Шипы розы
- Лука! Я прочитал.
- Что прочитал?
- «Пружина» прочитал.
- А-а. Два дня, почти.
- Я медленно читаю. Половину в один день, половину - в другой.
- Технику быстрого чтения осваивай. Хотя она не рекомендуется для художественных текстов, произведений. Смотря для каких, надо еще добавить. Ладно, это все мелочи. Что скажешь?
- Ну-у. В целом понравилось.
- А мне кажется, там неуместно говорить «понравилось». Там даже должно «не нравиться». Но настолько, чтобы дочитать до конца.
- Вот, мы однажды с тобой говорили, и ты сказал, что не должно быть вранья. Мне кажется, в «Пружине» ты перебрал.
- Перебрал что? Выпил, когда писал? Не-а - все на трезвую голову, Гриш.
- Приврал немного, я имею в виду.
- Да я понял, это шутка была. Приврал, а в чем? В образе Матвея? Человек вымещает на весь мир нечто, что в нем. Спокойно так вымещает, делает бизнес при этом. Живет своей жизнью. И иногда его посещает просветление. В нем два человека, если ты заметил. Один - настоящий Матвей. Второй - …
- Второй - отец. Срисованный с твоего. Насколько я понял. Потому что твоего отца я знаю.
- Он не срисован с моего отца, конечно. Мой отец в повести фигурирует - в образе отца Матвея, который появляется только в конце. Но в очень сильно утрированном, утяжеленном виде. Мой отец до крайней точки не дошел. Поэтому и я не дошел до Матвея. Но посвящение говорит само за себя.
- Это был план такой, так все расставить?
- Не было никакого плана. Когда пишешь, все расставляется в голове само по себе. Так всплыл мой отец, в памяти. Хотя о нем я помню постоянно, каждый день. До матвеевского отца он не дошел совсем немного. Страх его остановил, я думаю так, если бы не страх - он бы наверняка убил кого-нибудь. Впрочем, он еще жив, и я стучу по дереву, чтобы обошло. Помнишь, Матвей тоже стучал по дереву от своих мыслей? Матвей с «кем-то» разговаривал, он мог бы книги писать.
- Насилия очень много.
- А в жизни его мало? Вся история человечества - история насилия. Тебе ли, Гриш, как человеку, работавшему в милиции, об этом не знать?
- Ты вот … то, о чем мы сейчас говорим, опубликуешь?
- Опубликую, почему нет? Пусть будет.
- А тебе не кажется, что неправильно рассказывать заранее? Может быть, кто-то не читал, а так он и не прочитает, потому что будет знать, о чем.
- Уверен, что нет. Здесь сам сюжет не имеет такого уж большого значения. Имеет значение подача сюжета, мысли, которые у Матвея в голове. И даже правильно об этом сказать: те, кто боится, кто не любит … острое всякое, как бритва … тот не прочитает. Не будет портить себе настроение. Кто готов задавать вопросы, которые задавать не принято (даже себе, да), тот пусть читает. Вот - мой читатель, это человек, который задает себе вопросы. Все до конца, не останавливается. Он вытаскивает из себя все, не оставляя темных потайных комнат в голове.
- Ты считаешь, это правильно? Или лучше, чтобы там что-то осталось?
- Правильно открыть все эти дверцы и хотя бы посмотреть, что там. Из-за этих закрытых дверей - депрессии. Мои книги, потому что «Пружина» - не первая из них, снимают депрессию. Да, я так считаю.
- Если «Пружина» - не первая, почему ты не опубликуешь остальное?
- Потому что остальное не дотягивает по качеству, а «Пружина» дотягивает. Остальное, его нет в сети, но люди читали, близкие мне и с кем товарищеские отношения. Но давай вернемся к теме.
- Давай, Лука. Ты говоришь, Матвей вымещает. А мне кажется, он не вымещает. В некий момент своей жизни он понял, что мир ставит его раком. Может быть, таких моментов было несколько, но он решил, что «ни фига», меня не согнуть, я лучше сам буду палачом. Первый переломный момент - изнасилование девушки в парке. Причем он выбирает пару - она шла с мужем. И оба были старше Матвея. Он выбирает трудную цель: муж ведь вполне мог разбить ему морду. Или вообще убить. Но Матвей сломал его, как спичку.
