Исповедь для толпы
Несколько лет назад увидел свет опыт О.Новиковой «Любя» из цикла «Вымыслы». Анонс вышедшего текста был примерно следующий: о человеческих (писательских) типах, и типах любви 30-40-х годов; своеобразный любовный треугольник… Больше об этой книге я ничего не знала. Каково же было удивление, когда на её страницах я встретилась с А.А.Ахматовой и М.И.Цветаевой, включённых вымыслом автора в любовный треугольник. Я очень люблю поэзию Марины Ивановны. Но её прозу я люблю больше. Я стараюсь читать о ней серьезные исследования. И - сжимаюсь, когда о творчестве Цветаевой говорят через собственное отношение к тому, какой она была женой, матерью, какой любовный опыт имела … Мне рассказывали, что и среди филологов, читающих курс русской литературы, встречаются такие, которые лекцию о Цветаевой начинают с «безнравственная женщина», не желая принимать курсовые о её творчестве. «Высоконравственно». Любя, чувствуя и понимая М.И., я не могу подходить к ней с меркой, как к «любому человеку». Я помню бессмертное пушкинское: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы, - иначе» . И вспоминаются эти пушкинские слова тем настойчивее, что Цветаева, в своем неиссякаемом желании быть понятой, оставила нам во множестве «исповеди и записи». «Любя» - опыт-миф, опыт-догадка, опыт-вымысел. И автор точно схватывает интонацию, ритм Марины, ее понимание жизни, мира. И все же - при всех этих плюсах - читая «Любя», я помнила запись Марины Ивановны: «Мое последнее чувство от людей будет - горечь: незаслуженность обиды».