Как белорусский шляхтич помог американцам справиться с козлом
- и стал знаменитым металлургом Донбасса
Донецкие краеведы отлично знают здание старинной юзовской гостиницы «Великобритания», в истории русской литературы оставшейся благодаря известному одноименному рассказу Константина Паустовского. Вписан этот скромный отель и в историю русской металлургии.
Отец советского нон-фикшн Александр Бек, смачно описал, как 23 сентября 1913 года в «Великобритании» отмечал свой день рождения и прощание с Юзовкой сам Михаил Константинович Курако.
35-летний инженер-самоучка, не имеющий диплома, но имеющий славу первого русского доменщика, он в тот день прощался не только с Юзовским металлургическим заводом, отмечал не только грядущее вступление в должность начальника доменного цеха на соперничавшем с Юзовским Петровским (Енакиевским) металлургическом заводе, нет, он прощался с юностью, молодостью, первой частью своей жизни, в которой состоялось его становление как главного авторитета в доменном деле не только в России, но и в сопредельных странах.
Немцу почти смерть
Гулянке предшествовало скандальное событие, которое отчасти и заставило Михаила Константиновича покинуть Юзовку, где он вырастил целую плеяду молодых инженеров и техников доменого цеха.
Ночью, наблюдая за розливом чугуна в изложницы, дежурный доменный инженер Иван Бардин (будущее светило советской металлургии, строитель «Магнитки») стал свидетелем безобразной сцены - славящийся в заводе своей силой и жестокостью сменный мастер-немец ударил за мелкую провинность русского рабочего с такой силой, что выбил ему зубы.
Обычно невероятно хладнокровный Бардин, не помня себя, подскочил к немцу. Будучи сам огромного росту, крестьянский сын Иван схватил фрица за шиворот и готов был сбросить его в ковш с раскаленным жидким чугуном. В последнюю секунду от душегубства спас его другой инженер-доменщик, горячий грузинский парень Георгий Николадзе (великий ученый-геометр, ставший в тридцатые годы еще и «родителем» советского альпинизма).
Свидетелей было много, дело дошло до управляющего заводом Адама Свицына (первый русский директор этого предприятия). Курако пытался выгораживать своих подопечных. Но все, что удалось сделать, - за большие откупные уговорить немца отказаться от претензий, а Бардина и Николадзе забрать с собой в Енакиево.
Все это и «обмывалось». Поводов для пьянки хватало. Выпив все шампанское в буфете «Великобритании», перешли через дорогу в трактир. Опустошив его запасы, пошли в следующий. В общем, долго помнили в Юзовке проводы Курако.
Сын полковника, внук генерала
Он родился в зажиточной дворянской семье. Отец его был полковником и ветераном Обороны Севастополя. Дед - отставной генерал и типичный помещик-самодур - тип, неоднократно выведенный в русской литературе. Отец в отставке с головой ушел в железнодорожные спекуляции, мать большого влияния на сына, растущего в белорусской глубинке, не имела.
С раннего детства его компанией были крестьянские дети. Это пригодилось ему потом в жизни. Поэтому он чувствовал себя среди рабочих естественней и соучвствовал их нуждам куда больше, чем нуждам своего класса.
В 17 лет Михаила Курако отдали в Полоцкое кадетское училище. После первой же порки свободолюбивый юноша решил бежать. Но не в отеческий же дом!
Подбив сына своей кормилицы Максименко податься на юг, будущее светило доменной науки формулировал свои посулы так: там из нашего села многие работают, хорошую деньгу зарабатывают. Авось, и мы прорвемся. И понеслось колесо Фортуны.
«Тигры» у ворот
Юноши приехали в Екатеринослав осенью 1890 года. Толпы голодных крестьян, так называемых «откупов» из Орловской, Тамбовской, Смоленской, Могилевской и Витебской губерний осаждали ворота построенного всего за три года до этого Брянцевского завода.