- Вот! Ты правильно сказал. Выбирает себе трудную цель. Муж - в первую очередь. Матвей проверяет этот мир - может ли победить сила? Оказывается - может. Девушка для него - добыча, приз. Он насилует ее с полным сознанием своей правоты, ставит точку в своем этапе познания мира. Сила может победить - быстро и эффективно, сразу, с ходу, в любом месте. Так думает Матвей теперь, это - открытие для него, было догадкой - стало фактом: женщину можно взять вот так, какую хочется, и там, где хочется, не смотря ни на мужа, ни на кого. Его «отмораживает», он становится наркоманом, алкоголиком этого культа. Потому почти половина текста передает его мысли.
- Но тут же все переключается в голове, и он становится тем Матвеем, которым он и был. Мог бы быть.
- Да. И этот, настоящий Матвей его не отпускает до конца, и побеждает, но слишком поздно. А в парке Матвей выбирает путь силового решения. Сила - это минимум инвестиций, максимум результата, - так думает Матвей Шуманский. Но мы видим, чем это заканчивается. Ни слова вранья.
- Я думаю, Лука в реальной жизни Матвей мог бы избежать своей участи, будь он более осторожен.
- Будь он более осторожен, это был бы не Матвей. Он выбрал для себя единственный маршрут, все остальное, значит, отметается. И все, что происходит вокруг, и люди, которые окружают - все его бессознательный выбор. Опасный выбор, разрушительный.
- Да. Все его дальнейшие отношения с женщинами происходят, по сути, по тому же сценарию. Каждый эпизод - в той или иной степени - изнасилование. Ему не надо, чтобы женщина была согласна, ему хочется сопротивления.
- Да, потому что преодоление сопротивления - единственный способ жизни Матвея. Он просто понял, какая участь ему уготована в противном случае. Стоя на мосту понял, а почувствовал - значительно раньше. Вот его логика: мир оказывает сопротивление, подавить, победить которое можно только насилием. Иначе - если проявить слабость - все будет очень плохо. Матвей боится, на самом деле, мне кажется, Матвей - глубоко боящийся человек. Преодолел одни страхи, слабости и нищеты, тут же приобрел другие.
- Да, Лука, я тоже так его понял. Боящийся. Всего, чем живет нормальный человек.
- Нормальный человек, это что, Гриш?
- У которого семья, футбол и пиво по пятницам. Пицца с семьей или друзьями по субботам. Который никого не насилует.
- Который никого не насилует, говоришь? А у Чикатило была семья и дети, что не мешало ему убивать. С виду он был вроде нормальным человеком. К тому же, ты знаешь, что преступления на сексуальной почве совершают те самые «вроде бы нормальные люди», у которых семьи, жены, дети, не какие-то гипотетические абреки. Жены, которые иногда их покрывают. Такие случаи тоже ведь были.
- В общем, да, Лука, по милицейскому опыту могу согласиться, но только отчасти. Такие, как Матвей, вклад в статистику не вносят, они ухитряются настолько «задавить» жертву, что о заявлении не идет и речи. А абреки как раз первые по раскрываемости.
- Возможно. Но, прав, скорее всего, в другом. Представь, существует такая кнопка, которую нажал, и все - страх у людей прошел. И что будет? А будет вот что - криминальная статистика попрет вверх с неимоверной скоростью. И это будут те самые обычные мужчины - мужья, отцы, менеджеры, офисные работники, кто угодно. Четверть из них, перекидав бумажки в офисе в течение девяти часов, будут выходить на охоту, искать приключений, выплескивать зло друг на друга. Четверть! Может быть - больше. У остальных сработает мораль. То, что называется моралью: система своих ценностей, где есть любовь, дружба и подобное им. Где другие эмоции.
- Интересная мысль. Но говорить, как было бы, если бы, неправильно.
- Да. Сослагательное наклонение - оно с душком лжи. Но я говорю, не о том, как было бы, а о том, как есть. Если убрать страх - что будет, задумайся? У твоих бывших коллег будет очень много работы. Согласен?
- Я не согласен, Лука, что четверть. Думать можно о чем угодно, да, в этом ты прав. Но сработают другие ограничения. Мораль? Мораль, да. Жалость. Доброта.
