Зарубежная делегация
Дело было в дачном поселке Здравница. Том, что находится между двумя центрами цивилизации: Перхушково и Жаворонками. Недалеко за Одинцово, около часа на электричке от Белорусского вокзала. Году эдак в 1962-63.
На даче собрались несколько семей: мои мама и папа (меня тогда еще не спроектировали), дядя Роберт (все его звали Робиком) - кореец около метра шестидесяти ростом, мамина сестра с мужем Иреком - гражданином социалистической Польши и семейная пара из Донецка. Про эту пару надо заметить одно: он был шахтером и работал в забое. Звали его Борис, и росту в нем было как в двух дядях Робиках.
Что делают молодые мужчины по приезду за город? Правильно, они пьют, ведя политические разговоры. Они поговорили про политическое устройство Польши, про виды на урожай на Целине и советско-китайскую дружбу. Проблема появилась при обсуждении гонки вооружений и Карибского кризиса: спиртное кончилось. Не совсем кончилось, а лишь та часть, что была им выделена бдительными женами. Спустившись по поскрипывающим ступеням веранды, мужчины, с непоколебимой авторитетностью в голосе, заявили о необходимости развеяли хмель и прогуляться до Сельпо в Перхушково, и, мол, не надо ли любимым женам макарон купить, спичек или карамелек каких.
Получив наказ в виде списка покупок, мужчины дружной гурьбой степенно вышли за калитку.
Дорога в Перхушково занимала минут пятнадцать-двадцать. Уложенная бетонными плитами с загнутыми железными ушками улица, шла параллельно железной дороге. Недалеко от пруда, заросшего листьями кувшинки находилась Стекляшка: кафе сельского типа, приют комбайнеров и
работников Сельхоз-Потреб-Кооперации. В метрах трехстах за Стекляшкой стоял деревянный магазин Сельпо. Движимые долгом, мужчины дошли до магазина и купили половину из того, что было написано в списке. Другой половины на полках не было. Зато отсутствие товара заменилось присутствием некоей наличности карманах.
Проблема состояла в том, что буфетчица Валя - интересно, что большинство встреченных мною буфетчиц свали именно Валями - повернувшись породистым крупом к улице, возилась с навесным замком опечатывая стеклянную дверь засовом из двухдюймового уголка. Времени на раздумья не оставалось. Мой будущий папа передал авоську с продуктами Робику и, поправляя очки на переносице, что добавило ему интеллигентности, подошел к крыльцу Стекляшки.
- Валентина, - начал он, слегка откашлявшись.
- Не видишь, закрываюсь уже. Завтра приходи! - достаточно громко, чтобы услышали все решила закончить разговор буфетчица.
- Одну минутку, если позволите, - он галантно взял ее под локоток. - Если можно, не так громко, - понизив голос до доверительного шепота продолжил он.
От обращения на ВЫ и неожиданной культурности Валя ненадолго опешила и позволила папе перейти в контрнаступление.
- Видите ли, у нас тут иностранная делегация в институт Стали и Сплавов приехала. Кафедра Научного Коммунизма решила организовать культурный отдых на выходные для профессоров из Кореи, Польши и, э-э-э Болгарии. Вот решил их свозить на природу, показать гостеприимство русского народа и красоту Подмосковья. Вы уж не ударьте в грязь лицом.
Валя широко открыла рот и пару раз хлопнув ресницами, закрыла его с едва слышным клацаньем зубов. Через десять секунд размышлений она открыла дверь и, не дав папе пройти внутрь, захлопнула с силой, заставившей задребезжать всю Стекляшку.
Папа спустился с крыльца и подошел к друзьям.
- Мы - иностранная делегация. Ты - кореец, ты - поляк, я - сопровождающий.
- А я кто? - обиженно пробормотал Борис.
Папа не на долго задумался.
- Ты - болгарин. Говорить мало и с акцентом. Понятно? Давайте сюда ваши деньги.
Все протянули ему замусоленные трешницы и мелочь.
В Стекляшке зажегся свет. Дверь распахнулась. В дверях стояла буфетчица Валя. На Вале был надет относительно чистый белый халат, желтый кокошник, деревянная улыбка и, непонятно откуда появившиеся красные туфли на каблуке. В ее глазах застыл страх перед начальством. Было ясно, что хозяйка Стекляшки была готова к приему высокой иностранной делегации.