Найти постоянную работу было непросто. Брали ее с бою ватаги босяков, объединенных общим интересом или происхождением. Так называемые «тигры». В ход шли плечи и кулаки, конкурентов оттесняли безжалостно. Щуплый, но жилистый, выносливый, волевой Михаил очень скоро возглавил одну их таких «тигринных» артелей.
Но что это была за работа! Подряжались «тигры» в основном работать «каталями» - так называли рабочих, таскавших по специальным подъемам к колошникам доменной печи специальную вагонетку с рудой. Называлась она «козой» и вмещала от 600 до 900 кг концентрата. Потолкай-ка такую целый день груженную.
Через два года Михаила нашел отец. Старик в шинели с крестами за Севастополь приехал умолять сына вернуться домой.
- Ехали б вы, папаша, - сказал ему Михаил, хмуро поглядывая в сторону удивленно разглядывающих барина приятелей, - незачем вам тут, люди не поймут.
Такой вот вышел у генеральского внука, полковничьего сына, дворняна Могилевской губернии, верисповедания католического, как сказали бы сегодня, «дауншифтинг».
Впрочем, продолжался он недолго. Очень быстро схватывающий знания на лету паренек прикипел сердцем к чудесному видению извлечения металла из доменной печи. За год выучился на помощника горнового, потом на горнового, и начал удивлять доменщиков Юга Росии своими способностями и умениями. А еще огромным количеством рационализаторский предложений и изобретений. Благо, в те годы доменное производство находилось в процессе становления.
Донбасс как место карьеры
Перепробовав работу на всех екатеринославских заводах, Михаил Курако подался в Донбасс, где предприятий было больше, технологии разнообразнее, а человеку влюбленному в металл, работы было невпроворот.
У него к тому времени сложился и свой круг интересов, и все они крутились вокруг доменного дела. «Танцевать от доменной печи» призывал он своих учеников уже в Юзовке и Енакиево. И это было искренне чувство. Оно привело его для начала к американцам.
Братья Кеннеди построили в Мариуполе, на самом берегу моря огромный завод общества «Русский Провиданс». Он стал основанием ныне знаменитого металлургического комбината им. Ильича.
Курако попал на этот завод в 1898 году. Американцы того времени не тратили еще целого дня на собеседование, не требовали диплом, а просто просили показать на что способен. Молодой доменщик, кстати, с восторгом отнесшийся к американским доменным печам, большим и технологичным, сходу указал хозяевам на «узкое место» в этих печах. Они были широки в основании, а значит больше подвержены при малейшей ошибке с шихтой и температурой плавки образованию «козлов» - настылей из недоваренной руды.
Насколько эта проблема была серьезной для металлургов позапрошлого века, ясно хотя бы из того факта, что первый управляющий заводом Новороссийского общества в Юзовке Джон Юз вынужден был из-за «козла» снести первую поставленную им печь, и начать все сызнова.
Американские мастера на нахального русского посмотрели с ухмылкой, которую, впрочем, очень скоро пришлось спрятать подальше, после того, как он, играючи, расплавил «козла» в горне доменной печи завода «Русский Провиданс».
Умелому металлургу-самоучке немедленно выдали специальный аттестат, в котором, в частности, было отмечено:
«Выдано доменному мастеру Мариупольского завода Михаилу Константиновичу Курако в удостоверение того, что на заводе «Русский провиданс» ему поручена была печь с «козлом» и благодаря его умению через три дня пошла нормально…».
Революционер по духу
После такого триумфа Михаила Константиновича переманили другие американцы - в Краматорск. Там его застала Первая русская революция. Стоит ли говорит, что Курако был со «своими» - с рабочими?
В условиях горячей повстанческой ситуации в Донбассе этот потомок белорусской шляхты поступил совсем в шляхетском стиле - продав имение (то самое, дедовское), он на все деньги закупил партию револьверов, кои передал на дело революции в Краматорске. Помогал он и с печатанием листовок, а также укрывал тех, кто скрывался от властей.