- Доброта … А Матвей злой?
- Хм … хочется сразу сказать «конечно», все ясно, типа. Но потом вспоминаешь …
- Про собаку? Последний разговор с девушками в кафе?
- Но добрым его никак не назовешь. Так где же ответ?
- Ответ? Не знаю. Нет ответа. «Пружина» - книга вопросов. Ответы - это уже сами. Вся линия и последовательность событий раскрывает.
- Например, что раскрывает?
- Что путь в никуда, вот что. И мир все равно не продавишь. Впрочем, я это знал и так и давно. А отношения с женщиной - это то, о чем думал Матвей: набухшие груди, прикосновение к тугому животу с ребенком внутри, детские голоса в доме. Но это Квинтэссенция, конечно. Можно ходить, мечтать, держать за руку. Нет ничего прекраснее женщины в этом мире.
- А я уж подумал, ты Матвея с себя срисовал.
- Нет, не с себя.
- Но что-то общее есть?
- Что-то есть, но насилие в любой форме мне всегда было отвратительно. Ни отец, ни я, не дошли до этой точки, которой заканчивается «Пружина». Где-то недалеко ходили, но не дошли. Хватило ума, или страха. Снова стучу по дереву, потому что он еще жив.
- Так страх - это хорошо? Ты вроде всегда говорил, что страх - это плохо?
- Страх - это плохо. Матвей - глубоко боящийся человек, напуганный с детства, мне так кажется. Он боится жизни вообще. Он на какой-то своей войне все время. К «мирной жизни» он не приспособлен - она внушает ему страх. Откуда все это идет - мы понимаем. Потому все это - еще об ответственности перед своим ребенком.
- Интересно еще вот что … вот кто … А Лена?
- Мне тоже интересно.
- Хочешь сказать, ты ее не понял?
- Я ее не понял. Лена - психопатическая натура. Ей мало того, что у нее есть, она живет своими страстями. В подчинении силе она зеркальна Матвею. И они находят друг друга, и делают то, что должны были сделать по природе своей, истинной ли, привнесенной. Каждый - имея возможность отказаться. Матвей отдает ее на растерзание своей банде - для чего? Зачем? Вроде, у него же чего-то мелькнуло. Любовь там, не любовь, не знаю.
- Зачем?
- Из страха, мне кажется. Что он повернется к нормальной жизни, в которой дети и любящая женщина. И проиграет. Страх здесь - такой же мотив Матвея, как сила, мне кажется. А Лена, в общем, фигура второстепенная. Вот интересно, кто из них - Лена или Матвей, - лучше? Или хуже? Если так можно сказать.
- Почему ты все время говоришь «мне кажется»?
- Потому что я не знаю ответа на эти вопросы. Это просто мое понимание того, что получилось из «Пружины».
- Неужели ты не знаешь этого точно?
- Я не знаю этого совсем. Они живут своей жизнью, и как бы рассказывают что-то мне, а я записываю. Вот здесь они живут, в голове. А может даже не в голове, а где-то, в каком-то пространстве.
- Как ты назовешь эту статью? Не придумал еще?
- «Шипы розы».
- Почему так?
- Красиво … но решишь сорвать с куста, хочешь - не хочешь, а руки поколешь. Вот и они так же: и Матвей, и Лена. Я исследовал эту тему: страх - это плохо, но это сдерживает. А может что-то сдерживать, кроме страха, хорошее что-то? Может. Мне так кажется. Есть потому что в этой публикации отдельный, самостоятельный смысл.
- Какой?
- Чтобы правильно поняли: независимо, что прочитают раньше - повесть или наш с тобой разговор. Мне важно, чтобы «Пружину» именно правильно поняли. Задали себе нужные вопросы. Что лучше, может, никого пальцем не тронуть? Идти по жизни, никого не пиная, ни в мелочах, ни в крупном?
- Как бы ты жанр определил?
- Хоррор, ужасы. Просто ужасы могут быть в виде вампиров, оживших мертвецов, а могут быть … в голове. В темных комнатах сознания могут прятаться такие ужасы, что «Салимов Удел» покажется сказкой, рассказанной на ночь.
PS фотографии в тексте - рекламные материалы с сайта SexiStad