Со словами: "Благодарю Вас, Валентина", папа прошел внутрь и придирчиво оглядел внутренности кафе. Там стояли хромированные столики и разномастные деревянные стулья. Посередине зала стоял такой же стол, но накрытый белой скатертью. На скатерти возвышалось блюдо с картофельным пюре, миска с пятью котлетами и четыре огурца, видимо сорванных с грядки позади Стекляшки. Трехлитровая банка Солнцедара завершала натюрморт. Дальнейшие полтора часа были покрыты тенью загадочности, но так как Карибский кризис был успешно преодолен, можно заключить, что переговоры на политические темы завершились успешно.
Вечерело. По улице, ведущей к даче медленно передвигались трое человек с тачкой. В тачке сидел Робик и приветственно помахивал рукой встречающим, наподобие маршала Советского Союза Малиновского, принимающего парад на Красной Площади. Потом они так и не выяснили, где взяли тачку. Они знали одно, Робик идти не мог, но жена ждала его на даче. И чувство долга превознемогло усталость.
Успешно доставив ценный груз, под недобрыми взглядами жен, мужчины понуро поплелись к заранее обозначенным койко-местам. Болгарин Борис не удержавшись на ногах, от истомы, не иначе, споткнулся головой об угол печки. Из угла вылетел кирпич и с грохотом упал на деревянный пол. Шахтер сказал: "Ой", поднялся с пола, аккуратно отряхнул колени и ушел спать.
На следующий день, болгарин Борис без единого следа вчерашнего на лбу, стесняясь за безобразное поведение, чинил печь. После утреннего тет-а-тет с женой, он не хотел ни с кем не то, что разговаривать, а даже встречаться взглядом. Поэтому он стоял уткнувшись носом в печь, и уже в двадцатый раз выравнивал цементную полоску между кирпичами. Полоска была идеальна, но Борис продолжал усердно над ней работать используя в качестве рабочего инструмента указательный палец. Видно было, что уходить от печки к людям он пока не хочет.
Папа, Ирек и Робик молча вкалывали на грядках, окапывая ровные ряды подмосковных овощей. А жены, стоя на веранде в дачных халатах, успешно сдерживая смех, показывали пальцами на объем работ: подпилить сучья у яблонь, прорядить черноплодную рябину и поменять столб у забора. Сжав челюсти и бросая друг на друга исполненные вселенской скорби и понимания заслуженной кары взгляды, зарубежная делегация продолжала знакомится с культурой дачного отдыха.
На даче собрались несколько семей: мои мама и папа (меня тогда еще не спроектировали), дядя Роберт (все его звали Робиком) - кореец около метра шестидесяти ростом, мамина сестра с мужем Иреком - гражданином социалистической Польши и семейная пара из Донецка. Про эту пару надо заметить одно: он был шахтером и работал в забое. Звали его Борис, и росту в нем было как в двух дядях Робиках.
Что делают молодые мужчины по приезду за город? Правильно, они пьют, ведя политические разговоры. Они поговорили про политическое устройство Польши, про виды на урожай на Целине и советско-китайскую дружбу. Проблема появилась при обсуждении гонки вооружений и Карибского кризиса: спиртное кончилось. Не совсем кончилось, а лишь та часть, что была им выделена бдительными женами. Спустившись по поскрипывающим ступеням веранды, мужчины, с непоколебимой авторитетностью в голосе, заявили о необходимости развеяли хмель и прогуляться до Сельпо в Перхушково, и, мол, не надо ли любимым женам макарон купить, спичек или карамелек каких.
Получив наказ в виде списка покупок, мужчины дружной гурьбой степенно вышли за калитку.
Дорога в Перхушково занимала минут пятнадцать-двадцать. Уложенная бетонными плитами с загнутыми железными ушками улица, шла параллельно железной дороге. Недалеко от пруда, заросшего листьями кувшинки находилась Стекляшка: кафе сельского типа, приют комбайнеров и
работников Сельхоз-Потреб-Кооперации. В метрах трехстах за Стекляшкой стоял деревянный магазин Сельпо. Движимые долгом, мужчины дошли до магазина и купили половину из того, что было написано в списке. Другой половины на полках не было. Зато отсутствие товара заменилось присутствием некоей наличности карманах.
Проблема состояла в том, что буфетчица Валя - интересно, что большинство встреченных мною буфетчиц свали именно Валями - повернувшись породистым крупом к улице, возилась с навесным замком опечатывая стеклянную дверь засовом из двухдюймового уголка. Времени на раздумья не оставалось. Мой будущий папа передал авоську с продуктами Робику и, поправляя очки на переносице, что добавило ему интеллигентности, подошел к крыльцу Стекляшки.