Удивительно, честно говоря, как его вообще не посадили за такие-то художества. Но, думается, промышленники попросили облегчить его участь. Вскоре после этого Курако с женой отправляется на три года в ссылку в Вологодскую область.
Революционность была свойственна его кипучей натуре. Он смело менял технологические процессы, и добивался неслыханного в мире - сокращения ремонта домны в два раза. Придумывал институт сменных инженеров и прообраз социалистического соревнования в цеху. Он первым в российской металлургии сообразил, что взаимозаменяемость смежников может принести увеличение эффективности труда доменщиков.
Глубокие практические знания, неординарный подход к делу, простота в общении с людьми всех социальных слоев, стратегический взгляд на профессию - все это делало Курако всеобщим любимцем.
В 1909 году юзовский директор Свицын позвал его на свой завод, «купив» картиной масштабного технического перевооружения. Он выделил чете Курако двухэтажный особняк, но металлург практически в нем не жил, взяв себе комнатушку прямо в цеху. Как и все «люди возрождения», в быту он был довольно аскетичен. Точно так, как в Юзовке вел себя он в Енакиево, где пережил не лучшие военные годы Первой мировой.
В конце 1916 года Михаил Константинович все-таки снова приехал в Юзовку. А в феврале следующего в России случилась Вторая революция, которую, понятное дело, Кураков принял с восторгом.
В июне того же года Юзовка получила статус города. Доменщики выбрали в горсовет двоих - Михаила Курако и Льва Задова, анархиста вернувшегося с царской каторги за «экс» со стрельбой. Кураков должен был хорошо знать Лёвку - ведь до каторги этот двухметровый еврей работал у него в цеху каталем. Попробуй такого не заметь.
Но после революции дорожки все-таки разошлись. Анархист Задов стал начальником контразведки в одной из дивизий армии Нестора Махно. Беспартийный Курако принял предложение акционерного общества «Копикуз» («Копи Кузбасса») построить большущий металлургический завод «как у американцев» в Кузбассе.
И он отправился из Донбасса в Сибирь строить доменный цех мечты.
Кузбасс и судьба
Томск, Кемерово, Новокузнецк стали свидетелями его неуемной энергии. Курако мечтал построить первый в России доменный цех с полной механизацией, без каталей, без чугунщиков и прочих квалификаций, присущих доменным цехам старой России.
В Томске, где под личным руководством Курако проектировался доменный цех Кузнецкого завода, полностью развернулся его конструкторский талант - талант опытного и непревзойдённого доменщика. Работа проектного отдела была школой доменных конструкторов, доменных строителей.
В очерке о Курако, написанном Михаилом Кантором в 1948 году, замечено:
«Лучший доменщик России остался верен себе - прежде всего он думал о выращивании будущих конструкторов. В 1918 г. Курако приступил к составлению книги «Конструкции доменных печей». Счастливое сочетание талантливого доменщика и остроумного конструктора, обогащённого громадным личным опытом, давало ему возможность написать ценнейший научный труд. Однако, когда книга почти была закончена, произошло несчастье, - его квартира была разграблена, а рукопись уничтожена».
Голод и холод Гражданской войны, нападения на завод местных бандитствующих царьков, годы неустроенной жизни - все это ослабило организм талантливого самородка. И он не выдержал. 8 февраля 1920 года Михаил Кураков скончался от сыпного тифа.
Его дело продолжил ученик - Иван Бардин, в 1929-1930 г.г. руководивший строительством металлургического гиганта в Новокузнецке.
А в большой стране осталась память о неистовом доменщике Курако. Возле центральной проходной Енакиевского металлургического завода стоит ему памятник - в брезентовой куртке и войлочной шляпе металлурга доменщик Курако пытливо вглядывается, наверное, в лётку печи. Кажется, сейчас скажет: «А что, жизнь я прожил не зря - плавка удачная».
Источник