ноябрь.
И вот я вернулась... в дождливый и промозглый ноябрь. И вот я больше не стою на балконе в 8 часов утра в пижаме, глядя, как поднимается солнце, а везу в это самое время в темноте дядю Федора в сад. А Дядя Федор слушает самый что ни на есть ноябрьский рассказ.
Знаете ли вы, что у того самого Виктора Драгунского был не только сын Дениска (который никакой каши на самом деле в окно не выбрасывал), но и дочка Ксюша. И когда Ксюша выросла, она стала писать прекрасные детские рассказы, один из которых и слушает дядя Федор московским ноябрьским темным, промозглым и сварливым утром:
Когда я была маленькая, на завтраки в школе давали все очень невкусное, какое-то такое недожаренное и горелое одновременно. В нашей школе так целыми днями и пахло этим горело-недожаренным. Мы, конечно, просто терпеть не могли школьные завтраки и всегда старались принести справки от врача, что нам нельзя завтракать в школе.
Особенно противными в школьных завтраках были котлеты. Даже вспоминать не хочется.
И вот однажды, как раз в ноябре, когда стоят такие холодные темные дни, никак не хочется просыпаться, идти в школу и вот совсем уже не светит есть школьный завтрак, а настроение довольно сварливое, конечно же дали котлеты…
Когда я их увидела, у меня сразу в животе как-то кисло стало. «Куда бы, - думаю я, - эту котлетину деть, чтобы никто не заметил?» Потому что учителя следили, чтобы мы все съедали на школьных завтраках и от этого хорошо учились.
Неподалеку стоял мальчик из параллельного класса по фамилии Раппопорт. Он был отличник, но шуток не понимал. Ему скажешь: «Раппопорт-аэропорт на колесиках приехал», а он думает, что это обидные неприличности, и бежит ябедничать. Я стала смотреть на Раппопорта и думать, как он всегда ябедничает, важничает, воображает… Конечно, на самом деле он воображал не больше других, но у меня было такое сварливое настроение, что он казался мне Главным Воображалой всего нашего района или даже всей Москвы. К тому же я разглядела, что Раппопорт не ест противные котлеты, а спокойно запивает чаем бутерброды и пирожки, принесенные из дому. Наверное, заполучил справку от врача! Это разозлило меня до полного умопомрачения, и я что было силы, словно снайпер какой-то или метатель ядра, запустила котлету в Раппопорта-аэропорта…
Но котлета не долетела. По дороге котлета слегка зацепилась за широкое плечо нашего физкультурника, изменила курс и угодила прямо в лоб одному иностранному туристу, который со своими друзьями, тоже иностранными туристами, пришел посмотреть, как в нашей школе все хорошо. Турист немножко удивился, встрепенулся, огляделся по сторонам и дружелюбно улыбнулся русской детворе, а котлета отскочила от его лба и аккуратно приземлилась в раскрытую сумочку учительницы по музыке, которая мирно пила какао с коржиком и увлеченно читала журнал «Музыкальная жизнь».
Самое удивительное, что никто ничего не заметил. Раппопорт слопал свои бутерброды, туристы ушли осматривать медпункт, а учительница по музыке, не отрываясь от журнала, защелкнула сумочку и пошла по своим делам. Представляю себе, приходит она домой, или к ученикам, или, еще лучше, идет с женихом в кино… Смотрит какой-нибудь жалобный фильм, хочет достать носовой платочек, открывает сумочку, а там…
Ужас какой-то!
С тех пор я больше никогда не кидаюсь котлетами. Вдруг они окажутся такими прыгучими и попадут совсем не туда? А может быть, таких прыгучих котлет больше не делают? Их чего же их все-таки же делали, что у них была повышенная прыгучесть?