Раздавленные кремлёвской стеной(президентский полк)(83)
Предыдущая часть
Послушать песни на полковой школе, можно было не только на спортгородке. Пару раз приезжала к нам музыкальная группа Президентского Полка, «Оптимисты». Название конечно не самое рок-н-ролльное, так и представляются мальчики-зайчики, исполняющие песни, про сосиски в тесте. На самом деле, группа была неплохая, хотя своих песен у неё было не много и они оставляли желать лучшего. Но, мы же всё-таки в армии служили, об этом не стоило забывать. Полк не жалел денег на аппаратуру и музыкальные инструменты. Помнится, заходим мы в клуб, рассаживаемся по местам, а из динамиков, на полную мощность звучит песня Арии «Улица роз». Да как звучит, аж стены дрожат! Творчество Арии занимало на концертах «Оптимистов» главное место. В то время лидером группы был один из старослужащих, очень ценивший Арию, Металлику, Аэрон Мэйден. Я никогда не был поклонником этих групп, но отвращения не испытывал. В армии, возможность послушать такую музыку, была настоящим праздником! Помню, в перерывах между песнями, лидер группы всё говорил о том, как много для отечественной рок-музыки значит Ария и «Арийская эпоха». Ну что же, эпоха, значит эпоха, я готов был принять такую точку зрения и с удовольствием слушал тот рок, которым меня потчевали «Оптимисты». Конечно, исполняла группа и патриотические песни, как говорит моя мама, «про колхоз и про навоз». Всякие «Расплескалась синева», «Кремлёвский полк российских мужиков» и «Строгой кистью великого мастера», я всегда слушал через силу. Представляю бурю народного гнева, которая накроет меня с головой за эти слова. Надеваю каску, как говорится… Но, в конце концов, вкусы-то у всех разные. Даже само понятие «патриотизм», разные люди наделяют противоположными свойствами. Кто-то считает, что истинный патриот должен любить всё, происходящее на родине, будь то даже эпидемия чумы, тотальная коррупция во власти и гопота на улицах. Я считаю и считал иначе. Поэтому, под звуки пафосных песен всегда зевал, ожидая с нетерпением, когда же они закончатся и уступят место какой-нибудь Металлике. Ну, не было в те годы, в Президентском Полку никаких «кистей великого мастера», «чистоты васильков» и верных друзей, идущих «локоть в локоть». Про то, как солдаты два года гадили на головы друг другу, а офицеры заставляли бойцов рожать бэпэшки и рулеты, почему-то никто песен не писал.
Вообще, в купавновском клубе я провёл немало часов, приятных и не очень. Раз в неделю, если не ошибаюсь, нас водили туда на просмотр фильмов. Иногда, конечно показывали разную дрянь, французские, или итальянские боевики 80-х, казавшиеся когда-то нашим родителям крутыми. Но были и нормальные фильмы, такие, как "Рэмбо, первая кровь"(до сих пор с уважением отношусь к этому старому фильму, но только к первой части), "Такси", что-то ещё в этом роде. Удивил меня просмотр такого фильма, как "Бум", с молодой Софи Марсо в главной роли. Были и классические гайдаевские комедии, пара-тройка отечественных фильмов про войну и революцию. Из последних запомнился "Бумбараш". "Арапа Петра Великого" посмотрел с удовольствием. Вообще, купавновский клуб выгодно отличался от завидовского, в котором только и показывали, что поросшие плесенью боевики 80-х, 70-х годов.
Купавновская атмосфера делала своё дело и я незаметно превращался в заправского сержанта. Котов с удовольствием свалил на меня и остальных уверенных, практически все свои обязанности, даже во время занятий на плацу. Замечу, что в строевой, огневой подготовке и прочих армейских дисциплинах, я был одним из лучших во взводе. Ничего особо почётного в хорошем владении сержантскими навыками я не видел тогда и не вижу сейчас. Но я старался, учился, всё запоминал, зная, что лучших курсантов, отличников, часто оставляют в Купавне, по окончании обучения. Как ни странно, это дьявольское местечко чем-то мне нравилось: здесь я научился добывать деньги (хотя, без родительского кармана не обошлось), здесь рядом была Москва и старослужащих отпускали в увольнение, в город. Разве это не круто? Здесь был отличный спортзал и, будучи бруском, а тем более старым, там можно было бы заниматься в своё удовольствие. Для меня последнее очень много значило. В Купавне не было такой "застойной" атмосферы, как в Завидово. Наверно, я не очень понятно объяснил, за что мне нравилась Купавна, которую большинство солдат ненавидело, но вот нравилась она мне и всё тут. Кстати, Филонов был со мной полностью солидарен, он тоже хотел остаться на полковой.