- Валентина, - начал он, слегка откашлявшись.
- Не видишь, закрываюсь уже. Завтра приходи! - достаточно громко, чтобы услышали все решила закончить разговор буфетчица.
- Одну минутку, если позволите, - он галантно взял ее под локоток. - Если можно, не так громко, - понизив голос до доверительного шепота продолжил он.
От обращения на ВЫ и неожиданной культурности Валя ненадолго опешила и позволила папе перейти в контрнаступление.
- Видите ли, у нас тут иностранная делегация в институт Стали и Сплавов приехала. Кафедра Научного Коммунизма решила организовать культурный отдых на выходные для профессоров из Кореи, Польши и, э-э-э Болгарии. Вот решил их свозить на природу, показать гостеприимство русского народа и красоту Подмосковья. Вы уж не ударьте в грязь лицом.
Валя широко открыла рот и пару раз хлопнув ресницами, закрыла его с едва слышным клацаньем зубов. Через десять секунд размышлений она открыла дверь и, не дав папе пройти внутрь, захлопнула с силой, заставившей задребезжать всю Стекляшку.
Папа спустился с крыльца и подошел к друзьям.
- Мы - иностранная делегация. Ты - кореец, ты - поляк, я - сопровождающий.
- А я кто? - обиженно пробормотал Борис.
Папа не на долго задумался.
- Ты - болгарин. Говорить мало и с акцентом. Понятно? Давайте сюда ваши деньги.
Все протянули ему замусоленные трешницы и мелочь.
В Стекляшке зажегся свет. Дверь распахнулась. В дверях стояла буфетчица Валя. На Вале был надет относительно чистый белый халат, желтый кокошник, деревянная улыбка и, непонятно откуда появившиеся красные туфли на каблуке. В ее глазах застыл страх перед начальством. Было ясно, что хозяйка Стекляшки была готова к приему высокой иностранной делегации.
Со словами: "Благодарю Вас, Валентина", папа прошел внутрь и придирчиво оглядел внутренности кафе. Там стояли хромированные столики и разномастные деревянные стулья. Посередине зала стоял такой же стол, но накрытый белой скатертью. На скатерти возвышалось блюдо с картофельным пюре, миска с пятью котлетами и четыре огурца, видимо сорванных с грядки позади Стекляшки. Трехлитровая банка Солнцедара завершала натюрморт. Дальнейшие полтора часа были покрыты тенью загадочности, но так как Карибский кризис был успешно преодолен, можно заключить, что переговоры на политические темы завершились успешно.
Вечерело. По улице, ведущей к даче медленно передвигались трое человек с тачкой. В тачке сидел Робик и приветственно помахивал рукой встречающим, наподобие маршала Советского Союза Малиновского, принимающего парад на Красной Площади. Потом они так и не выяснили, где взяли тачку. Они знали одно, Робик идти не мог, но жена ждала его на даче. И чувство долга превознемогло усталость.
Успешно доставив ценный груз, под недобрыми взглядами жен, мужчины понуро поплелись к заранее обозначенным койко-местам. Болгарин Борис не удержавшись на ногах, от истомы, не иначе, споткнулся головой об угол печки. Из угла вылетел кирпич и с грохотом упал на деревянный пол. Шахтер сказал: "Ой", поднялся с пола, аккуратно отряхнул колени и ушел спать.
На следующий день, болгарин Борис без единого следа вчерашнего на лбу, стесняясь за безобразное поведение, чинил печь. После утреннего тет-а-тет с женой, он не хотел ни с кем не то, что разговаривать, а даже встречаться взглядом. Поэтому он стоял уткнувшись носом в печь, и уже в двадцатый раз выравнивал цементную полоску между кирпичами. Полоска была идеальна, но Борис продолжал усердно над ней работать используя в качестве рабочего инструмента указательный палец. Видно было, что уходить от печки к людям он пока не хочет.
Папа, Ирек и Робик молча вкалывали на грядках, окапывая ровные ряды подмосковных овощей. А жены, стоя на веранде в дачных халатах, успешно сдерживая смех, показывали пальцами на объем работ: подпилить сучья у яблонь, прорядить черноплодную рябину и поменять столб у забора. Сжав челюсти и бросая друг на друга исполненные вселенской скорби и понимания заслуженной кары взгляды, зарубежная делегация продолжала знакомится с культурой дачного отдыха.