С удовольствием и настроением шли к Женовачу сегодня. Но все время думала о том, как можно поставить спектакль по записным книжкам. Да еще по чеховским! Чехова кто только ни ставил: кажется все давным давно знакомо и (не)понятно. Я уже писала в других постах, связанных с Чеховым, что поняла его поздно - лет пять назад. За эту пятилетку много чеховского прочитано, в том числе 6 томов его писем. Что-то открылось, но остающихся загадок - куда больше . Спектакль подтвердил мое ощущение Чехова. Антон Павлович как любой пишущий - (не)случайно делал записи, заметки о том, что увидел, услышал, подумал, заметил. Серьезное записывал, даже если это серьезное было смешным да и вовсе несерьезным. Итак, мы идем на «Записные книжки». Вновь - радость от театрального дворика, нарочитой (пол-то дубовый, а перила - литые!) простоты театральных интерьеров. Удивление даже от того, что мы заприметили маму с дочкой, которых видели в прошлый наш приход в этот мир образцового порядка и света. Здесь по-прежнему все так опрятно и прекрасно. Неизменные яблоки на столе. И вновь - удивление: сегодня - от траурных повязок на белых рубашках сотрудников театра, занавешенных зеркал, фото в траурной рамке на треноге - в фойе. Оркестр, играющий то ли печальную, то ли веселящую музыку. Прогулявшись по нижнему этажу, поднимаемся вверх, садимся на старинный диван. Первый звонок. Неожиданно в зал входят два актера в черном: мужчина (по спектаклю доктор) и вдова. Следом в зал входит публика. А там… там на красивой веранде за длинным столом с разнокалиберными стульями (разве не чеховская атмосфера?) сидят-пьют-едят-чокаются-обнимаются герои спектакля. Зал затихает, слышен тост ... за юбиляра. Потом пьют уже за усопшего, за свадьбу. В «Три года» (
http://ludno.livejournal.com/29118.html) я подумала, что кровать - символ человеческой жизни: здесь рождаются, здесь умирают. А сегодня увидела, что и стол - символ жизни. Здесь веселятся и горюют(заздравное переходит в заупокойное), говорят, думают… Здесь то внимательно слушают, то перебивают, то умным делятся, то беспутым, то философствуют, то анекдоты пошлые травят… И - звучит, звучит знакомое чеховское: удивительное, смешное, усталое, грустное, афористичное, язвительное. Когда слышишь знакомое, почти хрестоматийное - в очередной раз дивуешься чеховской тонкости. Звучит и незнаемое мною (тут уж я напрягаюсь и понимаю, что Чехова надо читать, читать!), «выкопанное» Женовачем, задумываешься о не столь уж и отчетливом смысле. Текст все время мерцает: знаю - не знаю; голова думает: это понимаю, об этом надо подумать. Когда рассаживались, очень пожалела, что сидим мы во втором ряду: террасные перекладины закрывают лица сидящих вокруг стола. И лишь в конце спектакля поняла, что они будут закрыты-скрыты из любой точки зала. Это как пока еще недодуманная мысль, которую не расскажешь. Вдруг, когда герои говорят, что им так хочется мороженого, я догадываюсь, что сейчас, в антракте нам предложат именно мороженое. Так и есть! Мы по лестнице спускаемся в фойе, а на лестнице сидит «подвыпившая» дамочка из-за сценического стола и поедает мороженое. Саша спросил: «Вкусно?», она лишь махнула утвердительно рукой. Актеры танцуют, поют, веселятся, смешавшись с публикой. Публика то за столом, то у оркестра. И ты понимаешь, что спектакль - здесь. Мы - точно такие же, как те, что только что разговаривали за столом. Здесь, в антракте один наклонился к спутнице и что-то шепчет; другой - юный мальчишка торопится-несет своей девушке металлическую вазочку с мороженым, третья с интересом наблюдает за происходящим. Не то ли же самое действо, что только что было на подмостках? Вот какие находки режиссерские, вот какие дИва происходят. Замечаю: служители театра сняли траурные повязки. Думаю: больше чудес не случится. Случается: в начале второго акта - завораживающая картина! Приглушенный свет на веранде, яблоки, разбросанные по столу и деревянным перекладинам. И - дождь! Настоящий. Постукивающий о дерево. Капли разбиваются о перила, летят к нам. Чувствую вовсе не мажор, а минор. Подтягиваются протрезвевшие (почему-то внутри в тот момент пелось: «мало-помалу праздник пойдет на спад») герои, не давая сказать нечто важное сидящему к публике спиной герою и только-только развернувшемуся к залу. Начинается та же суета, диалоги вновь о квартирах-удачах-значимости жизни. «Лыко да мочало: начинай сначала»! Все о том же, так же… И вновь Женовач с уникальной придумкой: веранда вместе с актерами опускается вниз, а на вновь появившейся сцене - уже другой веранде одинокий актер с чУдным и чуднЫм чеховским рассказом «Студент» (насколько помню, любимый рассказ Б.Л.Пастернака) - о страстной пятнице, об отречении от Христа Петра, о том, что «прошлое связано с настоящим», о том, что кому-то всегда холодно и гулко, а кому-то в этом же холоде тепло. Усиленно думаю: почему режиссер вводит в спектакль именно этот рассказ? Понимаю, что именно в этом рассказе Антон Павлович заявил всем: ЖИЗНЬ ОСМЫСЛЕННА. И вот режиссер и актеры без патетики, тихо (Чехов - писатель «тишайший»!) говорят через чеховский текст: тепло тогда, когда есть «невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья». Уж и не знаю, чтобы такое написал Антон Павлович в своих вечных записках, если бы посмотрел спектакль. А я написала это. Читайте Чехова, ходите на спектакли, посвященные Чехову. Тогда жизнь покажется вам «восхитительной, чудесной и полной высокого смысла» («Студент»Чехова).