Своими идеями о продолжении службы в лагере, мы поделились с Котовым. Хотели услышать совет, или наставление. Саша был настроен скептически:
- Для того, чтобы остаться тут, надо быть реальным отличником. Устав надо знать наизусть. В свободное время, надо не в классе щемать, не письма домой строчить, как ты, Воробьёв, это делаешь постоянно, а учить сидеть. Учить, - Котов явно был недоволен мной и Филоновым.
- Блин, Саша, да мы вроде хорошо всё знаем-то, учим постоянно. Мы же отличники, - я реально так думал, что мы (особенно я) отличники.
- Этого недостаточно. Прекращай читать своих Стругацких, писать там свои письма вечно и берись за учёбу реально, по-настоящему.
Я не готов был перестать читать любимые книги и писать. Писал я стихи, в большом количестве, и рассказы, в небольшом. Письма конечно тоже писал. Сочинительство было неплохой психотерапией и вообще, мне нравилось. Своё увлечение я скрывал ото всех, хотя, Котов наверно догадывался, но ему было плевать. Проныра-Филонов, тоже скоро узнал обо всём. Он моё творчество не понимал, не одобрял, но и не высмеивал. Всё же, мы были, вроде как друзьями. Скрывал я по понятным причинам: кругом были одни тупари, которых, мягко говоря, стихи не интересовали. Да что там стихи: многие солдаты вообще читали с трудом, как говорится, исключительно по слогам. Зато, у них точно получилось бы поднять меня на смех. Но я помнил библейскую мудрость: "не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас". Вероятно, приведённая цитата не совсем соответствует моменту, по своему драматизму, но как бы там ни было, я просто решил ничего вообще не давать псам и свиньям, будь то святыни, божий дар, или яичница. Обойдутся, "рыжие, светло-пегие", как говорил Высоцкий.
Что значило для меня, отказаться от столь любимых и важных дел, в пользу изучения армейского устава? Полный дурдом, вот что значило. Цель не оправдывала средства: остаться в Купавне, это неплохо конечно, но не отлично и не прекрасно. Если бы командиры пообещали отправить меня домой, за подробное знание их главной книги, я бы постарался и попотел, а так, разменивая одну дрянь на другую, вроде как менее дрянную, усиленно учиться не было ни малейшего желания. Уставы я учил и занимался, но решил для себя так: будь что будет, оставят, значит оставят; не оставят, значит не оставят. Филонов тоже особо не парился. Вообще, его мнение в этом вопросе во многом зависело от моего. Он не был ведомым, просто я заражал его своим энтузиазмом.
Примерно в этот ответственно-учебный период, ко мне, в первый раз за второе полугодие, приехала мама. Всего она приезжала на полковую, пару-тройку раз, то с отцом, то с сестрой. Естественно, я хорошо проводил время с родственниками, хотя в Купавне даже негде было остановиться. Дрянная Завидовская гостиница, пришлась бы кстати. Что тут скажешь, отдыхалось всё равно неплохо, даже просто сидя в чистом поле. Помнится, мы покупали арбуз, колбасу, что-то ещё из еды, садились на поваленные деревья, в местных полях-перелесках, кушали, общались, хорошо проводили время. На кафе и рестораны денег не было. Тем более, наличность была мне нужна в виде настоящих купюр, а не в виде посиделок в кабаках. Мама обязательно привозила мне некую сумму денег. Сигаретных махинаций и прочих предпринимательских замут мне не хватало для нормального существования.
Просто так в увольнение не отпускали. Перед встречей с родителями приходилось тщательно готовить парадку, всё отглаживать; погоны, петлички, шеврон, должны были быть расположены в строго определённых местах, на определённых расстояниях от краёв одежды. Командир роты замерял всё с линейкой и не дай Бог шеврон, или погон был не на месте, а брюки с кителем помяты - приходилось исправлять недочёты и до встречи с родителями порой приходилось два часа готовить форму. Конечно, это жутко бесило, иначе и быть не могло, хотя, я всегда справлялся с подготовкой парадки за тридцать-сорок минут и, как правило, у меня всё было в порядке.
Иногда удавалось выйти на волю и без приезда родителей: курсантов, под предводительством какого-нибудь сержанта, порой отпускали на почту, или телефонный пункт, если надо было позвонить родителям. Мы с Филоновым довольно быстро научились использовать такие вылазки на гражданку для того, чтобы банально побираться на каком-нибудь рынке. Солдатам подавали довольно бойко, про сигареты я вообще молчу: отдавали целыми пачками. Правда, мало кто на гражданке курил Кент, или Винстон. Иногда после вылазки на гражданку, мы с Максом возвращались с тысячей, или даже двумя в кармане. Надо ли говорить, как сильно выручали эти деньги... Правда, было довольно стыдно в зеркало смотреться после этого. Вспоминается Киса Воробьянинов, из "Двенадцати стульев": «Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы». Недаром наверно созвучны фамилии "Воробьёв" и "Воробьянинов". Спасибо Президентскому Полку! Где ещё я научился бы побираться? Скажите, ну разве это не школа жизни?
Да уж, армия учит многому, правда, в основном всякой ерунде. А иногда, повторение бывает матерью учения. Именно на полковой школе я вспомнил забытое умение, приобретённое на гражданке: мыться холодной водой. Дома я принимал по утрам ледяной душ, мог спокойно поплавать в речке, в октябре. Закалялся, одним словом. В Купавне мне пригодились столь специфичные навыки, во время походов в банно-душевой комплекс. Я не любил эти процедуры: вечно приходилось куда-то спешить, намыливаться и ополаскиваться на бегу. Почему-то все куда-то вечно опаздывали и, как всегда в армии, солдаты мылись со скоростью "я считаю до трёх".
Старьё с брусками плескалось в первых четырёх душевых кабинах, пузырям оставались ещё три. Для того, чтобы успеть помыться, приходилось набиваться в одну кабинку по три-четыре человека. Мне жутко это не нравилось, просто не люблю я задницами толкаться. Мне на радость, в одной из трёх кабин сломался кран и горячей воды в ней не стало. Конечно же, ремонтировать водопровод никто не собирался, кабина всегда пустовала, холодный душ солдатам не нравился и я мог, с чувством, с толком, с расстановкой, помыться без конкуренции. Мне это очень нравилось, я прямо кайфовал. С холодным душем связан интересный случай: как-то раз, стою я в кабинке, спокойно моюсь. Выключил воду, намыливаюсь в гордом одиночестве. В соседних кабинах, как обычно - давка, толкотня, шум и гам. Чума, на все их дома... В этот момент, в душевое помещение заходит какой-то уверенный старый, с удивлением смотрит на меня некоторое время и выдаёт перл:
- Эй ты, пузырь! Ты что, самый уверенный?! Один моешься?! А ну, быстро свалил отсюда! - я не мог спорить со стариком и ушёл, но недалеко, продолжив натираться мочалкой в стороне. Как-то не пришло мне в голову, что старик не знает об отсутствии горячей воды в "моей" кабинке. Уверенный же чувак, убеждённый в том, что справедливость восторжествовала, спокойно разложил свои мыльно-рыльные принадлежности, зашёл в кабину и пустил воду. Очень забавное было зрелище: старик так быстро выпрыгнул из-под душа, что я аж намыливаться перестал.
- Там что, горячей нет что ли?! - возмущению старика не было предела.
- Горячей? Нет, горячей нет. Я холодной моюсь, - ответил я.
- Что же ты мне не сказал-то? - старик выглядел обескураженным.
- Не сказал? Но ты же меня просто выгнал. Откуда мне знать? Я люблю под холодной мыться.
- Ясно с тобой всё, - пробурчал обиженный дед и побрёл восвояси.
Помимо приведения себя в порядок, я частенько стирал в бане форму. Стиранные вещи следовало как следует отжать, после чего просто одеть на себя. Со стороны почти не бросалось в глаза, что я в мокрой одежде, к тому же, стояли тёплое лето и тряпки на теле быстро высыхали.
А ещё мы с Филоновым, Глуховым и Коняхиным всё время планировали. Распределяли роли на тот случай, если придётся возвращаться в Завидово. Вообще, в то, что мы с Максом останемся в Купавне, как-то не верилось. Я хотел стать санинструктором роты, сантиком. Нравилась мне эта должность, не накладывающая на человека большой ответственности, дающая некоторую свободу. Планировалось, что будучи сантиком, я возьму на себя роль заместителя самого главного сержанта, химаря, которым должен стать Филонов. Макс прямо-таки хотел рулить ротой, в отличии от меня. Я не хотел, понимая, что всем чесоолюбивым планам, о мире во всём мире, ну или хотя бы в нашей роте, не суждено сбыться. Раз так, то и командовать нечего и нечем. Глухова мы "назначили" заместителем командира первого взвода. Первым, после нас. Антон был вполне доволен отведённым ему местом. Тупорылый Дьяков становился замом второго взвода, Коняхин - хотел рулить третьим, своим родным, и вполне этого заслуживал. Бестолковый Савченков Олег, вместе с бесхребетным и противно-мелочным Носиковым, становились командирами отделений. Орлову Лёхе, неплохому, но склонному к лёгкой тупости парню, так же отводилась роль командира отделения. Оставалась самая малость: воплотить все эти грандиозные планы в жизнь.
Я бы мог ещё что-нибудь написать, про распределение ролей, но лучше вспомнить по этому поводу, уморительный момент из замечательной книги Ильфа и Петрова, «Двенадцать стульев»:
«... - Ипполита Матвеевича Воробьянинова мы предлагаем в предводители дворянства! - воскликнули молодые люди. Чарушников снисходительно закашлялся.
- Куда там! Он не меньше чем министром будет. А то и выше подымай - в диктаторы!
- Да что вы, господа, - сказал Дядьев, - предводитель - дело десятое! О губернаторе нам надо думать, а не о предводителе. Давайте начнём с губернатора. Я думаю...
- Господина Дядьева! - восторженно закричал Полесов.
- Кому же ещё взять власть над всей губернией?
- Я очень польщён доверием, - начал Дядьев. Но тут выступил внезапно покрасневший Чарушников.
- Этот вопрос, господа, - сказал он с надсадой в голосе, - следовало бы провентилировать. На Дядьева он старался не смотреть.
Владелец «Быстроупака» гордо рассматривал свои сапоги, на которые налипли деревянные стружки.
- Я не возражаю, - вымолвил он, - давайте пробаллотируем. Закрытым голосованием или открытым?
- Нам по-советскому не надо, - обиженно сказал Чарушников, - давайте голосовать по-честному, по-европейски - закрыто...
...Когда трепещущий Полесов огласил результаты честной европейской баллотировки, в комнате воцарилось тягостное молчание. На Чарушникова старались не смотреть... ...Добрая Елена Станиславовна тут же сказала:
- А городским головой я предлагаю выбрать все-таки мосье Чарушникова.
- Почему же все-таки? - проговорил великодушный губернатор. - Не все-таки, а именно его и никого другого. Общественная деятельность господина Чарушникова нам хорошо известна.
- Просим, просим! - закричали все...
...- А я? - раздался вдруг тонкий волнующийся голос.
Все обернулись. В углу, возле попугая, стоял в конец расстроенный Полесов. У Виктора Михайловича на черных веках закипали слезы. Всем стало очень совестно...
...- В брандмейстеры, что ли?...
- В брандмейстеры? - заволновался вдруг Виктор Михайлович. Перед ним мгновенно возникли бесчисленные пожарные колесницы, блеск огней, звуки труб и барабанная дробь. Засверкали топоры, закачались факелы, земля разверзлась, и вороные драконы понесли его на пожар городского театра.
- Брандмейстером? Я хочу быть брандмейстером!
- Ну вот и отлично! Поздравляю вас, вы - брандмейстер. Выпей, брандмейстер!
- За процветание пожарной дружины! - иронически сказал председатель биржевого комитета...»
продолжение следует
Послушать песни на полковой школе, можно было не только на спортгородке. Пару раз приезжала к нам музыкальная группа Президентского Полка, «Оптимисты». Название конечно не самое рок-н-ролльное, так и представляются мальчики-зайчики, исполняющие песни, про сосиски в тесте. На самом деле, группа была неплохая, хотя своих песен у неё было не много и они оставляли желать лучшего. Но, мы же всё-таки в армии служили, об этом не стоило забывать. Полк не жалел денег на аппаратуру и музыкальные инструменты. Помнится, заходим мы в клуб, рассаживаемся по местам, а из динамиков, на полную мощность звучит песня Арии «Улица роз». Да как звучит, аж стены дрожат! Творчество Арии занимало на концертах «Оптимистов» главное место. В то время лидером группы был один из старослужащих, очень ценивший Арию, Металлику, Аэрон Мэйден. Я никогда не был поклонником этих групп, но отвращения не испытывал. В армии, возможность послушать такую музыку, была настоящим праздником! Помню, в перерывах между песнями, лидер группы всё говорил о том, как много для отечественной рок-музыки значит Ария и «Арийская эпоха». Ну что же, эпоха, значит эпоха, я готов был принять такую точку зрения и с удовольствием слушал тот рок, которым меня потчевали «Оптимисты». Конечно, исполняла группа и патриотические песни, как говорит моя мама, «про колхоз и про навоз». Всякие «Расплескалась синева», «Кремлёвский полк российских мужиков» и «Строгой кистью великого мастера», я всегда слушал через силу. Представляю бурю народного гнева, которая накроет меня с головой за эти слова. Надеваю каску, как говорится… Но, в конце концов, вкусы-то у всех разные. Даже само понятие «патриотизм», разные люди наделяют противоположными свойствами. Кто-то считает, что истинный патриот должен любить всё, происходящее на родине, будь то даже эпидемия чумы, тотальная коррупция во власти и гопота на улицах. Я считаю и считал иначе. Поэтому, под звуки пафосных песен всегда зевал, ожидая с нетерпением, когда же они закончатся и уступят место какой-нибудь Металлике. Ну, не было в те годы, в Президентском Полку никаких «кистей великого мастера», «чистоты васильков» и верных друзей, идущих «локоть в локоть». Про то, как солдаты два года гадили на головы друг другу, а офицеры заставляли бойцов рожать бэпэшки и рулеты, почему-то никто песен не писал.
Вообще, в купавновском клубе я провёл немало часов, приятных и не очень. Раз в неделю, если не ошибаюсь, нас водили туда на просмотр фильмов. Иногда, конечно показывали разную дрянь, французские, или итальянские боевики 80-х, казавшиеся когда-то нашим родителям крутыми. Но были и нормальные фильмы, такие, как "Рэмбо, первая кровь"(до сих пор с уважением отношусь к этому старому фильму, но только к первой части), "Такси", что-то ещё в этом роде. Удивил меня просмотр такого фильма, как "Бум", с молодой Софи Марсо в главной роли. Были и классические гайдаевские комедии, пара-тройка отечественных фильмов про войну и революцию. Из последних запомнился "Бумбараш". "Арапа Петра Великого" посмотрел с удовольствием. Вообще, купавновский клуб выгодно отличался от завидовского, в котором только и показывали, что поросшие плесенью боевики 80-х, 70-х годов.
Купавновская атмосфера делала своё дело и я незаметно превращался в заправского сержанта. Котов с удовольствием свалил на меня и остальных уверенных, практически все свои обязанности, даже во время занятий на плацу. Замечу, что в строевой, огневой подготовке и прочих армейских дисциплинах, я был одним из лучших во взводе. Ничего особо почётного в хорошем владении сержантскими навыками я не видел тогда и не вижу сейчас. Но я старался, учился, всё запоминал, зная, что лучших курсантов, отличников, часто оставляют в Купавне, по окончании обучения. Как ни странно, это дьявольское местечко чем-то мне нравилось: здесь я научился добывать деньги (хотя, без родительского кармана не обошлось), здесь рядом была Москва и старослужащих отпускали в увольнение, в город. Разве это не круто? Здесь был отличный спортзал и, будучи бруском, а тем более старым, там можно было бы заниматься в своё удовольствие. Для меня последнее очень много значило. В Купавне не было такой "застойной" атмосферы, как в Завидово. Наверно, я не очень понятно объяснил, за что мне нравилась Купавна, которую большинство солдат ненавидело, но вот нравилась она мне и всё тут. Кстати, Филонов был со мной полностью солидарен, он тоже хотел остаться на полковой.
Своими идеями о продолжении службы в лагере, мы поделились с Котовым. Хотели услышать совет, или наставление. Саша был настроен скептически:
- Для того, чтобы остаться тут, надо быть реальным отличником. Устав надо знать наизусть. В свободное время, надо не в классе щемать, не письма домой строчить, как ты, Воробьёв, это делаешь постоянно, а учить сидеть. Учить, - Котов явно был недоволен мной и Филоновым.
- Блин, Саша, да мы вроде хорошо всё знаем-то, учим постоянно. Мы же отличники, - я реально так думал, что мы (особенно я) отличники.
- Этого недостаточно. Прекращай читать своих Стругацких, писать там свои письма вечно и берись за учёбу реально, по-настоящему.
Я не готов был перестать читать любимые книги и писать. Писал я стихи, в большом количестве, и рассказы, в небольшом. Письма конечно тоже писал. Сочинительство было неплохой психотерапией и вообще, мне нравилось. Своё увлечение я скрывал ото всех, хотя, Котов наверно догадывался, но ему было плевать. Проныра-Филонов, тоже скоро узнал обо всём. Он моё творчество не понимал, не одобрял, но и не высмеивал. Всё же, мы были, вроде как друзьями. Скрывал я по понятным причинам: кругом были одни тупари, которых, мягко говоря, стихи не интересовали. Да что там стихи: многие солдаты вообще читали с трудом, как говорится, исключительно по слогам. Зато, у них точно получилось бы поднять меня на смех. Но я помнил библейскую мудрость: "не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас". Вероятно, приведённая цитата не совсем соответствует моменту, по своему драматизму, но как бы там ни было, я просто решил ничего вообще не давать псам и свиньям, будь то святыни, божий дар, или яичница. Обойдутся, "рыжие, светло-пегие", как говорил Высоцкий.
Что значило для меня, отказаться от столь любимых и важных дел, в пользу изучения армейского устава? Полный дурдом, вот что значило. Цель не оправдывала средства: остаться в Купавне, это неплохо конечно, но не отлично и не прекрасно. Если бы командиры пообещали отправить меня домой, за подробное знание их главной книги, я бы постарался и попотел, а так, разменивая одну дрянь на другую, вроде как менее дрянную, усиленно учиться не было ни малейшего желания. Уставы я учил и занимался, но решил для себя так: будь что будет, оставят, значит оставят; не оставят, значит не оставят. Филонов тоже особо не парился. Вообще, его мнение в этом вопросе во многом зависело от моего. Он не был ведомым, просто я заражал его своим энтузиазмом.
Примерно в этот ответственно-учебный период, ко мне, в первый раз за второе полугодие, приехала мама. Всего она приезжала на полковую, пару-тройку раз, то с отцом, то с сестрой. Естественно, я хорошо проводил время с родственниками, хотя в Купавне даже негде было остановиться. Дрянная Завидовская гостиница, пришлась бы кстати. Что тут скажешь, отдыхалось всё равно неплохо, даже просто сидя в чистом поле. Помнится, мы покупали арбуз, колбасу, что-то ещё из еды, садились на поваленные деревья, в местных полях-перелесках, кушали, общались, хорошо проводили время. На кафе и рестораны денег не было. Тем более, наличность была мне нужна в виде настоящих купюр, а не в виде посиделок в кабаках. Мама обязательно привозила мне некую сумму денег. Сигаретных махинаций и прочих предпринимательских замут мне не хватало для нормального существования.
Просто так в увольнение не отпускали. Перед встречей с родителями приходилось тщательно готовить парадку, всё отглаживать; погоны, петлички, шеврон, должны были быть расположены в строго определённых местах, на определённых расстояниях от краёв одежды. Командир роты замерял всё с линейкой и не дай Бог шеврон, или погон был не на месте, а брюки с кителем помяты - приходилось исправлять недочёты и до встречи с родителями порой приходилось два часа готовить форму. Конечно, это жутко бесило, иначе и быть не могло, хотя, я всегда справлялся с подготовкой парадки за тридцать-сорок минут и, как правило, у меня всё было в порядке.
Иногда удавалось выйти на волю и без приезда родителей: курсантов, под предводительством какого-нибудь сержанта, порой отпускали на почту, или телефонный пункт, если надо было позвонить родителям. Мы с Филоновым довольно быстро научились использовать такие вылазки на гражданку для того, чтобы банально побираться на каком-нибудь рынке. Солдатам подавали довольно бойко, про сигареты я вообще молчу: отдавали целыми пачками. Правда, мало кто на гражданке курил Кент, или Винстон. Иногда после вылазки на гражданку, мы с Максом возвращались с тысячей, или даже двумя в кармане. Надо ли говорить, как сильно выручали эти деньги... Правда, было довольно стыдно в зеркало смотреться после этого. Вспоминается Киса Воробьянинов, из "Двенадцати стульев": «Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы». Недаром наверно созвучны фамилии "Воробьёв" и "Воробьянинов". Спасибо Президентскому Полку! Где ещё я научился бы побираться? Скажите, ну разве это не школа жизни?
Да уж, армия учит многому, правда, в основном всякой ерунде. А иногда, повторение бывает матерью учения. Именно на полковой школе я вспомнил забытое умение, приобретённое на гражданке: мыться холодной водой. Дома я принимал по утрам ледяной душ, мог спокойно поплавать в речке, в октябре. Закалялся, одним словом. В Купавне мне пригодились столь специфичные навыки, во время походов в банно-душевой комплекс. Я не любил эти процедуры: вечно приходилось куда-то спешить, намыливаться и ополаскиваться на бегу. Почему-то все куда-то вечно опаздывали и, как всегда в армии, солдаты мылись со скоростью "я считаю до трёх".
Старьё с брусками плескалось в первых четырёх душевых кабинах, пузырям оставались ещё три. Для того, чтобы успеть помыться, приходилось набиваться в одну кабинку по три-четыре человека. Мне жутко это не нравилось, просто не люблю я задницами толкаться. Мне на радость, в одной из трёх кабин сломался кран и горячей воды в ней не стало. Конечно же, ремонтировать водопровод никто не собирался, кабина всегда пустовала, холодный душ солдатам не нравился и я мог, с чувством, с толком, с расстановкой, помыться без конкуренции. Мне это очень нравилось, я прямо кайфовал. С холодным душем связан интересный случай: как-то раз, стою я в кабинке, спокойно моюсь. Выключил воду, намыливаюсь в гордом одиночестве. В соседних кабинах, как обычно - давка, толкотня, шум и гам. Чума, на все их дома... В этот момент, в душевое помещение заходит какой-то уверенный старый, с удивлением смотрит на меня некоторое время и выдаёт перл:
- Эй ты, пузырь! Ты что, самый уверенный?! Один моешься?! А ну, быстро свалил отсюда! - я не мог спорить со стариком и ушёл, но недалеко, продолжив натираться мочалкой в стороне. Как-то не пришло мне в голову, что старик не знает об отсутствии горячей воды в "моей" кабинке. Уверенный же чувак, убеждённый в том, что справедливость восторжествовала, спокойно разложил свои мыльно-рыльные принадлежности, зашёл в кабину и пустил воду. Очень забавное было зрелище: старик так быстро выпрыгнул из-под душа, что я аж намыливаться перестал.
- Там что, горячей нет что ли?! - возмущению старика не было предела.
- Горячей? Нет, горячей нет. Я холодной моюсь, - ответил я.
- Что же ты мне не сказал-то? - старик выглядел обескураженным.
- Не сказал? Но ты же меня просто выгнал. Откуда мне знать? Я люблю под холодной мыться.
- Ясно с тобой всё, - пробурчал обиженный дед и побрёл восвояси.
Помимо приведения себя в порядок, я частенько стирал в бане форму. Стиранные вещи следовало как следует отжать, после чего просто одеть на себя. Со стороны почти не бросалось в глаза, что я в мокрой одежде, к тому же, стояли тёплое лето и тряпки на теле быстро высыхали.
А ещё мы с Филоновым, Глуховым и Коняхиным всё время планировали. Распределяли роли на тот случай, если придётся возвращаться в Завидово. Вообще, в то, что мы с Максом останемся в Купавне, как-то не верилось. Я хотел стать санинструктором роты, сантиком. Нравилась мне эта должность, не накладывающая на человека большой ответственности, дающая некоторую свободу. Планировалось, что будучи сантиком, я возьму на себя роль заместителя самого главного сержанта, химаря, которым должен стать Филонов. Макс прямо-таки хотел рулить ротой, в отличии от меня. Я не хотел, понимая, что всем чесоолюбивым планам, о мире во всём мире, ну или хотя бы в нашей роте, не суждено сбыться. Раз так, то и командовать нечего и нечем. Глухова мы "назначили" заместителем командира первого взвода. Первым, после нас. Антон был вполне доволен отведённым ему местом. Тупорылый Дьяков становился замом второго взвода, Коняхин - хотел рулить третьим, своим родным, и вполне этого заслуживал. Бестолковый Савченков Олег, вместе с бесхребетным и противно-мелочным Носиковым, становились командирами отделений. Орлову Лёхе, неплохому, но склонному к лёгкой тупости парню, так же отводилась роль командира отделения. Оставалась самая малость: воплотить все эти грандиозные планы в жизнь.
Я бы мог ещё что-нибудь написать, про распределение ролей, но лучше вспомнить по этому поводу, уморительный момент из замечательной книги Ильфа и Петрова, «Двенадцать стульев»:
«... - Ипполита Матвеевича Воробьянинова мы предлагаем в предводители дворянства! - воскликнули молодые люди. Чарушников снисходительно закашлялся.
- Куда там! Он не меньше чем министром будет. А то и выше подымай - в диктаторы!
- Да что вы, господа, - сказал Дядьев, - предводитель - дело десятое! О губернаторе нам надо думать, а не о предводителе. Давайте начнём с губернатора. Я думаю...
- Господина Дядьева! - восторженно закричал Полесов.
- Кому же ещё взять власть над всей губернией?
- Я очень польщён доверием, - начал Дядьев. Но тут выступил внезапно покрасневший Чарушников.
- Этот вопрос, господа, - сказал он с надсадой в голосе, - следовало бы провентилировать. На Дядьева он старался не смотреть.
Владелец «Быстроупака» гордо рассматривал свои сапоги, на которые налипли деревянные стружки.
- Я не возражаю, - вымолвил он, - давайте пробаллотируем. Закрытым голосованием или открытым?
- Нам по-советскому не надо, - обиженно сказал Чарушников, - давайте голосовать по-честному, по-европейски - закрыто...
...Когда трепещущий Полесов огласил результаты честной европейской баллотировки, в комнате воцарилось тягостное молчание. На Чарушникова старались не смотреть... ...Добрая Елена Станиславовна тут же сказала:
- А городским головой я предлагаю выбрать все-таки мосье Чарушникова.
- Почему же все-таки? - проговорил великодушный губернатор. - Не все-таки, а именно его и никого другого. Общественная деятельность господина Чарушникова нам хорошо известна.
- Просим, просим! - закричали все...
...- А я? - раздался вдруг тонкий волнующийся голос.
Все обернулись. В углу, возле попугая, стоял в конец расстроенный Полесов. У Виктора Михайловича на черных веках закипали слезы. Всем стало очень совестно...
...- В брандмейстеры, что ли?...
- В брандмейстеры? - заволновался вдруг Виктор Михайлович. Перед ним мгновенно возникли бесчисленные пожарные колесницы, блеск огней, звуки труб и барабанная дробь. Засверкали топоры, закачались факелы, земля разверзлась, и вороные драконы понесли его на пожар городского театра.
- Брандмейстером? Я хочу быть брандмейстером!
- Ну вот и отлично! Поздравляю вас, вы - брандмейстер. Выпей, брандмейстер!
- За процветание пожарной дружины! - иронически сказал председатель биржевого комитета...»
продолжение следует